ломал голову, придумывая, что же еще можно предпринять.
Переодевшись в спальне родителей в джинсы и свитер для поездки на север, Жоржа неохотно позволила матери втянуть себя в бессмысленный спор.
— Когда ты отберешь у нее этот дурацкий альбом? — негодовала мать. — Или мне самой это сделать?
— Я ведь уже говорила тебе, мама! Доктор Каверли не рекомендует сейчас отбирать у нее альбом! От этого будет лишь хуже.
— Это мне ни о чем не говорит, — возмущалась мать. — Все это просто блажь!
— Доктор Каверли сказал, что если мы заострим внимание девочки на альбоме, то только усугубим его важность и…
— Ерунда! У этого доктора есть дети?
— Я не знаю, мама.
— А я уверена, что своих детей у него нет. Если бы они у него были, он бы не давал тебе таких глупых советов!
Жорже вспомнилось, как в свое время мать вот так же горячо возмущалась по поводу ее свиданий с мальчиками, которые ей почему-то не нравились. Ни один из знакомых Жоржи не отвечал ее требованиям. Честно говоря, Жоржа и вышла-то замуж за Алана, чтобы насолить матери. Глупо, конечно, но она сделала это и жестоко поплатилась за свой поступок. Мэри своей властной материнской любовью, не знающей компромиссов, сама толкнула ее на отчаянный шаг.
— Она даже не говорит, почему собирает эти дурацкие картинки, — продолжала кипеть от негодования Мэри.
— Да она сама этого не понимает, мама! Это порыв, неосознанное увлечение, не имеющее никакой причины. То есть причина есть, но она где-то глубоко в ее подсознании, там, куда даже ей самой не добраться.
— Нужно отобрать у нее этот альбом, — настаивала Мэри.
— Не сразу. Отучим девочку от него постепенно.
— Будь моя воля, я бы сделала это прямо сейчас!
Спор продолжился по дороге в аэропорт. Машину вел Пит, и Мэри воспользовалась случаем, чтобы еще немного потрепать Жорже нервы. Марси, сидевшая на заднем сиденье рядом с матерью, перелистывала страницы альбома.
Разговор теперь шел уже не об увлечении внучки, а о предстоящем полете в Элко. У Мэри были большие сомнения на этот счет, и она не преминула их высказать. Ее беспокоило, что придется лететь на двенадцатиместном самолете сомнительной авиакомпании, у которой, вполне может статься, нет денег на профилактику и ремонт машины. Ей вообще было непонятно, зачем нужно было лететь в Элко и каким образом общие проблемы собравшихся там людей связаны с мотелем.
— Меня беспокоит этот Корвейсис, — бросил Пит, остановившись на красный свет у перекрестка. — Мне не нравится, что ты связываешься с этим типом.
— Что ты хочешь этим сказать? — изумилась Жоржа. — Ведь ты его совсем не знаешь!
— Вполне достаточно того, что я знаю, — хмыкнул отец. — Он писатель, а ты сама знаешь, какие они, эти писатели. Я читал, что Норман Мейлер однажды чуть не выбросил жену из окна; он заставил ее висеть головой вниз, держа за щиколотки. А этот Хемингуэй, разве он не ввязывался постоянно в драки? Все они пьяницы и наркоманы, эти писатели.
— Ты совершаешь очередную большую ошибку, — сухо заметила Мэри.
И так до самого аэропорта.
Уже прощаясь, родители сказали Жорже, что любят ее, и она расцеловала их, и, что самое странное, все это было от чистого сердца. Хотя они постоянно изводили дочь и она страдала от этого, они любили друг друга. Если бы это было не так, они давно уже перестали бы разговаривать. Их взаимоотношения в некотором смысле были не менее загадочными, чем происшествие в мотеле «Спокойствие», случившееся полтора года назад.
Войдя в салон самолета, Жоржа была приятно удивлена его комфортабельностью: кресла — по шесть с каждой стороны от прохода — оказались достаточно удобными и мягкими, к тому же снабженными наушниками, а пилот управлял самолетом столь же аккуратно, как молодая мать пестует своего ребенка.
Спустя полчаса после взлета Жоржа заметила, что Марси отложила свой альбом и заснула, убаюканная ровным гулом моторов. Жоржа задумалась о будущем — полном забот и одиноком. Ей нужен был мужчина. И не только в сексуальном плане, хотя секс был для нее далеко не на последнем месте. Ей в первую очередь был нужен друг, способный разделить с ней ее мечты и планы, успехи и неудачи. Человек не создан для одиночества, для жизни ему необходим спутник, и Жоржа остро ощущала это.
Музыка в наушниках навевала легкомысленные фантазии. Быть может, в «Спокойствии» она встретится с человеком своей мечты, настоящим другом, и они вместе начнут новую жизнь. Ей вспомнился мягкий, но уверенный голос Доминика Корвейсиса, и она представила себе, что скажет отец, когда узнает, что его дочь выходит замуж за одного из этих драчливых и вечно пьяных писателей, которые имеют привычку подвешивать жен из окна головой вниз, держа их за лодыжки.
Но ее фантазии рассеялись, едва она вышла из самолета, потому что ей сразу стало ясно, что сердце Корвейсиса уже принадлежит другой.
В половине пятого, когда они приземлились, небо над Элко было затянуто темными тучами, а горы на горизонте окрашены в багровые и черные тона. Пронзительный холодный ветер не оставлял сомнений в том, что они находятся на расстоянии четырехсот миль к северу от Лас-Вегаса.
Корвейсис и доктор Джинджер Вайс ожидали ее возле небольшого терминала, и Жорже достаточно было одного взгляда на них, чтобы почувствовать себя, как среди родных людей.
Даже Марси, укутанная в теплое пальто и шарф, с альбомом, прижатым к груди, и слегка припухшими от сна в самолете глазами, заметно оживилась, увидев встречающих. Она улыбалась и охотно отвечала на их вопросы, предложила им посмотреть альбом и позволила Корвейсису на руках отнести себя в машину.
«Мы правильно сделали, что прилетели, — подумала Жоржа. — Слава богу!»
— Вы, может быть, не помните, — сказала Жоржа, когда они направлялись на стоянку автомобилей с чемоданами в руках, — но вы оказали Марси срочную медицинскую помощь в ту пятницу в июле позапрошлого года, еще до того, как мы поселились в мотеле.
— Я и в самом деле не помню этого, — удивленно заморгала Джинджер. — Так это были вы с мужем? И Марси я сразу не узнала!
— Мы остановились на шоссе в пяти милях от мотеля, — продолжала вспоминать Жоржа, — там был такой красивый вид, что нам захотелось сфотографироваться на память.
— А я как раз проезжала мимо, — обрадованно закивала Джинджер. — Я видела, как вы наводите объектив на резкость, а ваш муж и Марси стояли возле ограждения.
— Я не хотела, чтобы они стояли так близко к обрыву, но Алан настаивал, что там самое подходящее для снимка место, а уж если Алан на чем-либо настаивает, его не переубедишь.
И вот в тот самый момент, когда Жоржа готова была щелкнуть затвором, Марси оступилась и, перелетев через низкое ограждение, свалилась с тридцати— или сорокафутовой высоты вниз. «Марси!» — вскрикнула Жоржа и чуть не кубарем кинулась следом за дочерью. Но как она ни спешила, добралась до нее не раньше, чем раздался строгий окрик: «Не трогайте ее! Я врач!» Это была Джинджер Вайс, и она слетела по склону так быстро, что оказалась возле девочки одновременно с Аланом, который начал спускаться раньше ее. Марси лежала неподвижно, хотя и не теряла сознания. Джинджер определила, что она не ударилась головой, но заподозрила, как и Жоржа, перелом левой ноги: уж слишком неестественно она была подвернута. К счастью, малышка отделалась только испугом и несколькими ссадинами.
— Вы произвели на меня сильное впечатление.
— Я? — искренне удивилась Джинджер. Она выждала, пока стихнет гул пролетающего над головой одномоторного самолета, и ответила: — Но я ничего особенного не сделала, только осмотрела Марси. Она ведь и не нуждалась в серьезной врачебной помощи, все, к счастью, обошлось примочками и йодом.
Укладывая чемоданы в багажник автомобиля, Жоржа продолжала:
