Наступило молчание.
Крисси почувствовала, как что-то сжимает до боли ее грудь, такая боль возникала у нее в школе, когда учитель — любой учитель, по любому предмету — начинал рассказывать что-то такое, чего она еще не знала и что меняло ее взгляд на жизнь. Такое случалось нечасто, но всегда это чувство было и пугающим, и влекущим к себе одновременно. Сейчас она ощущала то же самое, но сильнее в сто раз любого открытия в стенах школы.
Тесса прервала молчание.
— Гарри, мне кажется, нельзя так казнить себя. Гарри поднял взгляд на Тессу.
— Если ты начинаешь за что-то отвечать, то никакая мера ответственности не будет слишком большой. — Он улыбнулся. — Я знаю, Тесса, на самом деле вы все понимаете душой. Просто не хотите признаться в этом.
Гарри перевел взгляд на Сэма и продолжал:
— Некоторые, впрочем, совсем не усваивают такого урока, даже побывав на войне. Я иногда встречаюсь с другими ветеранами вьетнамской войны и не вижу в них понимания. Я стараюсь избегать таких людей, хотя это, наверное, несправедливо. Но я не могу ничего с собой поделать. Зато, если я встречаю человека, который усвоил главный урок войны, я доверяю такому человеку, как самому себе. Я такому человеку доверяю всей душой, хотя в нашем случае, кажется, покушаются именно на ответственность и хотят отнять ее навсегда. Я верю, что вы, Сэм, спасете нас. — Гарри разжал свой кулак. — Я не сомневаюсь в этом ни минуты.
Тесса была в недоумений. Она обратилась к Сэму:
— Разве вы были во Вьетнаме? Сэм кивнул.
— Да, я был во Вьетнаме после института. После возвращения я поступил в ФБР.
— Вы ничего об этом не рассказывали. Сегодня утром, когда мы готовили завтрак, вы перечисляли мне трагедии, которые заставили вас переменить взгляд на жизнь. Вы назвали смерть вашей жены, гибель своих коллег, проблемы с сыном, но вы не упоминали о войне.
Сэм посмотрел на свое перебинтованное запястье и после паузы ответил:
— Война — это такая вещь, о которой мне тяжело говорить.
— Звучит странно.
— Совсем не странно, — вмешался Гарри. — Это действительно такая вещь, которую трудно вынести и о которой тяжело говорить.
Сэм сказал:
— Если бы я не разобрался в своих ощущениях, в своем военном опыте, я бы, наверное, продолжал много и часто рассказывать о войне. Но я разобрался. Я по-нял. И теперь для меня говорить о войне с человеком, с которым я познакомился совсем недавно… это тяжело, поймите.
Тесса посмотрела на Гарри и спросила:
— Вы поняли, что Сэм был во Вьетнаме?
— Да.
— Просто поняли по каким-то признакам?
— Ну да.
Сэм выпрямился.
— Клянусь, Гарри, я сделаю все, чтобы мы выбрались отсюда. Но прежде я должен разобраться в тех силах, против которых мне придется действовать. Корень зла, очевидно, в компании «Новая волна». Надо понять, что они задумали и каким образом можно помешать их планам осуществиться. Не поняв этого, мы не сможем ничего сделать.
В этом месте разговора Крисси почувствовала, что уже ничего не понимает в разговоре взрослых, хотя все услышанное было безумно интересным, а некоторые вещи ужасно хотелось понять. Крисси решила, что настал и для нее момент сказать свое слово.
— Вы точно уверены, что они не пришельцы?
— Мы уверены, — ответила с улыбкой Тесса, а Сэм ласково провел рукой по ее волосам.
— Просто я подумала, — продолжала Крисси, — что инопланетяне могли приземлиться на территории компании «Новая волна» и использовать эту территорию как свою базу. Может быть, они хотят превратить нас всех в подобие компьютеров, как это случилось с Кольтранами. Мы будем чем-то вроде рабов для них. Это больше похоже на правду, чем моя первая версия об их ужасной прожорливости. Ведь у пришельцев, наверное, все в организме построено по-другому, у них, наверное, и желудок другой. С какой стати им питаться живыми людьми? У них ведь может от этого начаться изжога или даже понос.
Сэм, сидевший рядом с Крисси, взял руки девочки в свои и бережно сжал их, стараясь не причинить боль ее поцарапанным ладоням.
— Крисси, мне кажется, ты слишком близко приняла к сердцу то, что сказал Гарри…
— О да, — с жаром ответила девочка, — я не пропустила ни слова.
— Ну тогда ты поймешь и меня, когда я скажу, что сваливать на пришельцев из космоса все эти ужасы — это тоже одна из форм ухода от ответственности. А ведь на самом деле в этих ужасах виноваты люди, да-да, люди и их реальная и колоссальная способность причинять вред другим. Конечно, трудно поверить, что кто-нибудь, даже сумасшедший, мог захотеть, чтобы Кольтраны превратились в тех, в кого они превратились, но это, к сожалению, так и есть. Если мы будем относить все эти события на счет пришельцев, Бога, дьявола, троллей или кого-нибудь еще, то мы не сможем до конца понять ситуацию и не сможем найти из нее выход. Понимаешь?
— Да, почти.
Сэм улыбнулся. У него была очень хорошая улыбка, только он редко улыбался.
— Я думаю, ты понимаешь даже больше, чем «почти».
— Да, больше, чем «почти», — согласилась Крисси. — Конечно, было бы лучше, если бы во всем оказались виноваты пришельцы. Мы бы обнаружили их гнездо, их убежище, сожгли бы его, взорвали бы их корабль, и с этим было бы покончено. Но если виноваты не пришельцы, а люди — примерно такие же, как мы, — тогда, наверное, окончательно покончить с этим удастся очень и очень не скоро.
Глава 30
Ломен Уоткинс исколесил весь город из конца в конец в поисках Шаддэка. Дождь не переставал, а отчаяние Ломена нарастало с каждой минутой. Он снова посетил дом Шаддэка и выяснил, что в гараже отсутствует угольно-черный автомобиль с матовыми стеклами. Однако и это уточнение ни к чему не привело, Шаддэк как сквозь землю провалился.
Повсюду, где он появлялся, ему попадались бригады обращения и патрули. Они действовали скрытно, и, вероятно, «необращенные» не замечали их работы, но Уоткинс своим профессиональным взглядом всюду отмечал их присутствие.
На северном и южном въездах в город, а также в начале Оушн-авеню подчиненные Уоткинса заворачивали обратно машины тех, кто хотел попасть в город. Выхлопные газы от двигателей, работающих на холостом ходу, смешивались с клочьями тумана, уже начинавшими подниматься с побережья. Красно- голубые сигнальные фонари подсвечивали хвосты дыма и тумана, и казалось, что на асфальт стекают потоки крови, то ярко-красной — артериальной, то черной — венозной.
Желающих въехать в город было совсем немного, так как Мунлайт-Ков не был ни главным городом округа, ни торговым центром для сельских жителей. Кроме того, он находился там, где заканчивалось местное шоссе, и никто не выбирал эту дорогу для транзитного проезда в другие города. Тех, кто все же хотел попасть в город, заворачивали обратно, рассказывая одну и ту же историю о выбросе токсических веществ в окрестностях Мунлайт-Кова. Если люди настаивали на въезде, то их задерживали и отправляли в изолятор. Они должны были находиться там до того момента, пока не будет принято решение — расстрелять их или обратить в Новых людей. Со времени введения карантинного режима прошло немного времени, и из небольшого числа желающих въехать в город лишь шесть человек было задержано и помещено в изолятор.
