Оператор ультразвукового локатора постарался справиться со своим ослабевшим голосом. И все равно в его очередном донесении была ощутима тревога.
— Цель — в пятидесяти пяти метрах. Сближение продолжается. Мертвое дело. Прет прямо на нас. Скоро врежемся!
— Ничего подобного! — оборвал его Горов. — Выкрутимся!
— Глубина — двести четыре метра.
— До цели — двадцать семь метров.
— Глубина — двести восемь метров.
— До цели — восемнадцать метров.
— Глубина — двести одиннадцать метров.
— Цель потеряна, — сказал оператор звуколокатора, и последнее произнесенное им слово прозвучало на октаву ниже по сравнению с первым.
Все оцепенели, словно скованные морозом, и напряженно ждали страшного удара, который неминуемо покалечит обшивку.
Горов подумал, что он, верно, совсем рехнулся, раз уж ему пришло в голову поставить на кон свою собственную жизнь и жизни еще семидесяти девяти человек, и все это — якобы ради спасения горстки людей, которых вдесятеро меньше, чем тех, за безопасность которых он отвечает.
Техник, следивший за показаниями эхолота, измеряющего расстояние от лодки до поверхности океана, закричал:
— Над нами лед!
Они были под айсбергом.
— Какова высота зазора между нами и льдом? — спросил Горов.
— Пятнадцать метров.
Никто не радовался, не кричал «ура!». Все до сих пор были в слишком страшном напряжении. Но все же собравшиеся в рубке позволили себе приглушенный коллективный вздох облегчения.
— Мы ушли под айсберг, — не веря своим словам, произнес Жуков.
— Глубина — двести четырнадцать метров. Набор глубины продолжается, — встревоженно сообщил офицер, отвечающий за погружение.
— Понизить скорость погружения, — приказал Горов. — Достичь глубины в двести двадцать пять метров. Затем — так держать.
— Мы спасены, — сказал Жуков. Горов потрогал свою ухоженную маленькую бородку — она вся была пропитана потом.
— Нет. Еще нет. У айсберга не бывает ровного днища. Вполне возможно, что есть выступы, уходящие вглубь на метров сто восемьдесят и даже ниже. И такой зубок очень даже может задеть нас. И вся наша работа по набору глубины — насмарку. Нет, о полной безопасности говорить можно будет лишь после того, как мы выберемся из-под этой горы.
Не прошло и нескольких минут после судороги ледника, сотрясшей айсберг врезавшейся в него торпедой, как Харри и Пит поспешили оставить снегоходы, в которых укрывались все остальные, чтобы вернуться в пещеру. Продвигались они с осторожностью и далеко заходить не стали, остановившись в проломе, служившем входом в пещеру. В спины им дул вконец обезумевший ветер.
Они собирались установить радиостанцию, которую нес Харри, в самом глубоком и самом тихом закутке, который только можно будет найти под сводами. Надо было связываться с лейтенантом Тимошенко и выяснять, что там у них творится и, вообще, какова обстановка. За стенами же пещеры ветер выл как зверь, на тысячи разных голосов, и все заглушал так, что даже в кабине аэросаней все эти рокотания, завывания, повизгивания, старательно выводимые каждым новым порывом шквала, не давали услышать и собственный голос, — что уж тут говорить о надежде разобрать голос далекого радиооператора? А ведь еще и понять надо, что он скажет, пробившись через помехи.
Устремив луч фонарика вверх, Пит беспокойно оглядывал нагромождение ледяных балок и брусьев над своей головой.
— Выглядит вроде нормально! — прокричал Харри изо всех сил, хотя ухо Пита отделяли от губ Харри всего два-три сантиметра.
Пит недоуменно поглядел на него. Он явно не понял, что хотел сказать ему Харри.
— Нормально! — взревел что было мочи Харри и для верности поднял обе руки с оттопыренными большими пальцами вверх.
Пит согласно кивнул.
Правда, продвигаться дальше они все равно пока не решались, — а вдруг русским вздумается запустить еще одну торпеду?
А пройди они в пещеру подальше вместе с приемопередатчиком, и если в это время русские снова выстрелят в лед, то сотрясение повалит не слишком надежные своды, и Пит с Харри или погибнут под обломками, или окажутся погребенными заживо.
Злющий коварный ветер, толкавший в спины, набрал такую силу и был до того холодным, что Харри казалось, будто кто-то закинул за шиворот несколько ледяных кубиков и те сейчас, плавясь, ползут вдоль спины. Как бы то ни было, не могли же они стоять тут, на входе, до бесконечности, оцепеневшими в своей нерешительности. И Харри сделал шаг вперед. Пит пошел вслед, а там они уже перешли на скорый шаг, торопясь добраться до дальней стены убежища.
Стоило чуть углубиться под ледовые своды, и безобразный набор терзающих слух оглушительно громких звуков сразу же заметно притих, хотя, конечно, и в пещере стоял такой шум, что регулятор громкости приемника придется установить на максимальную громкость и так и держать всю дорогу.
За радиостанцией волочился длинный оранжевый провод, уходивший к батарее одного из снегоходов. Харри хотел, чтобы, по возможности, расходовалась емкость аккумуляторов снегохода. Тогда внутренние батареи приемопередатчика останутся неразряженными и готовыми к работе в каких-то экстренных условиях и в крайнем случае. Мало ли что еще может произойти.
Харри включил радиостанцию.
Когда они так готовились к работе, Пит спросил:
— Ты ничего странного не заметил? Я про направление ветра.
Разговаривая, они должны были брать ноты повыше, но кричать нужды тут уже не было. Харри, подумав, ответил:
— Пятнадцать минут назад ветер дул с иной четверти компаса.
— Айсберг опять поменял курс.
— Чего бы ради?
— А то я знаю.
— Ты же у нас спец по взрывчатке. Подумай, может, это торпеда? Ну, взрыв оказался настолько мощным, что сумел сдвинуть айсберг на некоторый угол.
Что есть силы мотнув головой, Пит сказал:
— Быть того не может.
— Я-то тоже так думаю.
Вдруг Харри как-то отчаянно ослаб. Сил не стало. И такая тяжесть навалилась — ничего нельзя поделать. Ничего. Похоже было на то, что матушка-природа решила взяться за них лично. Шансы против их выживания возрастали с каждой уходящей прочь минутой. Может, уже нечего и думать о спасении. Какой в этом прок? И, несмотря на слой вазелина, покрывавший лицо, несмотря на вязаную снегозащитную маску, которая обычно так хорошо помогала от холода, несмотря на все эти толстые слои теплоизоляции под мудреными именами «Горе-Текс» и «Термолайт», несмотря на то, что немалую долю ночи удавалось укрываться от непогоды в пещере, а время от времени, так вообще в сравнительно теплой, потому что отапливаемой, кабине снегохода, все равно он ежился от немилосердного, бессердечного мороза. И поддавался лютому холоду — сил не хватало выдерживать это издевательство. Все суставы болели. Даже в перчатках руки мерзли — ладоням было так холодно, словно их держали в холодильнике не меньше чем полчаса. И тот же раздражающий холод мало-помалу захватывал и ноги. А если кончится топливо в баках аэросаней, то не станет смысла в периодических посиделках в кабинах снегоходов, как-никак нагретых до десяти градусов выше нуля. Тогда опасность обморожения лица превратится в весьма реальную угрозу, а та
