осталось у нее в жизни. И они снова смогут быть вместе.
Легко, словно ребенка, Джордж поднял Куртни и понес ее наверх, в спальню. Там он положил ее на кровать. Потом отыскал в гостиной на полу ее блузку и кое?как натянул ее на Куртни.
За следующие пятнадцать минут Леланд связал ее запястья и ноги веревкой и залепил рот куском клейкой ленты.
Когда Куртни пришла в себя, открыла глаза и отыскала ими Леланда, тот сидел на кровати и смотрел на нее в упор.
— Не бойся, — сказал он.
Она попыталась крикнуть, но не смогла — рот был заклеен.
— Я не сделаю тебе ничего дурного, — продолжал он, — я люблю тебя.
Он потрогал ее длинные красивые волосы.
— Еще немного — и все будет в порядке. Мы будем счастливы, мы будем вместе — никого в целом свете, кроме нас двоих.
22
— Это наша улица? — спросил Колин. «Тандерберд» медленно, с трудом взбирался вверх по небольшой улочке.
— Да, наша.
Слева, за хорошо подстриженными и ухоженными вишневыми деревьями, простирался темный Линкольн?парк. Справа дорога уступами сбегала вниз, к сияющему ожерелью огней города, бухты и моста через залив. Зрелище было впечатляющим, особенно в три часа утра.
— Вот это местечко! — сказал мальчик.
— Нравится, а?
— Филадельфия ни в какое сравнение не идет с этим.
— Да уж! — рассмеялся Дойл.
— А наш дом там? — спросил Колин, указывая на скопление огоньков прямо перед ними.
— Да. И еще один неплохой сад с бо?о?льшими деревьями.
В первый раз Дойл приезжал сюда как хозяин, он ехал домой и знал, что дом и парк вокруг него стоили каждого цента, что он заплатил, хотя вначале цена казалась совершенно непомерной. Дойл подумал о Куртни, о том, как она ждет их дома. Он вспомнил дерево, которое видно из окна их спальни. Интересно, смогут ли они не заснуть сегодня до рассвета и увидеть из окна, как косые лучи солнца заскользят по синей воде залива…
— Надеюсь, Куртни не рассердится сильно из?за того, что мы ей наврали, — сказал Колин, все еще вглядываясь в темноту океана за полоской города. — Если рассердится, то все испортит.
— Она не рассердится, — заявил Дойл, прекрасно зная, что Куртни обязательно разозлится, но слегка и всего на несколько минут, — она обрадуется, что с нами все в порядке.
Огни, освещавшие их дом, заметно приблизились, хотя само здание спряталось за стеной тенистых деревьев, которые росли позади, поэтому разглядеть его пока было практически невозможно.
Дойл замедлил ход машины, пытаясь найти подъездной путь к дому. Вскоре он нашел его и свернул на дорожку. Тысячи мелких овальных камешков гравия брызнули из?под колес.
Алексу пришлось объехать полдома до того, как он увидел припаркованный возле гаража фургон «Шевроле».
23
Дойл вышел из машины и положил руку на худенькое плечо Колина.
— Ты останешься здесь, — сказал он. — Если увидишь, что кто?то, кроме меня, выходит из дома, бросай машину и беги к соседям. Ближайшие — вниз по холму.
— А разве не надо позвонить в полицию и…
— Для этого уже нет времени. Он в доме. С Куртни.
Алекс вдруг почувствовал, что в животе у него что?то перевернулось, и его сразу же затошнило. В горле запершило, желчь подступила ко рту, но Алекс загнал ее внутрь, обратно, подавив рвотный порыв.
— Минутой раньше, минутой позже…
— Одна минута может все изменить.
И Дойл побежал через темную лужайку к парадной двери, которая была слегка приоткрыта.
Как же это возможно? Кто был этот человек, который следовал за ними, куда бы они ни поехали, который находил их всегда и везде, как бы они ни меняли свои планы и маршрут? Кто, черт возьми, был этот тип, который смог обогнать их, приехать сюда раньше и поджидать их? Да уж, это становится более чем серьезным, и он наверняка не просто маньяк.
Боже, а что он сделал с Куртни? Если только он как?то навредил ей… Алекса охватило смешанное чувство ярости и ужаса. Было страшно осознавать, что, даже если у тебя самого достает храбрости противостоять насилию и жестокости, ты не всегда можешь защитить тех, кого любишь. Особенно когда не имеешь ни малейшего представления о том, откуда ждать опасности и какой именно.
Алекс добежал до парадной двери, толкнул ее и очутился внутри дома. Только тут он сообразил, что, может быть, попался прямо в ловушку, и с неожиданной ясностью вспомнил хитрость, ловкость и жестокость этого безумца, когда тот размахивал топором. Дойл вжался в стену, пытаясь укрыться за этажеркой, на которой стоял телефонный аппарат, и быстрым взглядом окинул переднюю.
Комната была пуста.
Все лампы горели, но ни сумасшедшего, ни Куртни видно не было.
В доме было очень тихо.
Слишком тихо.
Прижимаясь спиной к стене, Алекс проскользнул из гостиной в столовую. Ковер с толстым ворсом делал его шаги бесшумными.
Столовая также была пуста.
В кухне на разделочный стол были выставлены три тарелки, ножи, вилки, ложки и другая утварь. Куртни собиралась приготовить им поздний ужин.
Сердце его больно билось о грудную клетку, а дыхание стало таким тяжелым и резким, что Дойл был уверен: хрипы его наверняка слышны по всему дому.
«Куртни… Куртни… Куртни…» — вертелось у него в голове.
Небольшой кабинет в углублении и задняя застекленная терраса — там тоже не было ни души. Все было убрано, везде был порядок или, точнее, тот «порядок», который обычно имеет место в доме Куртни. И это хороший знак. Не так ли? Никаких следов борьбы, мебель цела, кровавых пятен не видно….
— Куртни!
Поначалу Алекс старался как можно меньше шуметь и решил помалкивать, но теперь ему вдруг показалось жизненно важным позвать ее, произнести ее имя — будто сказанное слово имело некую магическую силу и могло защитить Куртни от этого безумца.
— Куртни!
Молчание.
— Куртни, где ты?
Интуиция подсказывала Алексу, что ему следовало бы успокоиться и помолчать минуту?другую, чтобы еще раз обдумать положение, еще раз поразмыслить над тем, что он может предпринять, и только потом начинать действовать. Ведь он не сможет помочь ни Куртни, ни Колину, если позволит себя убить.
Но как бы там ни было, полнейшее молчание, царившее в доме, угнетало Алекса настолько, что он
