Перед двориком тянулась клумба с папоротниками и цветами. Справа и слева за высокими заборами стояли соседские дома. Участки были маленькие, и эти дома практически полностью отсекали ветер. Вместо порывов в дворик проникали только легкие дуновения.
Митч поднырнул под высокие листья тасманийского папоротника, которые чуть заметно покачивались. Замер, всматриваясь в дворик.
Обзору листья папоротника мешали, но не очень, так или иначе он все видел, во всяком случае, не упустил бы момент, когда хозяин решил бы пересечь дворик, направляясь из квартиры-офиса в жилую квартиру.
Сидя под папоротником, Митч полной грудью вдыхал запахи тщательно обработанной почвы, неорганических удобрений и мха.
Поначалу запахи эти его успокаивали, напоминая о жизни, где все было просто, жизни, которая оборвалась каких-то шестнадцать часов тому назад. Но уже через несколько минут смесь этих запахов навеяла мысли о запахе крови.
В квартире над гаражами погас свет.
Возможно, не без помощи ветра, хлопнула дверь. Но при этом ветер не смог заглушить шум громких шагов на наружной лестнице, которая вела во внутренний дворик.
Всматриваясь между листьями папоротника, Митч разглядел медведеподобную фигуру человека, пересекающего выложенный кирпичом дворик.
Энсон не подозревал о том, что младший брат находится у него за спиной. Он быстро сокращает разделявшее их расстояние и издает сдавленный крик, лишь когда его нервную систему «замкнул» разряд тазера.
Когда Энсон качнулся вперед, пытаясь удержаться на ногах, Митч оставался рядом. И одарил старшего брата еще одним «поцелуем» мощностью в пятьдесят тысяч вольт.
Вот тут Энсон рухнул на кирпичи. Перекатился на спину. Руки и ноги дергались. Голова моталась из стороны в сторону. Он пытался издавать какие-то звуки, подвергая себя опасности проглотить язык.
Митч не хотел, чтобы Энсон проглотил язык, но и не пытался это предотвратить.
Глава 41
Крылья ветра бились о стены, угрожая подхватить крышу, унести с собой, заставляя вибрировать темноту.
Безволосые руки, белые, как перчатки, поглаживали друг друга в слабеньком свете фонаря.
Мягкий голос продолжает рассказывать:
— В Эль-Валле, штат Нью-Мексико, есть кладбище, где редко косят траву. На некоторых могилах есть надгробные камни, на других — нет.
Холли доела шоколад. Ее тошнит. Во рту ощущается вкус крови. Она использует пепси как средство для полоскания.
— Несколько могил без надгробных камней окружены невысокими заборчиками, которые соорудили из дощечек от ящиков для овощей и фруктов.
Все это куда-то ведет, но мысли его движутся только в известном ему направлении. Холли остается только ждать.
— Близкие выкрасили заборчики в пастельные тона: нежно-голубой, светло-зеленый, бледно- желтый, цвета увядших подсолнухов.
Несмотря на муть, которая таится в глубине глаз похитителя, они вызывают у нее меньшее отвращение на этот момент, чем руки.
— Под молодой луной, через несколько часов после того, как засыпали свежую могилу, мы поработали лопатами и вскрыли деревянный гроб, в котором похоронили ребенка.
— Цвета увядших подсолнухов, — повторила Холли, стараясь заполнить разум этим цветом и отсечь образ ребенка в гробу.
— Девочке было восемь лет, она умерла от рака. Ее похоронили с медальоном святого Кристофера, вложенным в левую руку, и фарфоровой фигуркой Золушки — в правую, потому что она любила эту сказку.
Подсолнухи не помогают, перед мысленным взором Холли возникают маленькие ручки, которые крепко держат медальон святого и фигурку бедной девушки, которая стала принцессой.
— Проведя несколько часов в могиле невинного, эти предметы обрели великую силу. Их очистила смерть и взяли под свою опеку духи.
Чем дольше Холли смотрит в эти глаза, тем менее знакомыми они становятся.
— Мы взяли из ее рук медальон и фигурку и вложили в них другие предметы.
Одна белая рука исчезает в кармане черной куртки. Появившись вновь, она держит серебряную цепочку, на которой висит медальон святого Кристофера.
— Вот, — говорит он. — Возьми.
Тот факт, что медальон побывал в могиле, ее не смущает, но его вытащили из руки мертвого ребенка, и это ужасно.
Тут происходит нечто большее, чем вложено в его слова. Есть некий подтекст, которого Холли не понимает.
Она чувствует: отказ от медальона, какой бы ни была причина, приведет к ужасным последствиям. Протягивает правую руку, и он бросает медальон ей на ладонь. Цепочка едва слышно звякает, падая вслед за медальоном.
— Ты бывала в Эспаноле, штат Нью-Мексико?
Холли сжимает пальцы в кулак, накрывая ими медальон.
— Это еще одно место, в котором я не бывала.
— Моя жизнь изменится там, — доверительно сообщает он ей, подхватывает фонарь, поднимается.
Оставляет ее в кромешной тьме с недопитой банкой пепси, хотя она ожидала, что он унесет банку с собой. Она собирается, точнее, собиралась расплющить банку, превратить в миниатюрный рычаг и с его помощью вытаскивать неподатливый гвоздь.
Но медальон святого Кристофера для этой работы подходит куда как больше. Отлитый из бронзы, с покрытием из серебра или никеля, медальон гораздо жестче, чем мягкий алюминий, из которого сделана банка.
Визит похитителя многое изменил. Раньше в этой темноте она была одна. Теперь воображение Холли населяет темноту крысами, жабами и легионами ползающей мерзости.
Глава 42
Энсон рухнул перед дверью черного хода, и ветер, казалось, радостно поприветствовал его падение.
Как существо, привыкшее отфильтровывать кислород из воды, а теперь выброшенное на берег, он дергался, по телу прокатывались судороги. Кисти поднимались и опускались, костяшки пальцев выбивали дробь по кирпичам.
Он таращился на Митча, открывал рот, словно пытался что-то сказать, а может, пытался закричать от боли. Но с губ срывался разве едва слышный писк.
Митч тронул дверь. Не заперта. Распахнул ее и прошел на кухню.
Свет не горел. Зажигать его Митч не стал.
Он не знал, как долго действует эффект мощного электрического разряда, но надеялся, что минуту- две действует точно. Положил тазер на разделочный столик, вернулся к открытой двери.
