ответное, не менее сильное.
Она подумала: «Господи, я позволила себе забыть про существование любви! Как я могла?»
Но теперь, после долгих месяцев скорби о разрушенной семейной жизни и гибели сына, свалив с плеч гору забот и тревог, связанных с постановкой «Магии», она, вероятно, могла снова ощутить себя женщиной. Понимала, что пришло время снова стать женщиной.
С Элиотом Страйкером? В этом уверенности не было. Она могла и не спешить. Не бросаться на первого мужчину, который ее захотел. Наоборот, скорее не следовало этого делать. Но, с другой стороны, он красив, умен, в нем чувствовалась мягкость, доброта.
У Тины возникло ощущение, что вечер будет более интересным, чем она даже могла предположить.
Глава 5
Вивьен Неддлер припарковала свой раритетный, 1955 года выпуска, «Нэш-Рэмблер» у тротуара перед домом Тины Эванс, следя за тем, чтобы не поцарапать колпаки на колесах. Автомобиль она холила и лелеяла, он был в лучшей форме, чем многие куда более новые модели. В мире, где одно постоянно заменялось другим, Вивьен получала удовольствие от многолетнего использования купленных ею вещей, шла речь о тостере или автомобиле. Ей нравилось продлевать им жизнь.
К себе она относилась так же, как и к вещам. В семьдесят лет ее отличало отменное здоровье. Лицом эта невысокая, плотная женщина напоминала мадонну Боттичелли, зато разговором — армейского сержанта.
Она вытащила из автомобиля сумку размером с небольшой чемодан и решительным шагом направилась к дому, но не к парадной двери, а огибая гараж.
Желтый свет уличных фонарей падал только на часть лужайки, прилегающую к тротуару. Но и у дома освещенности хватало, чтобы разглядеть тропинку.
Кусты олеандра шуршали под легким ветерком. Над ними терлись кронами пальмы.
Обогнув дом, Вивьен увидела серп луны, показавшийся из-за небольшого облака, словно ятаган, выхваченный из ножен. В бледном лунном свете на бетонный внутренний дворик легли едва заметные тени пальм и чайных деревьев.
Вивьен вошла в дом через кухонную дверь. Она работала у Тины Эванс уже два года, и примерно столько же времени у нее был полученный от хозяйки ключ.
Если не считать мягкого гудения холодильника, в доме царила тишина.
Вивьен начала с кухни. Протерла столики, полки, жалюзи, бытовую технику, принялась мыть выложенный керамической плиткой пол. Работала на совесть, не халтурила. Никогда не чуралась тяжелого физического труда, верила в его благотворность, получаемые деньги отрабатывала полностью.
Обычно она работала днем, а не вечером, но в этот день ей попались два счастливых игровых автомата в отеле «Мираж», и ей не хотелось уходить от них, раз уж они проявляли такую щедрость. Некоторые из тех, чьи дома убирала Вивьен, требовали, чтобы она появлялась в назначенное время, выказывали недовольство, если она опаздывала даже на несколько минут. Но Тина Эванс всегда входила в ее положение, понимала, сколь важны для Вивьен игровые автоматы, и не возражала, если та иногда переносила время уборки.
Вивьен была никелевой герцогиней. Так сотрудники казино называли местных пожилых женщин, которые все свое свободное время посвящали общению с однорукими бандитами, пусть даже игровые автоматы, принимающие монеты по пять и десять центов, остались в прошлом. Никелевые герцогини играли на самых дешевых игровых автоматах (теперь они принимали четвертаки) и не подходили к тем, где ставка составляла один или пять долларов. Они дергали за ручку часами, частенько растягивая двадцать долларов на всю вторую половину дня. Все они исповедовали один принцип: не важно, выиграешь ты или проиграешь, главное — ты в игре. И благодаря терпению и настойчивости (большинство приезжих игроков, ничего не добившись на автоматах для четвертаков, уходили на долларовые) герцогини выигрывали куда больше джекпотов, чем заполнявшие казино туристы. Даже в эти дни, когда появилась возможность не бросать монетки, а вставлять электронную карточку, никелевые герцогини носили черные нитяные перчатки, чтобы не пачкать руки о монеты и рычаги. Во время игры они всегда сидели на стульях, помнили о том, что нужно менять руку, дабы не потянуть мышцы, и на всякий случай держали в сумочке тюбик с мазью, снимающей мышечную боль при чрезмерной нагрузке.
Герцогини, по большей части вдовы и старые девы, частенько ходили вместе на ленч или обед. Поздравляли тех, кому удалось сорвать джекпот, а когда кто-то из них умирал, дружно провожали подругу в последний путь. Вместе они составляли странное, но заметное сообщество, принадлежность к которому вызывала чувство удовлетворенности. В стране, поклоняющейся молодости, большинству пожилых американцев искренне хотелось ощутить себя частицей некоего целого, но в отличие от герцогинь они так и остаются одинокими.
Дочь Вивьен, ее зять и трое внуков жили в Сакраменто. Пять лет, с тех пор как Вивьен исполнилось шестьдесят пять, ее уговаривали переехать к ним. Она любила их, как саму жизнь, знала, что приглашают ее от чистого сердца, а не из чувства вины или долга перед стариками. Тем не менее жить в Сакраменто она не хотела. После нескольких визитов туда решила, что это один из самых скучных городов страны. Вивьен нравился шум, яркие огни, суета Лас-Вегаса. Кроме того, живя в Сакраменто, она не могла быть никелевой герцогиней, более не считалась бы какой-то особенной, превратилась бы в еще одну старушку, живущую с семьей дочери, коротающую оставшееся до кончины время.
Такая жизнь представлялась ей невыносимой.
Более всего на свете Вивьен ценила свою независимость. И молила Бога о здоровье, чтобы она могла работать и обслуживать себя, пока не придет ее время и во всех окошечках машины жизни не выскочат лимоны.
Вивьен заканчивала мытье пола, думая о том, какой ужасной была бы жизнь без ее подруг и игровых автоматов, когда услышала какой-то шум в другой части дома.
Замерла, прислушиваясь.
Компрессор холодильника смолк. Тихонько постукивали часы.
После долгой паузы загремело в другой комнате. Опять наступила тишина.
Вивьен подошла к столику у раковины, выдвинула ящик, выбрала нож с длинным острым лезвием.
Мысль позвонить в полицию у нее даже не возникла. Если б она позвонила и убежала из дома, по приезде они могли и не найти взломщика. Подумали бы, что она — придурковатая старуха. Вивьен не хотела, чтобы пошли такие разговоры.
А кроме того, после смерти Гарри, уже двадцать один год, она заботилась о себе сама. И преуспела в этом.
Она вышла из кухни, нащупала выключатель справа от двери. В столовой никого не увидела.
В гостиной зажгла торшер. И здесь никого.
Уже собиралась направиться в кабинет, когда обратила внимание на фотографии, которые висели над диваном. Их всегда было шесть, а не четыре, как сейчас. Но поразило Вивьен не столько отсутствие двух фотографий, как покачивание остальных на крючках. Никто их не трогал, никого рядом не было и тем не менее на глазах Вивьен две фотографии неожиданно застучали по стене, потом соскочили с крючков и упали на пол за спинку бежевого дивана.
Вот этот звук, постукивание фотографий по стене, она и услышала на кухне.
— Что за черт?
С крючков соскочили и две оставшиеся фотографии. Одна упала за диван, вторая — на него.
Вивьен изумленно моргнула, не в силах понять только что увиденное. Землетрясение? Но пол под ногами не дергался, оконные стекла не дребезжали. Если бы действительно был подземный толчок, достаточно сильный, чтобы сбросить фотографии со стены, без этого бы не обошлось.
Она подошла к дивану, взяла фотографию, которая упала на него. На ней запечатлели Дэнни Эванса,
