магазины торговали секонд-хэндом.
Припарковавшись у тротуара, Микки заперла дверцы. Обычно она не волновалась из-за того, что ее старенький «Камаро» могут угнать, но качество других развалюх говорило о том, что в этом районе кто-то может и не устоять перед искушением.
В окне по левую руку от входной двери узкого дома горела синяя неоновая вывеска: «ГАДАНИЕ ПО ЛАДОНИ», в правом – сияло оранжевым светом очертание человеческой руки, яркостью перебивающее солнечный свет. Скрипучие половицы крыльца вели к синей двери с нарисованным на ней мистическим глазом и к наружной лестнице, поднимающейся по южной стене дома, скорее всего не являвшейся частью исходного проекта. Скромная табличка указывала, что офис частного детектива располагается на втором этаже.
Дом стоял среди огромных фирмиан платанолистных[83], одна из которых своей кроной накрывала ступени. Дерево не обрезалось много лет. Переплетенные сухие ветви грозили опасностью пожара жильцам и могли служить идеальным пристанищем для живущих на деревьях крыс.
Поднимаясь к верхней площадке, Микки слышала шуршание грызунов, карабкающихся по вертикальным тоннелям, словно они следовали за ней, не выпуская из виду.
Когда никто не ответил на звонок, Микки постучала. Когда не ответили на стук, вновь нажала на кнопку звонка.
Наконец, в награду за настойчивость, дверь открыл высокий, широкоплечий, интересный мужчина с грустными глазами. В кроссовках, брюках и гавайской рубашке. Чисто выбритый.
– Вы – женщина, у которой возникли какие-то проблемы, – с ходу заявил он, – но я больше этим не занимаюсь.
– Может быть, я из окружного управления по борьбе с грызунами и пришла поговорить о крысиной ферме, которую вы устроили на этом дереве.
– Тогда вы напрасно растрачиваете свой талант.
Ожидая продолжения в лучших традициях Ф. Бронсон, Микки огрызнулась:
– Да? И как мне вас понимать?
– Это не оскорбление, если вы вдруг обиделись.
– Не оскорбление? Значит, талант? Вы думаете, мне следует сменить профессию или что?
– Это не ваш уровень. Я хотел сказать, вы можете дать пинка и тем, кто побольше крысы.
– Вы – частный детектив?
– Раньше был. Как я и сказал, контора закрыта.
Она не позвонила заранее, поскольку опасалась, что до ее приезда он наведет справки и узнает о нулевом состоянии ее финансов. Но, прибыв на место, поняла, что большинство клиентов частного детектива не из тех, кому «Америкэн экспресс» предлагает платиновые кредитные карточки.
– Я – Микки Белсонг. Я не работаю в управлении по борьбе с грызунами, но с крысами у вас точно проблема.
– Как и у всех, – ответил он, и каким-то образом ему удалось показать, что речь он ведет не о длиннохвостых грызунах.
Он уже начал закрывать дверь, но Микки успела поставить ногу на порог.
– Я не уйду, пока вы не выслушаете меня… или не сломаете мне шею и сбросите вниз.
Он вроде бы обдумывал второй вариант, разглядывая ее шею.
– Вам следует нести слово Иисуса, от двери к двери. К четвергу весь мир был бы спасен.
– Вы очень помогли одной женщине, которую я знала. Она попала в отчаянное положение, не могла много заплатить, но вы ее здорово выручили.
– Как я понимаю, вы тоже не можете много заплатить.
– Часть наличными, часть – распиской. Мне потребуется время, чтобы полностью расплатиться с вами, но если я этого не сделаю, то сама переломаю себе ноги, чтобы избавить вас от лишних хлопот.
– Какие это хлопоты. Мне, скорее всего, понравится. Но дело в том, что я больше не частный детектив.
– Женщину, которой вы помогли, звали Уинетта Дженкинс. Она тогда сидела в тюрьме. Там я с ней и познакомилась.
– Конечно. Я ее помню.
Уинетта позаботилась о том, чтобы ее шестилетний сын, Дэнни, жил с ее родителями, пока она будет сидеть в тюрьме. Но через неделю после того, как женщина начала отбывать срок, ее бывший муж, Вин, забрал ребенка к себе. Правоохранительные органы вмешиваться отказались, потому что Вин был законным отцом ребенка. При этом он крепко пил, поколачивал жену, а иной раз и сына, поэтому Уинетта знала, что ребенок будет жить в страхе, который останется с ним на всю жизнь. О Фарреле она услышала от другой заключенной и убедила родителей обратиться к нему. В течение двух месяцев Фаррел предоставил полиции убедительные доказательства преступной деятельности Вина. Того арестовали, осудили и забрали у него Дэнни, после чего мальчик вновь отправился к родителям Уинетты. Они потом говорили, что Фаррел взялся за это дело, не сулившее никакой прибыли, потому что оно касалось попавшего в беду ребенка, а Фаррел, похоже, очень любил детей.
– Маленькую девочку убьют, если я ей не помогу, – проговорила Микки, не убирая ногу с порога. – А одна я ей помочь не сумею.
Эти слова произвели эффект, обратный тому, на который она рассчитывала. Безразличие на лице детектива сменилось яростью, правда, направленной не на Микки.
– В этом случае я вам как раз и не нужен. Обратитесь к настоящим копам.
– Они мне не поверят. Это необычный случай. А девочка… она особенная.
– Они все особенные, – голос бесстрастный, почти холодный, но в глазах детектива Микки увидела боль, а не ярость и вдруг поняла, что Фаррел старается скрыть от нее какую-то личную трагедию. – Вам нужны именно копы. Я знаю. Сам был одним из них.
– Я только что вышла из тюрьмы. Отчим девочки, отъявленный сукин сын, богат и имеет хорошие связи. И его высоко ценят, главным образом идиоты, но идиоты, чье мнение принимается в расчет. Даже если бы я пошла к копам и они отнеслись к моим словам серьезно, я бы не смогла убедить их действовать достаточно быстро, чтобы помочь девочке.
– Я ничего не могу для вас сделать, – упорствовал он.
– Вы слышали мои условия, – не отступала и Микки. – Или вы меня выслушаете… или сбросите с лестницы. А если попытаетесь сбросить, вам понадобится «бактрин», пластырь и сидячая ванна для ваших яиц.
Он вздохнул.
– Негоже так напирать на меня, леди.
– Ничего другого мне не остается. Но я рада слышать, что вы видите во мне леди.
– Не могу понять, какого черта я открыл дверь, – мрачно пробурчал он.
– Должно быть, надеялись, что вам принесут цветы.
Он отступил в сторону.
– Какой бы ни была ваша история, изложите ее побыстрее. В детали не углубляйтесь.
– Я постараюсь.
Гостиная служила ему и офисом. Слева стоял стол, два стула для клиентов, бюро. Справа – единственное кресло перед телевизором. У кресла – журнальный столик и торшер. Голые стены. Книги, наваленные по углам.
Мебель определенно покупалась на распродажах. Дешевый ковер заметно вытерся. Однако комната сияла чистотой, и в воздухе стоял легкий лимонный запах воска для мебели. Здесь мог жить монах, который на дух не переносил грязь и неопрятность.
За одной из дверей виднелась кухня. Вторая, закрытая, вероятно, вела в спальню и ванную.
Фаррел сел за стол, Микки расположилась на одном из жестких, с прямой спинкой стульев для клиентов, настолько неудобном, что его могли бы использовать и в камере пыток.
Когда Микки позвонила в дверь, детектив работал за столом, на компьютере. Тихонько гудел вентилятор. Дисплей она видеть не могла.
