вынул обойму из пистолета, проверяя, полностью ли он заряжен. — Эти засранцы должны были держаться в стороне, и они это знают. Когда же я застану их с поличным, в самой заварухе, они сообразят, что их карьера и пенсия под угрозой. Они уйдут. А когда они уйдут, мы пристрелим Шэдвея и эту бабу.
— А если не уйдут?
— Тогда мы прикончим и их, — отрезал Шарп, ладонью вгоняя обойму в пистолет.
Холодильник громко гудел.
Сырой затхлый воздух отдавал плесенью.
Они склонились над кухонным столом, как два заговорщика из старого фильма про антифашистское подполье в Европе. Пистолет Рейчел был под рукой, лежал на прожженном сигаретами пластике, хотя она не очень-то верила, что он ей может понадобиться, во всяком случае, сегодня.
Уитни Гэвис воспринял сжатый вариант истории на редкость спокойно и без скептицизма, что ее удивило. С виду он не казался доверчивым человеком, готовым принять любую безумную историю. Однако ее дикому рассказу поверил сразу. Возможно, он так безоговорочно доверял ей потому, что ее любил Бенни.
— Бенни показывал вам мои фотографии? — спросила она.
Уитни ответил:
— Да, детка, последние два месяца он ни о чем, кроме как о вас, и говорить не мог.
— Значит, он знал, — заключила Рейчел, — что в наших отношениях есть что-то особенное, знал еще раньше, чем я.
— Нет, — возразил Уитни, — он мне говорил, что и вы об этом знали, только боялись себе признаться. Он говорил, вы это скоро поймете, и оказался прав.
— Но если вы видели мои фотографии, почему он не показал мне ваших или хотя бы не рассказал о вас, раз вы его лучший друг?
— Мы с Беном преданы друг другу, так повелось еще с Вьетнама, мы почти что братья, даже больше, чем братья, так что мы делимся всем. Но вы, детка, до последнего времени еще не были так преданы ему, как я, и пока такого не случилось, он не станет делиться с вами буквально всем. И не обижайтесь. Таким сделал его Вьетнам.
Вьетнам, судя по всему, был еще одной причиной, почему Уитни так безоговорочно поверил ее невероятной истории, даже когда она рассказала, как мутант преследовал ее в пустыне. Наверное, человеку, прошедшему через ад Вьетнама, уже ничто не может показаться невероятным.
— Но вы не знаете наверняка, что змеи убили его? — спросил Уитни.
— Нет, — призналась Рейчел.
— Если он воскрес после того, как его стукнул грузовик, может ли он вернуться из мертвых после смерти от змеиных укусов?
— Да. Скорее всего.
— И если он снова воскреснет, вы не уверены, что он просто превратится в нечто такое, что останется в пустыне и станет жить как животное?
— Нет, — сказала она, — разумеется, гарантировать этого я не могу.
Он нахмурился, и изуродованная сторона его в общем-то красивого лица собралась в складки и морщины, подобно бумаге.
Снаружи в ночи слышались зловещие звуки: кроны пальм скребли по крыше, вывеска мотеля моталась по ветру и противно скрипела, оторванная часть водостока с грохотом билась о крепления. Рейчел прислушивалась, пытаясь уловить звуки, которые нельзя было бы объяснить дождем и ветром. Ничто не насторожило ее, но она все равно продолжала прислушиваться.
— Самое плохое, — заметил Уитни, — что Эрик, по-видимому, подслушал, как Бенни говорил вам об этом месте.
— Возможно, — с беспокойством согласилась Рейчел.
— Почти наверняка, детка.
— Ладно. Но если вспомнить, как он выглядел, когда я его последний раз видела, он не сможет просто встать на дороге и попросить его подвезти. Кроме того, он явно деградирует умственно и эмоционально, не только физически. Я хочу сказать… Уитни, если бы вы видели его с этими змеями, вы бы поняли, как мало шансов, что у него хватит сообразительности найти дорогу из пустыни и добраться до Вегаса.
— Маловероятно, но возможно, — возразил он.
— Нет ничего невозможного, детка. После того как я познакомился с противопехотной миной, моим родителям сказали, что мне точно не выжить. Но я выжил. Тогда они заявили, что я не смогу достаточно контролировать мускулы моего изуродованного лица, чтобы нормально говорить. Но я смог. Черт, да у них был целый список того, что невозможно, и они ошиблись по всем пунктам. А ведь у меня не было того преимущества, которое есть у вашего мужа, — этой генетической штуки.
— Если это можно назвать преимуществом, — заметила она, вспомнив кошмарный бугристый гребень на лбу Эрика, растущие рога, нечеловеческие глаза, безобразные руки…
— Мне следует отвезти вас в другое место.
— Нет, — отказалась она. — Бенни будет искать меня здесь. Если меня тут не будет…
— Не волнуйтесь, детка. Он узнает все от меня.
— Нет. Если он появится, я хочу быть здесь.
— Но…
— Я хочу быть здесь, — проговорила Рейчел решительно, и Уитни понял, что уговаривать ее бесполезно. — Как только он сюда приедет, я хочу… мне нужно… видеть его. Я должна видеть его.
Уитни с минуту внимательно изучал ее. Взгляд его был необычайно проницательным. Наконец он сказал:
— Бог ты мой, а ведь вы действительно любите его, верно?
— Да, — призналась она дрожащим голосом.
— Я хочу сказать, по-настоящему.
— Да, — повторила она, пытаясь унять дрожь в голосе. — И я так о нем беспокоюсь… так беспокоюсь.
— С ним будет все в порядке. Он из тех, кто умеет выжить.
— Если с ним что-нибудь случится…
— Ничего с ним не случится, — уверил ее Уитни. — Но, наверное, не так уж страшно, если вы останетесь здесь на ночь. Если даже ваш муж… если Эрик когда-нибудь доберется до Вегаса, то, судя по всему, он должен стараться не попадаться никому на глаза и двигаться осторожно. Так что дорога может занять у него несколько дней…
— Если он вообще доберется.
— …и мы можем подождать до завтра и тогда уж найти для вас подходящее место. Значит, вы сегодня остаетесь здесь и ждете Бенни. И он приедет. Я знаю, он приедет, Рейчел.
Из глаз Рейчел потекли слезы. Не доверяя своему голосу, она просто кивнула.
У Уитни достало такта не обращать внимания на ее слезы и не пытаться ее утешить. Опершись на стол, он поднялся.
— Ну ладно, тогда пора действовать. Если вы собираетесь провести хотя бы одну ночь в этой берлоге, надо постараться устроиться поудобнее. Во-первых, хоть здесь и должны быть в шкафу полотенца и простыни, они скорее всего сырые, плесневелые, мятые, и вообще можно что-нибудь с их помощью подхватить. Я, пожалуй, пойду и куплю новые полотенца и простыни и… как насчет еды?
— Умираю с голоду, — честно сказала она. — Съела за весь день только яичницу рано утром и пару шоколадок позже, но все это быстро перегорело. Я ненадолго останавливалась в Бейкере, но то было сразу после встречи с Эриком, так что какая уж там еда? Купила только шесть банок содовой, пить ужасно хотелось.
— Тогда принесу чего-нибудь поесть тоже. Будете заказывать или доверяете мне?
Она встала и провела бледной, дрожащей рукой по волосам.
— Я съем все, кроме репы и головастиков. Он улыбнулся:
