Однако у Молли не было возможности соединять в единое целое отдельные фрагменты картинки- головоломки, на которую интуиция настоятельно обращала ее внимание. Для подобных раздумий требовалась спокойная обстановка и время, а она не располагала ни первым, ни вторым.
Зверь, которого она укусила, говорил про ягнят, детей, которых собирался принести в жертву. Чему, кому, на каком алтаре, с какой целью, значения не имело, в отличие от его намерений… и от нее требовалось остановить зверя.
Ушибленное ухо болело, кровоточило, но звон прошел. Она снова все хорошо слышала.
Правда, долетало до ее ушей лишь шебуршание в стенах, которое не складывалось в голоса.
К горлу подкатывала тошнота. Рот наполнялся слюной. Она по-прежнему чувствовала вкус крови, поэтому выплевывала слюну, а не проглатывала, и опять выплевывала.
Отвернувшись от двери, подсвечивая себе фонарем, она первым делом увидела топор, всаженный в боковую поверхность высокого деревянного комода. И на лезвии, и на рукоятке была кровь.
Молли стало дурно, она не хотела смотреть дальше, но понимала, что должна, и посмотрела.
Находилась она в кабинете, два окна которого выходили на деревья, увешанные мхом, и на лиловый полдень. За приоткрытой дверью находилась ванная.
Комнату она делила с двумя порубленными телами: мужчина лежал на полу, женщина сидела в кресле. Вроде бы она уже привыкла к ужасам, но все равно не могла смотреть на трупы слишком долго или слишком пристально.
Семейные фотографии на стене за столом показывали, что убитые — родители детей, запертых в комнате рядом с лестницей. Мальчик с ямочками на щеках и старшая сестра с черными волосами. Ровная челка закрывала чуть ли не весь лоб.
Ни на одной из фотографий мужчины со шрамом она не нашла. Он был незваным гостем. Молли прекрасно понимала, что Майкл Рендер — не единственный социопат, которого безмерно радовал хаос рушащейся цивилизации.
Жертвоприношение.
В поисках оружия она торопливо обыскала ящики стола. Надеялась найти пистолет или револьвер. Обнаружила лишь большие ножницы.
У нее за спиной раздался голос мужчины со шрамом: «Брось их», и тут же ствол пистолета, вероятно, ее пистолета калибра 9 мм, уперся Молли в затылок.
Глава 56
Массивный стул с высокой спинкой оставался на прежнем месте, подпирая ручку, но киллер не «просочился» ни сквозь дверь, ни сквозь стены.
Вероятно, ванная соединяла кабинет и спальню. Мужчина пробыл в доме достаточно долго, чтобы разобраться со взаимным местоположением комнат, вот и проник в кабинет кружным путем.
Молли не сразу бросила ножницы. Нарисованная ее богатым воображением картина изнасилования и пыток говорила за то, что она должна рискнуть, повернуться и вонзить ножницы ему в живот, в надежде, что пуля пройдет мимо.
Но она не знала будущего и не могла действовать исключительно из страха перед ним. Прошлое и будущее были одинаково далеки, только настоящее имело значение, тот самый момент, который и называется жизнью, когда человек делает выбор исходя и из практических, и из философских соображений.
Ножницы загремели, упав на стол.
Он сдвинул пистолет, уперся стволом в шею, полуобнял одной рукой, полапал грудь через свитер, движимый не похотью, а желанием причинить боль, что и сделал, сильно сжав грудь.
— Нравится кусаться, да? — Появившаяся дыра в щеке искажала голос, но изо рта воняло по- прежнему, разве что прибавился запах крови. — Ты ешь ягнятину?
Если бы она закричала, Нейл пришел бы на помощь, но для этого ему пришлось бы оставить на улице шестерых детей, под охраной только собак, на которых пала тень подозрений.
— Ты ешь ягнятину? — повторил он и вновь сжал ее грудь с такой жестокостью, что она едва не порадовала его, вскрикнув от боли.
— Нет. Не люблю.
— Придется привыкать к ее вкусу. Сейчас я отведу тебя к моим ягнятам и буду смотреть, как ты станешь их кусать.
В стенах, в потолке неизвестные существа шебуршали все громче.
— Чем сильнее ты станешь их кусать, чем более интересные места, куда можно укусить, будешь находить, тем выше будут твои шансы остаться в живых.
Выигрывая время, ожидая, что ответ будет безумным и вряд ли что-нибудь прояснит, Молли тем не менее спросила:
— Ты говорил, что они станут жертвоприношением. Кому, зачем?
— Они хотят детей, детей они хотят больше, чем кого-нибудь еще, но они не могут прикоснуться к ним.
— Кто?
— Те, кто правит сейчас миром.
— Почему они не могут прикоснуться к детям?
— Ты что, ничего не знаешь? Дети — не для просева. Но эти правила мне не писаны. Если я принесу детей в жертву, те, у кого сейчас власть, меня похвалят.
Молли чувствовала себя слепой женщиной, которой дали прочитать строки, написанные по системе Брайля, и по случайному выбору заделали некоторые выемки. Что-то она разбирала, но общий смысл оставался за пределами понимания.
Он убрал руку, лапавшую грудь, сильнее вдавил ствол в шею, под челюстью.
— Сейчас ты возьмешь со стола фонарь и медленно пойдешь со мной. И никаких фокусов, а не то я разнесу твою миленькую головку.
За окнами вроде бы просветлело. Прибавилось холодного белого света, который принялся изгонять из воздуха лиловизну.
Она поняла, откуда взялся этот свет. Один из бесшумных летающих кораблей, должно быть, завис над домом.
Как и прежде, она почувствовала, что ее скрупулезно исследуют, сердце, душу, тело, досконально, включая самые дальние уголки.
Мужчина, безусловно, почувствовал то же самое. Потому что тело его напряглось, он отступил на шаг от окон, потянув ее за собой.
— Это что еще за дерьмо?
Страх отвлек его, и, едва давление ствола на шею ослабло, Молли поняла, что пора действовать. Именно теперь она жила в настоящем и только в настоящем, глаза, как никогда четко, видели все, мозг работал, как часы, весь опыт прошлого и надежды будущего сфокусировались здесь и сейчас, в неподвижной точке, которая и была настоящим.
Одной рукой она схватила со стола ножницы, другой, одновременно, оттолкнула его, и тут же услышала двойной щелчок. Он успел нажать на спусковой крючок, боек ударил по капсюлю, но выстрел не прогремел.
Она развернулась к нему. Пистолет находился в каком-то футе от ее лица. Дыра в стволе была такой черной, такой огромной. Он вновь нажал на спусковой крючок. И опять выстрел не прогремел.
С безжалостностью судьбы, обрезающей нить жизни, Молли вонзила ножницы в руку, которая держала пистолет. Он вскрикнул и выронил оружие.
Она швырнула в него ножницы, наклонилась, схватила упавший на пол пистолет.
Выпрямляясь, увидела, как он тянется к ней. Нажала на спусковой крючок, и отдача чуть не выбила руку из плечевого сустава.
