повышение по службе.
Брукстер стоял у эскалатора, который вел к расположенному этажом ниже торговому центру отеля «Беллис». Во время перерывов уставшие крупье, потирая затекшие шеи, ноющие плечи и ставшие свинцовыми руки, обычно спускались в отведенное им помещение, которое служило одновременно раздевалкой и комнатой отдыха и находилось справа от эскалатора. Группа крупье недавно ушла на перерыв и должна была вернуться с минуты На минуту. Брукстер поджидал одного из них — Майкла Эванса.
Он не ожидал, что найдет его на работе. Думал, что Майкл сейчас несет вахту у сгоревшего дома, где пожарные и полиция копались на все еще дымящемся пепелище в поисках останков женщины, которая, по их мнению, погибла в огне. Но когда Брукстер пришел в казино тридцатью минутами раньше, он обнаружил Эванса, весело болтающего с игроками в блек-джек, сидящими за его столом, отпускающего шуточки, улыбающегося, словно в его жизни ничего не произошло.
Может, Эванс и не знал о взрыве в его бывшем доме. А может, знал, но нисколько не горевал из-за смерти бывшей жены. Может, расстались они злейшими врагами.
Брукстер не смог подойти к Майклу вплотную в начале перерыва. Вот и занял позицию у эскалатора, делая вид, что его очень интересует очередной розыгрыш «Кено». Он не сомневался, что разберется с Майклом, едва тот поднимется в казино.
Последний из выигрышных номеров высветился на табло. Уиллис Брукстер посмотрел на него, потом с нескрываемым разочарованием смял билет, словно потерял несколько честно заработанных долларов.
Коротко глянул вниз. По эскалатору поднимались крупье, в черных брюках, белых рубашках, галстуках.
Брукстер чуть отошел от эскалатора, расправил билет. Еще раз сравнил его с числами на электронном табло, словно решил проверить, а вдруг в первый раз ошибся.
Майкл Эванс сошел с эскалатора седьмым. Симпатичный, веселый парень. Остановился, чтобы перекинуться несколькими словами с ослепительно красивой официанткой, которая широко заулыбалась. Другие крупье проходили мимо, и, когда Эванс закончил разговор с официанткой, он оказался последним из тех, кто возвращался к столам для блек-джека.
Брукстер пристроился к нему чуть в стороне и сзади. Вместе с ним двинулся сквозь бурлящую толпу, которая заполняла казино. Сунул руку в карман и достал крохотный аэрозольный баллончик, чуть больше тех, в которых продают освежитель дыхания. Кулак полностью его скрывал.
Их остановила группа смеющихся людей. Никто из них вроде бы и не подозревал, что они практически полностью перегородили центральный проход. Брукстер воспользовался моментом, чтобы хлопнуть Эванса по плечу.
Тот обернулся, и Брукстер спросил:
— Не вы это обронили?
— Что?
Брукстер вытянул руку перед собой, не поднимая ее, и Эвансу пришлось посмотреть вниз, чтобы увидеть, что ему показывают.
И тут же струя распыленной жидкости, выпущенная под большим давлением, ударила ему в лицо, захватила рот и нос, глубоко проникла в ноздри. В полном соответствии с замыслом Брукстера.
Эванс отреагировал как и положено. Ахнул от неожиданности, когда понял, что его чем-то обрызгали.
При этом смертоносный туман (в жидкости содержался быстродействующий нейротоксин) проник еще глубже в нос и через мембраны носовых пазух всосался в кровь. А две секунды спустя у Эванса развился обширный инфаркт.
Удивление на его лице сменилось шоком. А потом — болью. Он прижал руку к груди, на губах запузырилась слюна. Глаза закатились, и он упал.
— Человеку плохо, — подал голос Брукстер, убирая баллончик в карман.
К нему начали поворачиваться головы.
— Раздвиньтесь, пожалуйста, — добавил Брукстер. — И ради бога, вызовите врача!
Убийства никто не видел. Хотя все произошло в толпе, тела убийцы и жертвы послужили надежным прикрытием. Даже если какая-нибудь камера наблюдения снимала этот момент, едва ли на видеопленке нашли бы что-то компрометирующее.
Уиллис Брукстер опустился на колени рядом с Майклом Эвансом, сделал вид, будто пытается найти пульс. Хотя и знал, что сердце биться не могло. Тонкая жидкая пленочка покрывала нос, губы и подбородок жертвы, но состояла она из безвредного растворителя, в котором находился яд. Сам яд уже проник в тело, сделал свое дело и разложился на химические вещества, которые всегда присутствовали в организме, а потому не могли вызвать подозрений экспертов. Да и до полного испарения растворителя оставались считаные секунды.
Охранник протолкался сквозь толпу зевак, присел рядом с Брукстером.
— Черт, да это же Майкл Эванс. Что случилось?
— Я — не врач, — ответил Брукстер, — но мне представляется, это инфаркт. Он упал совсем как мой дядя Нед в прошлом году, четвертого июля, когда смотрел фейерверк.
Охранник попытался нащупать пульс, но куда там. Попытался сделать искусственное дыхание, потом сдался.
— Думаю, уже поздно.
— Как мог у такого молодого случиться инфаркт? — недоумевал Брукстер. — Хотя все под Богом ходим.
— Это точно, — согласился охранник.
Доктор отеля после осмотра тела назвал бы причиной смерти инфаркт. Как и коронер. Эта причина значилась бы и в свидетельстве о смерти.
Идеальное убийство.
Уиллис Брукстер подавил улыбку.
Глава 24
Судья Гарольд Кеннбек свободное от работы время посвящал сборке моделей кораблей в бутылках. Стены кабинета украшали результаты его трудов. Крошечный голландский баркас семнадцатого века поднял все паруса в маленькой бутылке из светло-синего стекла. Большая четырехмачтовая шхуна заполняла бутыль в пять галлонов. Тут были и четырехмачтовая баркентина, и шведский парусник середины шестнадцатого века, и испанская каравелла пятнадцатого, и британский торговый корабль, и балтиморский клипер. Каждая модель, по существу, являлась произведением искусства, и для многих из них бутылки выдувались по специальному заказу.
Кеннбек стоял перед одним из стендов, смотрел на точную копию французского фрегата восемнадцатого века. В этот момент он, однако, не переносился в прошлое, не представлял себе, как ведет фрегат к далеким островам. Нет, думал он о недавних событиях, связанных с делом Эванс. Корабли, запечатанные в стеклянных камерах, помогали ему расслабиться. Ему нравилось смотреть на них, когда предстояло найти выход из сложной ситуации или когда он сильно нервничал. Они добавляли Кеннбеку уверенности в себе и тем самым способствовали принятию оптимального решения.
Чем больше Кеннбек думал о случившемся, тем сильнее крепла его убежденность в том, что эта Эванс знать не знала о случившемся с ее сыном. Понятное дело, если бы кто-то из участников проекта «Пандора» рассказал ей, что произошло с ехавшими в автобусе скаутами, она бы не отреагировала столь хладнокровно. Она бы испугалась, пришла в ужас… и чертовски разозлилась. Помчалась бы в полицию, в средства массовой информации.
Вместо этого она обратилась к Элиоту Страйкеру.
И вот тут возник парадокс, выпрыгнул как черт из табакерки. С одной стороны, она вела себя так, будто не знала правды. Но с другой, через Страйкера добивалась скорейшей эксгумации, и выходило, что ей
