столь неестественное, что тянуло на сверхъестественное. И воздействовало это сверхъестественное прежде всего на ее эмоции, а не на рассудок. Дразнило, предлагая увидеть, в чем же тут дело, понять.
А стоявший рядом Майкл прошептал: «Самое время призвать ведьмино чутье».
Во рту у Карсон пересохло, руки вдруг стали ледяными. Она знала, что такое страх. Могла бояться, но при этом оставаться профессионалом, знающим, что и как нужно делать. Иногда страх усиливал ее умственные способности, позволял ярче и четче оценить ситуацию.
– Такое ощущение, что бедняга просто лежал на полу и ждал, пока его разрежут. Посмотрите на его лицо.
Действительно, глаза раскрыты, само лицо расслаблено, не перекошено ужасом или болью.
– Хлороформ, – повторил Майкл.
Карсон покачала головой.
– Он был в сознании. Обратите внимание на глаза. На рот. Его не «вырубили». Посмотрите на его руки.
Левая рука лежала ладонью вверх, с растопыренными пальцами, что указывало на применение успокоительных препаратов.
Но вот правая была сжала в кулак. Если бы использовался хлороформ, она бы ничем не отличалась от левой.
Свои наблюдения Карсон записала в блокнот, после чего спросила: «Так кто нашел тело?»
– Библиотекарь утренней смены, – ответил Харкер. – Нэнси Уистлер. Она в женском туалете. Не может выйти оттуда.
Глава 16
Женский туалет благоухал дезинфицирующим средством с запахом сосны и ароматом духов «Белые бриллианты». Первое использовала уборщица, источником второго была Нэнси Уистлер.
Молодая симпатичная женщина, в облегающем ярко-желтом летнем платье, разительно отличающаяся от стереотипного образа библиотекарши.
Она склонилась над одной из раковин, сложив ладони лодочкой, набирала в них холодную воду, полоскала рот, выплевывала.
– Уж извините, что я такая растрепанная.
– Нет проблем, – заверила ее Карсон.
– Боюсь выйти отсюда. Всякий раз, когда я думаю, что рвотных позывов больше не будет, меня опять начинает рвать.
– Нравится мне эта работа, – сказал Майкл.
– Полицейские, которые осматривали здание, доложили мне, что следов взлома нет. Вы уверены, что входная дверь была заперта, когда утром вы пришли на работу? – спросила Карсон.
– Абсолютно. Два врезных замка, дверь была закрыта на оба.
– У кого еще есть ключи?
– У десяти человек. Может, у двенадцати, – ответила Нэнси Уистлер. – Не думаю, что смогу сразу назвать фамилии.
Карсон знала, что не следует слишком давить на свидетельницу, которая еще не отошла от встречи с окровавленным трупом. Ни к чему путному это привести не могло.
– Отправьте мне по электронной почте список владельцев ключей. Как только сможете.
– Конечно, хорошо, я понимаю. – Лицо у нее перекосилось, детективы уже решили, что библиотекаршу вновь вырвет, но обошлось. – Господи, он был настоящей жабой, но определенно такого не заслуживал. – Заметив удивленно поднявшиеся брови Майкла, добавила: – Бобби Оллвайн. Охранник.
– Которого вы назвали жабой? – уточнил Майкл.
– Он всегда… смотрел на меня, говорил какие-то неуместные слова. Взял в привычку незаметно подходить ко мне.
– Сексуальные домогательства?
– Нет. Ничего такого он себе не позволял. Но вел себя очень странно. – Она покачала головой. – И ради развлечения ходил по похоронным бюро.
Карсон и Майкл переглянулись.
– Послушайте, а кто не ходит? – переспросил Майкл.
– Ходил на вынос тела, – пояснила Нэнси. – На мемориальные службы. И покойников этих он знать не знал. Два, а то и три раза в неделю.
– Почему?
– Говорил, что ему нравится смотреть на мертвецов, лежащих в гробах. Говорил… его это успокаивает. – Она выключила воду. – Бобби был чокнутым. Но… зачем кому-то понадобилось вырезать ему сердце?
Майкл пожал плечами.
– Сувенир. Сексуальное удовлетворение. Обед.
Лицо Нэнси исказилось, она зажала рот рукой, метнулась в кабинку.
– Мило. – Карсон сурово глянула на Майкла. – Очень мило.
Глава 17
Облупившаяся краска, отваливающаяся штукатурка, заржавевшее железо изгороди, плющ, пожелтевший от жары, плесень, прижившаяся в многочисленных трещинах бетонной дорожки. На лужайке с проплешинами не хватало лишь таблички со словами: «КВАРТИРЫ ВНАЕМ. ТОЛЬКО ДЛЯ НЕУДАЧНИКОВ».
Собственно, табличка на лужайке стояла, но с первыми двумя словами. Остальные три дописало воображение Карсон после того, как она припарковалась у тротуара и пригляделась к дому.
Помимо таблички, лужайку украшала стайка из семи розовых фламинго.
– Готов поставить мой зад, где-нибудь найдется и пара пластмассовых гномов, – фыркнул Майкл.
Кто-то разрисовал четырех фламинго в яркие, тропические цвета, зеленый и желтый, словно надеясь, что от перемены цвета фигурки эти станут не столь абсурдными. Кое-где верхний слой краски облупился: там проглядывала розовизна.
Странное впечатление производил этот дом, и не потому, что его не поддерживали в надлежащем состоянии. Судя по всему, он был идеальным пристанищем для тех, кого в обществе считали чудиками, вроде того же Бобби Оллвайна, лишившегося сердца. Их так и тянуло сюда, в компанию себе подобных, здесь они не привлекали внимания.
Небритый старик стоял на коленях на второй ступеньке крыльца, чинил одну из стоек перил.
– Простите, пожалуйста, вы здесь работаете? – спросил Майкл, показывая старику свое удостоверение.
– Не больше, чем должен. – Старик оценивающе оглядел Карсон, но обратился к Майклу: – Кто она?
– У нас в конторе тот самый день, когда можно привести на работу сестру. Вы тут техник-смотритель?
– Этой развалюхе техник-смотритель не положен, но я чиню, что могу. Вы пришли посмотреть квартиру Бобби Оллвайна?
– Новости распространяются быстро.
Положив отвертку, старик поднялся.
– Хорошие новости – да. Следуйте за мной.
Внутри их ждала темная, душная, дурно пахнущая лестница.
От старика тоже пахло не очень, и, когда они поднимались следом за ним на второй этаж, Майкл сказал: «Больше не буду жаловаться насчет своей квартиры».
У двери с табличкой «2D» старик достал из кармана мастер-ключ.
– Слышал в новостях, что ему вырезали печень.
– Сердце, – поправила его Карсон.
– Еще лучше.
– Вам не нравился Бобби Оллвайн?
Старик повернул ключ в замке, открыл дверь.
