на принадлежащих корпорации реактивных самолётах.
Мама тоже вносит свою лепту в семейный бюджет: рисует портреты домашних любимцев. Главным образом кошек и собак, но также кроликов, канареек, а однажды ей пришлось рисовать молочную змею. После того как эту натурщицу привезли попозировать, она никак не хотела отправляться домой.
Маленький викторианский дом моих родителей можно, пожалуй, назвать скромным, но он настолько уютен, что кажется просто роскошным. Потолки невысокие, комнаты не поражают размерами, но обставлены с большим вкусом. Здесь приятно жить, поэтому не стоит винить Эрла за то, что он попытался укрыться за диваном в гостиной, под ванной на гнутых ножках, в ящике для грязного белья, в корзине для картофеля, которая стояла в кладовой, и в разных других местах за те три недели, в течение которых составлял нам компанию. Эрл — та самая молочная змея, о которой я упоминал, и ей, дом — стерильное место с мебелью из нержавеющей стали и чёрной кожи, произведениями абстрактного искусства и кактусами вместо домашних растений.
Из всех уютных уголков этого маленького дома, где ты можешь почитать книгу, послушать музыку или посмотреть в окно на сверкающий белым снегом день, столовая, пожалуй, лучше всех. А все потому, что для семьи Ток еда (и веселье, сопровождающее каждую трапезу) — ось, заставляющая вращаться колесо нашей жизни.
Отсюда роскошные фарфор и столовые приборы, соответственно, Лиможа и Буччеллати.
Мы исходим из того, что обед, включающий менее пяти блюд, вовсе и не обед, а первые четыре блюда полагаем лишь подготовкой к пятому, поэтому удивительно, что никто из нас не страдает избыточным весом.
Отец как-то обнаружил, что его лучший костюм из шерстяной материи ему тесноват. Так он три дня обходился без ленча, и в результате все проблемы с костюмом разрешились сами собой.
Необычная реакция организма мамы на кофеин — не единственная странность в наших взаимоотношениях с едой. У обеих ветвей нашей семьи, что у Токов, что у Гринвичей (Гринвич — девичьи фамилия матери), обмен веществ прямо-таки будто у колибри. Эта птаха каждый день съедает количество пищи, которое в три раза превосходит её собственный вес, и при это всё равно может летать.
Мама однажды предположила, что её с отцом потянуло друг к другу отчасти и потому, что на подсознательном уровне они сразу поняли, что у них обоих одинаковый, высший тип обмена веществ.
В столовой потолок, пол и нижняя часть стен из красного дерева. Верхняя часть стен обтянута муаровым шёлком, на полу — персидский ковёр.
Во время обеда хрустальную люстру не зажигают, обедаем мы всегда при свечах.
В тот сентябрьский вечер 1994 года свечи был квадратные, каждая стояла на хрустальном блюдце подсвечнике, некоторые из обычного воска, другие из рубиново-красного. Стояли свечи не только на обставленном столе, но и на комодах у стен, отбрасывал мягкий свет на скатерть, наши лица, стены.
Посторонний человек, заглянувший в окно, мог бы подумать, что мы не обедаем, а проводим спиритический сеанс и пища лишь помогает коротать время до появления духов.
И хотя родители приготовили мои самые любимые блюда, я старался не думать об этом обеде как о последней трапезе приговорённого к смерти.
Пять должным образом приготовленных блюд невозможно съесть так же быстро как «Хэппи мил» в «Макдоналдсе», тем более что к каждому подавалось своё, тщательно подобранное вино. Поэтому мы и настроились на долгий вечер который нам предстояло провести и компании друг друга.
Папа — шеф-кондитер всемирно знаменитого курорта Снежный, и должность эту он унаследовал от своего отца Джозефа. Поскольку все сорта хлеба и выпечки должны быть свежими ежедневно, он уходит на работу в час ночи, как минимум пять дней в неделю, чаще — шесть. К восьми утра, когда выпекается всё что заказано на день, он возвращается домой. Завтракает с мамой, а потом спит до трёх часов дня.
В том сентябре я работал точно так же, как он, поскольку уже два года был учеником пекаря на том же курорте. Семья Ток верит в протекцию родне.
Папа говорит, что никакая это не семейственность, когда у тебя есть настоящий талант. Если дать мне хорошую духовку, я могу составить достойную конкуренцию кому угодно.
И действительно, на кухне от моей неуклюжести не остаётся и следа. Когда дело доходит до выпечки, я Джин Келли[11], я — Фред Астер[12] , я — само изящество.
После нашего обеда отцу предстояло идти на работу, мне — нет. Готовясь к первому из пяти ужасных дней, предсказанных дедушкой Джозефом, я взял недельный отпуск.
Начали мы с ачмы, грузинского блюда, — тончайших слоёв теста, которые перемежались со слоями сыра и масла, с золотистой корочкой поверху.
В то время я ещё жил с родителями, поэтому отец и сказал:
— Тебе следует оставаться дома с полуночи до полуночи. Не высовывайся. Спи, читай, смотри телевизор.
— Тогда случится вот что, — встряла бабушка Ровена, — он упадёт с лестницы и сломает шею.
— Не пользуйся лестницей. — предложила мать, оставайся в своей комнате, сладенький. Еду я буду тебе приносить.
— Тогда, скорее всего, сгорит дом, — не сдавались Ровена.
— Нет, дом не сгорит, — возразил отец. — Электрическая проводка хорошая, плита новая, дымоходы в обоих каминах недавно прочистили, на крыше установлен громоотвод, а Джимми не играет со спичками.
В 1994-м Ровене исполнилось семьдесят семь лет, двадцать четыре года она прожила вдовой, так что отгоревала положенное. Женщиной она была хорошей, но уж больно упрямой. Её попросили взять на себя роль адвоката дьявола, и она упорно гнула своё.
— Если не будет пожара, то взорвётся газ.
— Ровена, — пытался урезонить её отец, — во всей истории Сноу-Виллидж не было случая, когда взрыв бытового газа уничтожал дом.
— Тогда на дом упадёт авиалайнер.
— Да, такое в наших местах случается раз в неделю, — вздохнул отец.
— Все всегда бывает впервые, — ответила Ровена.
— Если наш дом может стать первым, на который упадёт авиалайнер, то с той же вероятностью в соседнем доме могут поселиться вампиры. Однако, будь уверена, с завтрашнего дня я не начну носить на шее чесночное ожерелье.
— Если не авиалайнер, то самолёт «Федерал экспресс»[13], набитый посылками.
Отец вытаращился на неё, покачал головой:
— «Федерал экспресс»!
Мать сошла нужным вмешаться:
— Мама хочет сказать, если судьба заготовила для нашего сына какую-то пакость, ему от неё не укрыться. Судьба есть судьба. Она его найдёт.
— Может, самолёт «Юнайтед парсел сервис»[14].
За тарелками дымящегося супа-пюре из цветной капусты и белой фасоли с эстрагоном мы решили, что оптимальный для меня вариант — провести завтрашний день точно так же, как любой нерабочий день, разве что проявлять во всём большую осторожность.
— С другой стороны, — указала бабушка Ровена, — именно осторожность может привести его к смерти.
— Что ты такое говоришь, Ровена? Как осторожность может привести к смерти? — удивился отец.
Бабушка отправила в рот ложку супа, чмокнула губами, чего никогда не делала до того, как ей не стукнуло семьдесят пять, зато потом чмокала часто и с удовольствием.
На полпути от семидесяти к восьмидесяти годам она решила, что своим долголетием заработала право не отказывать себе в маленьких жизненных удовольствиях. Поэтому чмокала губами, шумно высмаркивалась (за столом — никогда) и после каждого блюда клала ложку и/или вилку на тарелку рабочим концом к краю, тогда как её мать, знаток этикета, учила Ровену, что, поев, ложку и/или вилку нужно
