кустами, криками боли распугивая окрестных маленьких зверьков.
Наконец в тридцати милях южнее Спрюс-Хиллз он с неохотой признал, что ни медленное, глубокое дыхание, ни позитивные мысли, ни высокая самооценка, ни твёрдая решимость не способны справиться с бунтующим кишечником. А потому надо останавливаться на ночлег. Его не интересовало наличие бассейна, двуспальной кровати и бесплатного континентального. завтрака. Единственное, что требовалось — туалет в номере.
Невзрачный мотель назывался «Слипи тайм инн», но седоволосый, с прищуренными глазами, острыми чертами лица ночной портье не мог быть владельцем мотеля, потому что такие милые сердцу слова, как «Время спать», просто не могли прийти ему в голову. Ибо и внешностью, и манерами он больше всего напоминал коменданта нацистского лагеря смерти, который успел перебраться в Соединённые Штаты из Бразилии, на один шаг опередив выслеживавших его агентов израильской секретной службы, и теперь прятался в Орегоне.
Замученный спазмами, слишком ослабевший для того, чтобы нести багаж, Младший оставил чемодан в «Субарбане». В номер взял с собой только бутылки с «Гаторейдом».
Эта ночь вполне могла бы сойти за ночь в аду… правда, в том аду, где Сатана поил грешников фруктовым пуншем.
Глава 41
В понедельник утром, 17 января, Винни Линкольн, адвокат Агнес, пришёл к ней домой с завещанием Джо и другими бумагами, которые требовали её внимания.
Круглый и лицом, и телом, Винни не ходил, как все люди. А вроде бы легонько подпрыгивал, словно надутый смесью газов, в том числе и гелием. Смесь в значительной мере компенсировала силу тяжести, прижимающую Винни к поверхности земли, но не настолько, чтобы позволить ему взлететь в небеса, уподобившись воздушному шарику. Его гладкие щёчки и весёлые глаза создавали впечатление, что он так и остался мальчишкой, но дело своё он знал.
— Как Джейкоб? — спросил Винни, замешкавшись у порога.
— Его здесь нет, — ответила Агнес.
— На это я и надеялся. — Облегчённо вздохнув, Винни последовал за Агнес в гостиную. — Послушай, Агги, ты знаешь, я ничего не имею против Джейкоба, но…
— Святой боже, Винни, конечно, знаю. — С этими словами она взяла Барти, чуть больше пакета с сахаром, из колыбельки и вместе с младенцем села в кресло-качалку.
— Дело в том… при нашей последней встрече он заловил меня в углу и рассказал захватывающую историю, с подробностями, слышать которые мне совершенно не хотелось, о каком-то английском убийце сороковых годов, монстре, который убивал людей молотком, пил их кровь, а потом избавлялся от тел, растворяя их в чане с кислотой, стоявшем в подвале его дома. — Винни содрогнулся.
— Должно быть, он говорил о Джоне Джордже Хайге. — Агнес проверила пелёнку Барти, прежде чем осторожно положить его на сгиб руки.
Глаза адвоката стали такими же круглыми, как лицо.
— Агги, только не.говори мне, что теперь и ты разделяешь… увлечения Джейкоба.
— Нет-нет. Но мы проводим вместе столько времени, что я поневоле запоминаю какие-то детали. Если он говорит о том, что его интересует, хочется слушать и слушать.
— Да-да, — покивал Винни, — признаю, скучно мне не было.
— Я часто думала, что Джейкоб мог бы стать прекрасным учителем.
— С условием, что после каждого урока дети проходили бы курс психотерапии.
— С условием, разумеется, что он избавился бы от своих навязчивых идей.
Винни достал из портфеля бумаги.
— Что ж, я не вправе его осуждать. Моя навязчивая идея — еда. Ты только посмотри на меня. Я такой толстый, словно меня откармливали для жертвоприношения.
— Ты не толстый, — запротестовала Агнес. — Просто круглый.
— Да, и своей круглостью до срока сведу себя в могилу. -
Грусти в голосе Винни не слышалось. — И должен признать, люблю поесть.
— Обжорством ты, Винни, возможно, и сведёшь себя в могилу до срока, но бедный Джейкоб убил свою душу, а это гораздо хуже.
— Убил свою душу… Интересный словесный оборот.
— Надежда — пища веры, основа жизни. Или ты так не думаешь?
Лёжа на руках матери, Барти с обожанием смотрел на неё.
— Если мы не разрешаем себе надеяться, мы лишаем себя возможности иметь цель. Без цели, без смысла жизнь темна. Если внутри нас нет света, мы живём только для того, чтобы умереть.
Крошечной ручонкой Барти потянулся к матери. Она дала ему указательный палец, в который младенец радостно и вцепился.
Какими бы ни были успехи или неудачи Агнес на родительском поприще, она дала себе зарок сделать все, чтобы Барти никогда не терял надежды, чтобы смысл и цель жизни стали его неотъемлемой частью.
— Я знаю, что Эдом и Джейкоб — тяжёлая ноша. — Винни вздохнул. — Ты столько лет заботишься о них…
— Ничего подобного. — Агнес улыбнулась Барти, пошевелила указательным пальцем, за который он схватился. — Они всегда были моим спасением. Не знаю, что бы я без них делала.
— Я вижу, ты говоришь то, что думаешь.
— Я всегда говорю то, что думаю.
— Конечно, с годами они превратятся и в финансовую обузу, если в остальном всё будет нормально, и я рад тому, что могу приятно тебя удивить.
Она оторвала взгляд от Барти, посмотрела на бумаги в руках адвоката.
— Удивить? Я знаю, что написано в завещании Джоя. Винни улыбнулся.
— Но у тебя есть активы, о которых тебе ничего не известно. Дом принадлежал ей, не обременённый закладными. Так же
как два накопительных счета, на которые Джой все девять лет совместной жизни каждую неделю вносил небольшую сумму.
— Премия по страховке, — добавил Винни.
— Я знаю. Пятьдесят тысяч долларов.
Она уже прикидывала, что сможет три года пробыть с Барти, прежде чем ей придётся искать работу.
— Кроме этого страхового полиса, есть и другой… — Винни глубоко вдохнул, прежде чем озвучил сумму премии. — На семьсот пятьдесят тысяч долларов. Три четверти миллиона долларов. Агнес ему просто не поверила. Покачала головой:
— Это невозможно.
— Я говорю не о полисе страхования жизни, а о страховании на конечный срок.
— Я хотела сказать, что Джой не мог купить полис без…
— Он знал, как ты относишься к страхованию на большие суммы. Поэтому ничего тебе и не говорил.
Кресло-качалка перестало под ней поскрипывать. Она услышала искренность в голосе Винни, поверила ему.
— Я же суеверная, — только и смогла прошептать Агнес.
И побледнела, словно получив подтверждение тому, что не зря опасалась страховки на крупную сумму. Агнес не сомневалась, что страховаться на большие деньги — всё равно что искушать судьбу.
— Разумная страховка… да, это нормально. Но большая… всё равно что ставить на смерть.
— Агги, это всего лишь предусмотрительность.
