молчаливое исследование представляло для него какой-то личный интерес.
В конце концов он сказал:
– Нет, у меня нет оружия.
– Вы уверены?
– Естественно.
– Даже не обязательно, чтобы это был пистолет или револьвер. Если есть винтовка...
– У нас вообще нет никакого оружия. Я ему не доверяю, – ответил Блендуэлл.
– А ваш дед?
– В 'Доме ястреба' оружия нет.
Петерсон понял, что настало время прекратить разговор на эту тему; иначе собеседник мог понять, что его в чем-то подозревают. Он сказал так любезно, как только мог:
– Ну что ж, спасибо вам за помощь.
– Удачи, – ответил тот.
Петерсон вернулся домой с пустыми руками.
Закончив свою историю, Билл отпустил подлокотники кресла и сложил руки с красивыми длинными пальцами вместе, как будто рассказ каким-то образом помог ему успокоиться, облегчить душевную боль. Соне он сказал:
– По крайней мере, теперь я полностью уверен в том, что у Блендуэлла нет оружия. С ним противник оказался бы вдвое сильнее.
Девушке было ясно, что у Петерсона не осталось даже малейшего сомнения в том, кто виновен во всем случившемся.
– Конечно, – сказала она, – тот человек, кто бы он ни был, никогда не угрожал совершить убийство с помощью огнестрельного оружия.
– И все же мне уже лучше.
– Почему вы так уверены, что это Кеннет Блендуэлл?
Руки Билла вернулись на подлокотники и сжали их, будто клещи.
Он ответил:
– Все его поведение вызывало подозрения. Во-первых, он совсем не удивился состоянию своего радиотелефона и лодок. Потом, мокрые до колен джинсы, в которых как будто стояли в воде и занимались тем, что топили лодки.
– Он сказал, что ходил на рыбалку, – заметила Соня.
– Нет, – ответил Билл. – Я спросил, не ходил ли он на рыбалку, и Блендуэлл это подтвердил – после минутного замешательства. Понимаете, Соня, это я предложил ему алиби по поводу мокрой одежды, оставалось только согласиться со мной. Он это и сделал.
– Значит, он лгал?
– Точно.
– Откуда вы знаете?
– На рыбалку обычно не ходят в джинсах. Обычно надевают либо плавки, либо шорты. Или если уж по какой-то непонятной причине все же надевают джинсы, то закатывают их до колен.
– Это очень шаткое доказательство...
Билл еще не закончил; он прервал девушку до того, как она закончила свою мысль:
– Даже если у человека были какие-то бредовые причины ходить на рыбалку в городской одежде, то после этого он не будет расхаживать по дому в мокрых штанах и ботинках, в которых хлюпает вода.
Соня кивнула, на этот раз ей уже нечего было сказать.
– Когда я спросил, поймал ли он что-нибудь, ответ был 'нет' – очень удобная ситуация. Если в он выловил парочку морских окуней или хоть что-нибудь другое интересное, я попросил бы показать их просто из спортивного любопытства. Я знаю, что Блендуэлл это понял.
– Вы рассказали об этом Рудольфу?
– Первым делом, сразу же после того, как вернулся из 'Дома ястреба'.
– И что?
– Он ответил, что это ничего не значит.
– Рудольф очень доверяет Кеннету Блендуэллу, – согласилась Соня. – Это почти единственный человек, которому он верит.
– В этом вся проблема, – откликнулся Петерсон, – в этой нелогичной вере. – Он встал и начал вышагивать туда-сюда, быстро, нервно, сцепив руки за спиной. – Сэйн становится глухим, немым и слепым каждый раз, когда кто-нибудь указывает на Блендуэлла, и все же именно у него есть самые веские причины желать зла семье Доггерти. – Он повернулся и, взглянув на девушку, повторил: – Глухим, немым и слепым. Ну, по крайней мере, глухим и слепым. Говорить-то на эту тему он говорит, и довольно часто, когда утверждает, что Блендуэлл невиновен. Почему, во имя всех чертей, Сэйн так упорно не хочет реально взглянуть на одну-единственную возможность?
