Ложная память

знала, что это приближается, что это должно произойти, и теперь оно случилось, а на следующий раз все это окончится вовсе не так благополучно.

В следующий раз Дасти свалится с крыши, сломает шею и останется парализованным на всю жизнь или умрет. А дальше что? Я просила тебя не выходить замуж за маляра, найти человека с большими жизненными устремлениями, у которого будет хороший кабинет, который будет сидеть за столом, а не будет все время падать с крыш, у которого даже не будет возможности упасть с крыши.

— Мама…

— Всю жизнь с твоим отцом я прожила, испытывая этот страх. Твой отец и огонь… Всегда огонь, горящие здания, всякие взрывающиеся штуки, потолки, которые могут завалить его. Все время, пока я была замужем за ним, я боялась, когда он собирался на работу, впадала в панику при звуке пожарной сирены, не могла смотреть «Новости» по телевизору, потому что всякий раз, когда там показывали сенсационные кадры большого пожара, я думала, что он может оказаться там. И он снова и снова получал травмы. И наверно, его рак связан с тем, что ему приходилось так много дышать дымом на пожарах. Во время сильных пожаров воздух полон токсинов. А теперь и у тебя появился муж, который все время лазит по крышам, как мой все время лез в огонь. Крыши, лестницы, постоянные падения… И ты никогда не будешь знать покоя.

Выслушав этот взволнованный, вырвавшийся из самой глубины души монолог, Марти лишилась дара речи.

На другом конце линии Сабрина рыдала в трубку.

Очевидно, ощутив, что в отношениях дочери с матерью наступил момент необычайной важности, и предполагая, что этот момент может повлечь какие-то негативные последствия для него, Дасти оторвал взгляд от дороги и прошептал:

— Ну, что там еще?

Наконец Марти нашла в себе силы заговорить:

— Мама, ты же никогда ни слова об этом не говорила. Ты…

— Жена пожарного не говорит об этом, не ворчит на мужа из-за этого, не проявляет своего волнения вслух, — ответила Сабрина. — Никогда, никогда в жизни, помилуй бог, потому что, если заговорить об этом, то это случится. Жена пожарного должна быть сильной, должна быть уверенной во всем хорошем, должна оказывать ему поддержку, глотать свои страхи и улыбаться. Но этот страх всегда находится в ее душе, а теперь еще ты вышла замуж за человека, который все время ползает по лестницам, бегает по крышам и падает с них, когда могла найти кого-нибудь, кто работал бы за столом и не мог упасть ни с чего выше стула.

— Мама, дело в том, что я люблю его.

— Я знаю об этом, моя дорогая, — ее мать опять зарыдала. — Это просто ужасно.

— Так ты поэтому все время лезла в мои отношения с Дасти?

— Я не лезла в твои отношения, дорогая. Я была в твоей шкуре.

— А мне казалось, что это мои… Мама, послушай, нельзя ли из всего этого сделать вывод, что ты можешь относиться к Дасти немного получше?

Дасти был так поражен, услышав этот вопрос, что его руки, державшие баранку, непроизвольно дернулись, и «Сатурн» чуть не вывалился из своего ряда.

— Он хороший мальчик, — ответила Сабрина, как будто Марти все еще была юной девушкой и речь шла о ее приятеле-подростке. — Он очень приятный, и умный, и вежливый, и я понимаю, за что ты его любишь. Но однажды он упадет с крыши и убьется, а это разрушит всю твою жизнь. Ты никогда не сможешь справиться с этим. Твое сердце умрет вместе с ним.

— А почему же ты не сказала всего этого давным-давно, а только исподтишка ругала все, что он делал?

— Я не ругала исподтишка, моя дорогая. Я пыталась выразить свое беспокойство. Я не могла говорить о том, что он упадет с крыши, не могла говорить об этом прямо. Никогда, помилуй бог, ведь стоит об этом заговорить, как это случается. А теперь мы говорим об этом! И теперь он упадет с крыши, и это случится по моей вине!

— Мама, ну это же невероятно. Этого не может случиться.

— Это уже случилось, — отрезала Сабрина. — А теперь случится еще раз. Пожарные и огонь. Маляры и крыши.

Держа телефон между собой и Дасти, так, чтобы мать могла слышать обоих, Марти обратилась к мужу:

— Сколько у тебя знакомых маляров? Тех, кто работает на тебя, и других профессионалов в городе?

— Человек пятьдесят. А может быть, шестьдесят. Я точно не знаю. Но, пожалуй, не меньше.

— И сколько из них падало с крыш?

— Не считая меня и Скита?

— Не считая тебя и Скита.

— Из тех, кого я знаю, — один. Он сломал ногу.

Снова приложив телефон к уху, Марти сказала:

— Ты слышала, мама? Один. Сломал ногу.

— Один из тех, с кем он знаком, — ответила Сабрина. — Один, а он будет следующим.

— Он уже падал с крыши. Вероятность того, что какой-нибудь маляр свалится с крыши два раза в жизни, должна быть не больше, чем одна миллионная.

— Его первое падение не считается, — возразила Сабрина. — Он старался спасти своего брата. Это не был несчастный случай. А несчастный случай все еще ожидает своего момента.

— Мама, я тебя очень-очень люблю, но ты немного сумасшедшая.

— Я знаю, дорогая. Все эти годы переживаний… И ты тоже когда-нибудь станешь немного сумасшедшей.

— Мама, мы будем сильно заняты в ближайшие два-три дня, и поэтому, пожалуйста, не давай своей желчи слишком разливаться, если я не сразу отвечу на один из твоих звонков, ладно? Мы не собираемся падать ни с какой крыши.

— Дай мне поговорить с Дасти.

Марти дала телефон мужу.

Он настороженно взглянул на нее, но взял.

— Привет, Сабрина. Да. Хорошо, вы же знаете. О-хо-хо. Конечно. Нет, я не буду. Нет, не буду. Нет, я обещаю, что не буду. Это правда, так ведь? А? О нет, я никогда не принимал этого всерьез. Не рвите на себе волосы. Ну, да, я тоже люблю вас, Сабрина. А? Конечно. Мама. Я тоже люблю тебя, мама.

Он отдал телефон Марти, и она нажала кнопку выключения. Некоторое время они молчали. Потом Марти сказала:

— Кто бы мог подумать — посреди всего этого дерьма воссоединение матери и ребенка.

Удивительно, что надежда, словно цветок в пустыне, поднимает свою прекрасную головку в те минуты, когда этого труднее всего ожидать.

— Ты солгала ей, малышка, — сказал Дасти.

Она знала, что он не имел в виду ни созданного ею варианта происшествия со Скитом и его госпитализации, ни того, что она умолчала о трагедии Сьюзен и вообще о том бедственном положении, в котором они оказались.

— Да, я сказала ей, что мы не собираемся падать ни с каких крыш, — кивнула она, — но, черт возьми, каждый из нас рано или поздно упадет с крыши.

— Если, конечно, мы не собираемся оказаться первыми, кто будет жить вечно.

— Если соберемся, то нам нужно будет поскорее начать серьезно относиться к своему пенсионному фонду.

Марти ужасно боялась потерять его. Как и мать, она не могла заставить себя облечь этот страх в слова, чтобы то, чего она боится, не стало реальностью.