адаптации, было обречено на гибель в этих катакомбах — либо под обломками колоссальных каменных глыб, либо сгорев и превратившись в пар от удара тепловой волны при ядерном взрыве.
Ядерная боль.
Безусловно, он не останется в живых, но докажет, что способен был стойко перенести ее. Всего лишь доля секунды ослепительной агонии. Совсем неплохо, во всяком случае, лучше, чем терпеть изнурительные побои кожаным ремнем или теннисной ракеткой, в которой его папаша специально просверлил дырки, чтобы сделать удары более болезненными.
Все еще сгибаясь под тяжестью второй бомбы, Леланд усмехнулся, взглянув на цифры, мелькающие на электронном табло спускового механизма первой бомбы, который неумолимо отсчитывал оставшиеся до рокового мига секунды. Самым замечательным в подвесных бомбах было то, что, запустив спусковой механизм взрывателя, его уже нельзя было остановить. Так что Леланду не нужно было беспокоиться, что кто-то помешает ему.
Он вошел в кабину лифта и поднялся на второй этаж.
Держа на руках Марси, Жоржа подошла к Джеку Твисту и встала с ним рядом. Благоговейный трепет, не уступающий по силе тому, что она испытала по дороге в хранилище в темном кузове грузовика, когда на нее обрушился шквал ярчайших воспоминаний, вновь потряс ее с головы до пят. Это был трепет, исполненный страха, восторга и изумления, переполнивших ее, едва она прикоснулась кончиками пальцев к корпусу многострадального звездолета.
То ли подражая матери, то ли повинуясь собственному импульсивному желанию, Марси тоже дотронулась до обшивки корабля и сказала:
— Луна! Луна!
— Да, — немедленно отозвалась Жоржа, — да, моя сладенькая, это именно то, что ты видела тогда в небе. Вспомнила? Только это не Луна тогда опускалась, светясь сперва красным, а потом янтарным светом, а этот корабль.
— Луна, — упрямо повторила девочка, поглаживая ладошкой бок звездолета, словно бы очищая прикипевшую к нему многовековую космическую пыль, а заодно и стирая пелену со своей памяти. — Луна упала вниз.
— Не Луна, деточка, а корабль, — снова поправила ее мать. — Специальный корабль, такой, как в кино, сладенькая моя.
Марси обернулась и вполне осмысленно взглянула на Жоржу.
— Как у капитана Кирка и мистера Спока?
Жоржа улыбнулась и крепче обняла ее.
— Как у капитана Кирка и мистера Спока, дорогая.
— Как у Люка-Неболаза, — уточнил Джек, поправляя локон волос на голове Марси, упавший ей на лоб.
— Как у Люка, — сказала Марси восторженно.
— И Хэна Соло, — добавил Джек.
Глаза девочки снова затуманились, она вновь забралась в скорлупу своего внутреннего мира, чтобы осмыслить потрясающую новость.
Джек улыбнулся Жорже:
— Она непременно поправится. На это потребуется время, но она выздоровеет, потому что вся ее одержимость Луной была следствием неосознанных попыток вспомнить однажды увиденное. Теперь она уже кое-что припоминает, и процесс не будет таким мучительным.
Как обычно, спокойная уверенность Джека подействовала на Жоржу ободряюще.
— Она, конечно же, поправится, — согласилась она, — если только нам удастся выбраться отсюда целыми и невредимыми.
— Как-нибудь выберемся. Непременно выберемся.
При виде Паркера Доминик просиял и обнял художника.
— Как ты очутился здесь, старина?
— Это долго рассказывать, — махнул рукой Паркер с тоской в глазах.
— Я не хотел втягивать тебя так глубоко во все эти неприятности, — вздохнул Доминик.
— Я не простил бы себе, если бы упустил такой шанс, — сказал Паркер, глядя на звездолет.
— А где твоя борода?
— По такому случаю, — кивнул Паркер на корабль, — можно и побриться.
Эрни в изумлении двигался вдоль звездолета, ощупывая его и пожирая глазами.
Фэй, беспокоившаяся за Брендана, осталась рядом с ним. Несколько месяцев назад он пережил сильнейшее потрясение, утратив — или думая, что утратил, — веру. А сегодня ночью он потерял отца Вайцежика. Этот удар едва не доконал его: глаза обрели безжизненное выражение, его трясло.
— Фэй, — произнес он, глядя на корабль, — не правда ли, это чудесно!
— Да, — согласилась она. — Я никогда не верила историям об иных мирах, никогда не задумывалась над этим вопросом. Но это начало чего-то нового, нового и прекрасного.
— Но это не Бог, — вымолвил Брендан. — Я чувствовал, что это нечто другое.
— Помнишь, что сказал Паркер, когда нас везли сюда? Отец Вайцежик знал, что произошло тогда на самом деле, что опустилось на Землю в ту ночь, но воспринял случившееся как подтверждение божественного промысла и своей веры во всемогущего Господа Бога.
— Для него все являлось подтверждением его веры, — вяло улыбнулся Брендан.
— В таком случае пусть это послужит еще одним подтверждением и для тебя. Тебе просто нужно время, чтобы все осмыслить. И тогда ты взглянешь на вещи так же, как рассматривал их отец Вайцежик, потому что у вас с ним очень много общего, хотя сам ты и не догадываешься об этом.
— Вы плохо знали его, — удивленно посмотрел на нее Брендан. — Я совершенно другой. Во мне нет и половины того, что было в этом человеке и священнике.
Фэй улыбнулась и ласково потрепала его по щеке.
— Брендан, мы сразу поняли, как ты любишь отца Стефана, когда ты рассказывал о нем. И уже спустя день нам стало ясно, что ты очень похож на него. Ты еще молод, Брендан. Тебе еще многое предстоит узнать. Но когда ты достигнешь возраста отца Вайцежика, ты непременно станешь таким же, каким был он, — достойным человеком и примерным пастырем. И каждый день твоей жизни будет олицетворением его заветов.
Лицо молодого священника просветлело, губы его задрожали, и он спросил осевшим голосом:
— Вы действительно так думаете?
— Я в этом уверена.
И они крепко обнялись.
Нед и Сэнди стояли, обняв друг друга за талию, и смотрели на корабль. Оба молчали, потому что слова были не нужны. Во всяком случае, ему так казалось.
Наконец Сэнди сказала то, что действительно нужно было сказать:
— Нед, если мы выберемся отсюда живыми, я хочу сходить к врачу. Ну, ты понимаешь, о каком враче я говорю, — к специалисту по искусственному оплодотворению. Я во что бы то ни стало хочу иметь ребенка.
— Но ты никогда раньше об этом не… — растерянно пробормотал Нед.
— Раньше я так не любила этот мир, — тихо проговорила Сэнди. — Но теперь… Теперь я хочу, чтобы частичка нас тоже была среди тех, кто отправится сквозь всяческую тьму в иные миры, чтобы там встретиться с незнакомцами — чудесными незнакомцами, такими же, как те, что прилетели к нам на этом корабле. Я буду хорошей матерью, Нед.
— Я знаю, Сэнди.
Когда Майлс Беннелл увидел, что в пещеру вошел последний свидетель, а за ним еще и Паркер Фейн, он отказался от мысли использовать необыкновенные способности Доминика Корвейсиса, чтобы не
