свои мысли.
Нейл что-то ей сказал, но она пребывала в прошлом, напрочь отключившись от настоящего.
Она вновь сидела на корточках в чулане мужского туалета, слушая Дерека Сотеля, наблюдая, как гриб зашивает разрез на черной, с желтыми точками оболочке…
Молли огляделась в поисках профессора.
Когда Нейл положил руку ей на плечо и мягко тряхнул, Молли спросила:
— Что здесь, черт побери, происходит? Где правда и есть ли она?
Она увидела Дерека на другом конце таверны. Он смотрел на нее… и улыбался, будто знал, о чем она должна думать. Потом отвернулся и заговорил с одним из сидящих за столом.
— Пойдем, — Молли направилась к Дереку. Нейл последовал за ней.
За редким исключением все, кто находился в таверне, были на ногах, ходили кругами, обменивались впечатлениями, ободряли друг друга, слишком взволнованные, чтобы сесть за столик или у стойки.
Большинство собак тоже вскочили с мест, кружили между столиками и людьми, обнюхивая пол. Возможно, их более всего привлекали запахи еды и пролитых напитков, но Молли задалась вопросом, а не ищут ли они исчезнувшую куклу.
Когда она добралась до Дерека, тот наливал джин в стакан с наполовину растаявшими кубиками льда и несколькими ломтиками лайма. Он тут же повернулся к ней, словно следил за ее приближением третьим глазом на затылке.
— Молли, Нейл, дорогие друзья, я уверен, что этот театр одной актрисы убедил вас, что Бахус и Дионисий — единственные боги, достойные поклонения. Так помолимся за то, чтобы в кладовой Рассела хватило джина и мы смогли наслаждаться им до последней смены последнего акта.
— Хватит трепаться, Дерек, — отрезала Молли. — Ты не такой пьяный, каким хочешь казаться. А если ты и пьян, ум у тебя достаточно светлый, чтобы отыграть положенную тебе роль.
— Мою роль? — Он огляделся, изображая недоумение. — А что, нас снимают скрытой камерой?
— Ты знаешь, о чем я.
— Нет. Боюсь, что не знаю. И я очень сомневаюсь, что ты сама знаешь, о чем говоришь.
Тут он попал в десятку. Она не знала, что тут происходит. Однако чувствовала все гораздо сложней, чем она думала, и их всех, и ее в том числе, хотят обмануть.
— В чулане, где мы наблюдали, как этот чертов гриб зашивает свою рану… сразу я этого не поняла, но ты процитировал Элиота.
Тень пробежала по его лбу, а в глазах что-то мелькнуло, и отнюдь не дружественное.
— Какого Элиота? — спросил он.
— Не нужно играть со мной в эти игры, Дерек. Ти Эс Элиота.
— Никогда не интересовался стариной Ти Эс. Предпочитаю романистов, как тебе известно, особенно тех, кого называют мачо. Элиот для меня слишком утонченный джентльмен, я с такими дела не имею.
— Ты сказал: «Наши знания приближают нас к нашему невежеству».
— Неужели? — спросил он. И если в голосе насмешки не чувствовалось, то она определенно поблескивала в глазах.
— И фраза эта не очень-то складывалась с тем, что ты говорил раньше, но некоторую несвязность разговора я отнесла за счет джина, да и цитату узнала не сразу.
— Я не всегда цитирую классиков, дорогая моя. Время от времени способен и сам изречь что-нибудь мудрое.
Она не позволила ему так легко соскочить с крючка.
— Следующая строка Элиота: «Наше невежество приближает нас к смерти».
— Ну, эти слова определенно соотносятся со сложившейся ситуацией.
— Гарри Корриган, мой отец, ты… вы все цитируете Элиота. Как ты с ними связан? Что тут происходит?
Самодовольная, саркастическая улыбка Дерека ничуть не отличалась от улыбки Рендера.
— Нейл, твоя очаровательная жена, похоже, прочитала слишком много детективов. Вот ей всюду и чудятся какие-то тайны и заговоры.
— Ты произносил эти слова, — Нейл встал на сторону Молли. — Я помню.
— Будь осторожен, Нейл. Паранойя может быть заразительной. Лучше возьми бутылку джина и сделай себе прививку от паранойи.
— Если ты думаешь, что кто-то хочет добраться до тебя, и кто-то действительно хочет добраться до тебя, это не паранойя, — ответила Молли. — Это реальность.
Ткнув пальцем в потолок, указывая на левиафана, присутствие которого все они чувствовали, пусть не видели и не слышали его, Дерек ответил:
— Реальность — вон она, Молли, над нашими головами. Мы все мертвы, весь наш мир мертв, никто не спасется, и все уже решено, за исключением часа, когда топор упадет на последних из нас.
Она не увидела в Дереке ни страха, ни отчаяния, ни даже меланхолии, которую он расхваливал как идеальное убежище от более сильных эмоций. Вместо этого в его на удивление ясных глазах и улыбке Чеширского кота она увидела торжество. Вроде бы такого быть не могло, но она увидела, и в этом у нее не было ни малейшего сомнения.
— А теперь, дорогая Молли, забудь о гипотетических заговорах и насладись тем, чем еще можно насладиться. Выпивка сегодня за счет заведения.
Раздраженная, многого не понимающая, хотя враждебность и лживость Дерека сомнений у нее не вызывала, Молли отвернулась от него. Отошла на несколько шагов, прежде чем осознала, что не имеет ни малейшего представления, куда идет, чем собирается заниматься.
Вроде бы оставался только один вариант: ждать смерти и встретить ее приход с распростертыми объятиями.
Глава 29
Нейл взял ее за руку и отвел в кабинку у северной стены таверны.
Сесть она отказалась.
— Время у нас на исходе.
— Я слышу, как тикают часы.
— Мы должны что-то сделать, подготовиться.
— Правильно. Но что? Как?
— Может, банк — наилучшая идея. Безопасное место. Внизу бункер. По крайней мере, мы сможем дать бой.
— Тогда пойдем туда, вместе с остальными.
— В этом все и дело. В остальных. Они все умерли… в зеркале. Они умрут в банке? Там до них доберутся… разорвут на части?
Молли покачала головой. Оглядела таверну. Увидела, что те самые люди, которые несколько минут тому назад обсуждали тактику, стратегию и шансы на выживание, сейчас едва сдерживают панику. Они поверили зеркалу. И ждали ужасной смерти, в самом скором времени.
— Я боюсь, — призналась она. — Пока я держалась, и вроде бы неплохо… но начинаю сдавать.
Нейл обнял ее. Он всегда знал, когда лучше промолчать.
Молли дрожала всем телом, прижимаясь к нему. Вслушивалась в удары его сердца. Сильные и не такие уж частые.
Когда же и ее сердце начало замедлять свой бег, он увлек ее в кабинку, сел напротив.
Свечи на столе не горели, и темнота ее только радовала. Она не хотела, чтобы кто-либо помимо Нейла видел ее слезы. Она гордилась своей несгибаемостью, умением противостоять трудностям.
Возможно, гордость более не имела никакого значения, но по причинам, которые она не могла выразить словами, Молли подумала, что это совершенно не так, и роль гордости только возрастает.
— Прежде чем мы решим, что делать дальше, может, мы должны спросить себя, а что нам известно
