Спустить шлюпки, висевшие на боканцахnote 161 было, разумеется, гораздо легче, и это заняло еще меньше времени. Как только все шлюпки, кроме одной, помещавшейся на корме, были спущены, раздалась команда: «Поднять брам-реи!» Реи были подняты, а тем временем все другие работы шли своим чередом, и не прошло и минуты, как верхние паруса взлетели на мачты. Затем раздался обычный возглас: «Всех наверх, с якоря сниматься!» — и быстрые команды младших офицеров: «На шпиль!», «Пошел шпиль!»note 162. На крейсере и на торговом судне снятие с якоря — маневр разной трудности и быстроты. На «купце» десяток матросов налегает на скрипучий, неподатливый брамшпиль, а ворчливый кок с превеликим трудом укладывает канат, причем обычно ему больше мешает, чем помогает какой-нибудь проказник мальчишка, состоящий на побегушках у хозяина. А ведь настоящий, четко работающий шпиль не терпит задержки. Вертящийся барабан всегда наготове, а исправные младшие офицеры не отходят от бухт, следя за тем, чтобы толстый якорный канат не загромоздил палубу.
Команда выхаживала якорь, когда Ладлоу вышел наверх. Быстро проходя по шканцам, он встретил хлопотливого старшего офицера.
— Все готово к отплытию, сэр, — сказал этот незаменимый во всяком деле человек.
— Поставить марселя.
Паруса были мгновенно поставлены, и едва лишь матросы успели их поставить, как они туго натянулись на реях.
— Куда прикажете взять курс, сэр? — почтительно осведомился старший офицер.
— В открытый океан.
Реи на фок-мачте были обрасоплены по ветру, и капитану доложили об этом.
— Доложите, когда якорь будет поднят, канат — в бухте, а команда — отпущена вниз.
Этого короткого и выразительного разговора было достаточно, чтобы все было исполнено в точности. Один привык отдавать приказы без объяснений, другой — повиноваться не рассуждая, а потому подчиненный редко осмеливался спрашивать о целях того или иного маневра.
— Панер!note 163 Канат уложен, сэр, — доложил старший офицер через несколько минут, когда приказ был исполнен.
Только теперь Ладлоу словно пробудился от глубокой задумчивости. До сих пор он говорил и действовал скорее машинально, чем сознательно, мысли его были далеко отсюда. Но вот настала пора собрать офицеров и отдать распоряжения, не совсем обычные, а потому требовавшие сосредоточенности и предусмотрительности. Ладлоу приказал вызвать гребцов к шлюпкам и раздать людям оружие. Когда почти половина матросов приготовилась сесть в шлюпки, на каждую был назначен офицер, которому капитан подробно объяснил задачу.
Старший офицер на капитанском вельботе с гребцами и еще с полдюжиной матросов получил приказ: обмотав тряпками весла, плыть прямо к бухте, войти в нее и ждать сигнала от лейтенанта, а если бригантина попытается удрать, ему было строжайше приказано любой ценой взять ее на абордаж. Пылкий молодой офицер, едва получил этот приказ, приказал гребцам отваливать и направил вельбот на юг, держась мыса, о котором мы так часто упоминали.
Лейтенанту было поручено командовать баркасом, Ладлоу приказал ему тотчас плыть на этой большой и тяжелой шлюпке с многочисленной командой ко входу в бухту и подать оттуда сигнал вельботу, а потом спешить к нему на подмогу, предварительно убедившись, что «Морская волшебница» не может ускользнуть, как в прошлый раз, через какой-нибудь скрытый ход. Два катера под командованием второго лейтенанта должны были идти к широкому проливу между загнутой крючком оконечностью мыса и длинным, узким островом, который тянется к востоку от Нью-Йоркской гавани более чем на сорок лиг, защищая все побережье Коннектикута от океанских штормов. Ладлоу знал, что, хотя суда с глубокой осадкой вынуждены прижиматься к самому мысу, чтобы выйти в открытое море, такая легкая бригантина как «Морская волшебница» вполне может пройти гораздо севернее. Поэтому катера были посланы к проливу, чтобы как можно прочнее его блокировать и, если представится возможность, взять бригантину на абордаж. Наконец, ялик должен был все время держаться между входом в бухту и протокой, репетоватьnote 164 все сигналы и вести наблюдение.
Пока офицеры получали все эти указания, крейсер под командой Триселя двигался по направлению к мысу. Невдалеке от его оконечности катера и ялик отвалили от крейсера, гребцы налегли на весла, а вслед за ними отвалил и баркас, после чего шлюпки разошлись в разные стороны.
Если читатель хорошо помнит место действия, описанное нами выше, он поймет, на чем основывался расчет Ладлоу. Послав баркас к протоке, он надеялся окружить бригантину со всех сторон; она не может уйти ни через вход в бухту, ни через протоку до тех пор, пока он будет держать крейсер в виду берега. Три шлюпки, посланные на север, должны были, по его замыслу, следить за бригантиной, а если представится благоприятная возможность, попытаться напасть на нее врасплох.
Когда баркас отвалил, крейсер был медленно приведен к ветру, фор-марсель взят на гитовы, и судно остановилось, ожидая, пока шлюпки доберутся до назначенных мест. На крейсере теперь осталась лишь половина команды, и на борту не было ни одного офицера, кроме капитана и Триселя. Вскоре после того как судно легло в дрейф и команду просвистали вниз, или, иными словами, матросам позволили располагать собой как им вздумается, предоставив им возможность прикорнуть в награду за то, что ночью им не дали выспаться, Трисель подошел к своему начальнику, который стоял, осматривая бухту поверх уложенных в бортовые гнезда коек.
— Темная ночь, спокойное море и сильные гребцы — благодать сейчас на шлюпках! — заметил он. — Матросы исполнены храбрости и надежд. Эх, молодость, молодость!.. Но взять эту бригантину на абордаж, по моему глупому разумению, совсем не так легко, для этого мало будет просто вскарабкаться к ней на палубу. Я был на передовой шлюпке, которая брала на абордаж одного испанца близ острова Мона еще в прошлую войну, и, хотя мы пошли в дело как на прогулку, не один из наших свалился за борт с проломленным черепом. А знаете, капитан, мне кажется, фор-брам-стеньга лучше стоит с тех пор, как в последний раз вытянули такелаж.
— Она стоит превосходно, — рассеянно отозвался капитан Ладлоу. — Если считаете нужным, подтяните еще.
— Как прикажете, сэр, мне ведь все равно. По мне, пусть даже мачта хоть вовсе набок съедет, как шляпа на голове у деревенского франта; но когда такелаж стоит по всей форме, лучше всего оставить его как есть. Старший офицер говорит, что нужно подтянуть топенанты грота-рея, но когда реи подняты до отказа, тут уже ничего не поделаешь, и я готов из собственного кармана возместить ее величеству разницу между износом шкотов в том положении, как они поставлены теперь и как того хотел лейтенант, хотя карман мой часто бывает пуст, как приходская церковь, когда священник увлекается травлей лисиц. Однажды я зашел в Церковь, когда служил пастор — заядлый охотник, а один безбожник из соседних помещиков как раз напал с гончими на след лисы неподалеку от церкви, так что все было слышно! На этого болтуна шум травли производил такое же впечатление, как порыв ветра на наше судно; короче говоря, он привелся к ветру, и хотя продолжал что-то бормотать, я не разобрал ни слова; мысли его были в поле все время, пока охотники не скрылись из виду. Но это еще не самое худшее, потому что, когда он снова принялся за свое дело, ветер перевернул страницы в его книжке, и он давай шпарить венчание прямо с середины. Я не большой дока по этой части, но послушать сведущих людей, так просто счастье, что он не перевенчал половину молодых парней в приходе с их бабушками!
— Надеюсь, такой союз был бы приятен семьям, — заметил Ладлоу, опуская руку, которой поддерживал голову, и подпирая ее другой.
— Ну, на этот счет я ничего не могу сказать, потому как причетник вернул священника на правильный курс, прежде чем беда совершилась бесповоротно. А тут как-то между мной и лейтенантом был небольшой спор, капитан Ладлоу, насчет размещения груза. Он полагает, что груз у нас слишком смещен к носу от того места, которое он называет «центром тяжести», — послушать его, так будь груз ближе к корме, контрабандисту бы от нас никак не уйти; а я говорю, пусть кто угодно меряет ватер-линию…
— Зажечь огни! — перебил его Ладлоу. — Баркас подал сигнал!
Трисель умолк и, встав на лафет пушки, начал пристально смотреть в сторону бухты. Фонарь или какой-то другой источник света медленно мигнул три раза. Сигнал был подан где-то под самым берегом, у бухты, так что сомнений не оставалось.
