поток машин и автобусов. «Придет день, и мы им всем покажем, — подумала она. — Придет день, и с неба хлынет дождь из алмазов и белых трюфелей, которые будут падать на наши поднятые кверху лица. Когда- нибудь придет такой день».
Движение на дороге снова застопорилось, и она набрала номер Хедер Бонвелл. Та, как выяснилось, хотела, чтобы Триш претендовала на звание королевского адвоката.
— Да брось, — тут же сказала Триш. — Какой из меня королевский адвокат!
— Тебе тридцать семь, — ответила Хедер. — Прецедента еще не случалось, но нам до сих пор требуется гораздо больше женщин-адвокатов, чем есть сейчас. Твои доходы приближаются к той отметке, после которой они становятся почти автоматическими и не требуют особых усилий. Кроме того, у тебя отличная репутация. Подумай о моем предложении.
— Оно очень лестное, — сказала Триш, — но, по-моему, пока слишком рано. Я не хочу подать заявку и получить отказ.
— Только не откладывай в долгий ящик. Кстати, ты придешь на следующий обед в клуб?
— Обязательно приду. С огромным удовольствием.
Триш до сих пор тайно гордилась, вспоминая, что ей предложили вступить в привилегированный женский клуб. У клуба не было ни председателя, ни устава, ни определенных целей, однако для женщин- юристов он стал самым значительным в Лондоне источником работы.
Череда автомобилей продвинулась метров на пятьдесят и снова встала. Удачный момент, чтобы позвонить Анне Грейлинг.
— Триш, дорогая!
Голос Анны звучал на удивление жизнерадостно. Интересно, что ей понадобилось на сей раз?
— Ты просто ангел, что перезвонила так быстро! Как у тебя дела?
— Отлично. — Триш решила не говорить об отце, пока не станет ясно, в какое русло повернет разговор. — Что стряслось?
— Мы не могли бы встретиться? У меня есть для тебя потрясающее предложение.
— Что за предложение? Обрисуй хотя бы в двух словах. У меня сейчас полно работы.
— Оно не срочное, но мне бы хотелось взяться за него побыстрее. Понимаешь… Дело довольно сложное. Если у тебя найдется минутка, я опишу его в самых общих чертах.
— Минутка найдется. Я застряла в пробке.
— Слава Богу, что на свете есть мобильные телефоны, верно? Ну так вот… Я сейчас занята одним фильмом — что-то вроде «Сурового правосудия» — о женщине, которая отбывает пожизненный срок за убийство отца. Мне нужен консультант.
— Я уже не занимаюсь уголовными преступлениями.
— Но раньше-то занималась. Да и дело не в самом преступлении. Я хочу рассказать о том, как в семье происходит конфликт, и все в жизни людей идет наперекос, происходят ужасные события. Двое умирают, третьего приговаривают к пожизненному заключению, а четвертый живет с каким-то странным чувством злорадного ликования.
Последовала небольшая пауза, и из трубки вновь зазвучал вкрадчивый голос Анны:
— Ну как? Интересно?
— Пожалуй, любопытно.
Триш говорила осторожно и потому довольно холодно, но Анну это нисколько не смутило.
— Ты отлично разбираешься в подобных семейных проблемах, и они всегда тебя интересовали. Я подумала, ты с удовольствием займешься этим делом, а заодно поможешь невиновной женщине выйти из тюрьмы.
Триш никогда прежде не участвовала в создании фильма и не справилась с любопытством:
— Как зовут ту женщину?
— Дебора Гибберт. Помнишь? Дебору осудили на основании нескольких улик и показаний, которые дала ее собственная сестра.
— Эвтаназия, если не ошибаюсь.
— Не совсем. Будь то эвтаназия, бедняжка Деб вполне могла бы получить условное наказание за непредумышленное убийство.
— Тогда что она сделала? И как?
— Она ничего не делала. В том-то все и дело. Последнее время она жила у родителей, помогала матери присматривать за больным отцом — и однажды утром нашла его мертвым.
Анна замолчала, как будто ожидая вопроса, но Триш ничего не сказала.
— Она помогала матери как могла, хотя и не очень часто, потому что у нее самой четверо детей, муж, а тогда еще была и работа на неполный день.
— Удивительно, как у нее вообще время на отца оставалось.
— Она очень добрая женщина, Триш. Из тех, которые помогают всем и каждому, разрываются на части, ничего толком не успевают и в конце концов с ужасом сознают, что самые близкие и дорогие люди их терпеть не могут.
Триш встречалась пару раз с подобными особами и всегда сочувствовала жертвам их любви и заботы.
— Каков способ убийства?
— Обвинение заявило, будто она дала отцу лошадиную дозу антигистаминного препарата, а когда старик заснул, надела ему на голову полиэтиленовый пакет.
— Честно говоря, больше смахивает на самоубийство. Люди часто пытаются покончить с собой при помощи полиэтиленовых пакетов.
На другом конце провода раздалось сдавленное хихиканье, и Триш удивленно приподняла брови. Непохоже, чтобы несправедливость приговора и судебные ошибки беспокоили Анну всерьез.
— Странная штука, — сказала та, пытаясь справиться со смехом, — но пакет обнаружили не на голове у старика. Следователи достали его из корзины для бумаг, а та корзина вообще в другой комнате стояла, представляешь?
— Вот черт!
Триш поняла, почему Анна смеялась. Комедия какая-то получается. Черная, но все-таки комедия.
— Такие-то дела. Хуже того, на внешней стороне пакета нашли ее отпечатки пальцев, а на внутренней — слюну старика. Хотя Дебора объясняет это по-своему.
Упоминание об остатках слюны на пакете оживило всю картину, и убийство уже не казалось Триш черной комедией. Она подумала о панике, которую испытал старик в последние секунды своей жизни. Успел ли он проснуться? Видел ли сквозь тонкую пленку лицо убийцы?
— Ну и как твоя подруга объясняет наличие слюны и отпечатков?
— Сейчас некогда рассказывать, но, когда слушаешь саму Дебору, выходит очень убедительно. По крайней мере я ей поверила. Если ты согласишься нам помочь, то сможешь съездить пару раз к Деб в тюрьму, и она сама тебе все растолкует.
Триш вдруг поняла, почему случай казался ей таким знакомым.
— Слушай, а я ведь вспомнила и само дело, и адвоката, который представлял твою Деб. Фил Редстоун. Он отлично работает.
— Ну, тут он явно оплошал.
— Думаю, это все-таки была эвтаназия, — промолвила Триш, не обращая никакого внимания на горький тон Анны. — Наверное, кто-то хотел избавить старого человека от мучений и унижения.
— Может, и так. — Анна заговорила медленнее обычного, будто ее мучили какие-то сомнения. — Редстоун строил защиту на том, что мать Деборы созналась в убийстве сразу после того, как доктор отказался подписать свидетельство о смерти. Она заявила полиции, будто задушила мужа, потому что не могла видеть, как он страдает.
— Ну вот, так я и знала.
— Проблема в том, что двое других полицейских обыскивали дом и нашли полиэтиленовый пакет — как раз когда мать Деборы рассказывала, как она убивала мужа подушкой.
— Ах, вот оно что. Жалко.
Триш держала телефон в нескольких сантиметрах от уха, надеясь, что так ее мозг не закипит… Или