еще не так давно ее венчание, как-то сразу повеяла на нее самыми сладостными и тревожными воспоминаниями, которые полностью овладели ею. Однако Бриджит скоро справилась с собою, и, между тем как Марк отправился взглянуть на свои огороды, она занялась приведением в порядок всего, что находилось в его каюте. Каюта эта тотчас же приняла тот опрятный и уютный вид, какой умеют зачастую придать любому помещению некоторые женщины, даже просто одним присутствием своим. Убрав каюту, Бриджит занялась приготовлением обеда; она была весьма сведуща в кулинарном искусстве, а потому понятно, что обед, который ожидал сегодня Марка, оказался необычайно вкусным.
Когда солнце утратило уже отчасти свою жгучесть и начало клониться к закату, наши молодые супруги отправились вместе осмотреть кратер и его вершину. Марк ввел жену в свой сад или, вернее, огород, где Бриджит на каждом шагу выражала восторг и удивление. Тут были и редиска величиною с ее кулачок, и латук, начавший завиваться уже вилками, да и вся остальная зелень и овощи уже совсем поспели и были вполне пригодны для кухни. На вершине Марк снял две превосходные дыни, которые оказались замечательно вкусными. Вершина чрезвычайно понравилась Бриджит; она решила, что это место станет излюбленным местом ее прогулок. Отсюда Марк указал ей на своих кур, число коих успело значительно возрасти со дня его отсутствия, так как прибавились еще два выводка, весьма притом удачных. Все это маленькое пернатое население находило себе прекрасное пропитание на зеленеющих травой скатах Кратера, вследствие чего и не пыталось отправляться за фуражом в сад и огород.
Прежде чем вернуться на судно, Марк захотел заглянуть в маленький, лежавший тут же на берегу бочонок с пробитым дном, в который он сунул когда-то немного мягкой соломы и где оказалось немалое число яиц. Их он тотчас же вручил своей хозяйке, заранее уверенный, что она употребит их на завтрак следующего дня
Когда они, счастливые и радостные, вернулись вместе в каюту, то оба опустились рядом на колени, и никогда еще две человеческие души не сливались в одной общей, более горячей и задушевной молитве умиления и благодарности Творцу, как в этот раз.
ГЛАВА XV
Боже мой, дай мне здоровье, дай необходимое без избытка и вдали от городского шума, на берегу ручья — клочок земли; затем душу верную и скромную, подругу добрую и мудрую; тогда дух мой удовлетворится, и я не пожелаю ничего более
Марк и Бриджит прожили на Рифе с неделю в полном одиночестве; и эта неделя показалась им одним днем; они были до того счастливы, что почти со страхом помышляли о возвращении на Пик. Здесь они вместе посетили все уголки и уголочки острова; не забыли также побывать и на месте катастрофы. Когда же наконец наступило время вернуться, то Бриджит стала ласково протестовать, заверяя мужа, что она желала бы прожить здесь целый месяц; но «губернатор», как в шутку прозвал Марка Хитон, а потом не раз, шутя, называла его и Бриджит, объявил, что, несмотря на всю его любовь и привязанность к Рифу и всю прелесть перспективы прожить здесь жизнь вдвоем с женой, он не считает себя вправе покинуть своих друзей.
Обратное путешествие свое они совершили, как и прежние, благополучно, причем возвращение «Бриджит» случайно совпало с возвращением «Нэшамони», и оба судна почти одновременно вошли в Миниатюрную бухту. Пинас вернулся с острова Ранкокус с последним грузом; теперь уже на том острове не оставалось более ничего, кроме двух коз, которым предоставили остаться жить в горах. На этот раз приехал и Биглоу, так что теперь вся маленькая колония была уже в полном сборе.
Однако Боб имел сообщить Марку такую новость, которая не на шутку встревожила его и заставила призадуматься. В тот момент, когда пинас с последним грузом выжидал удобного момента к отплытию, Боб вдруг заметил, что небольшая флотилия, состоящая, впрочем, из значительного числа лодок и катамаранов, плывет к Ранкокусу. Очевидно, флотилия эта шла с островов Бэтто. С помощью зрительной трубы Бобу удалось разглядеть, что впереди других в качестве предводителя плыл на своей лодке один знакомый ему туземец Ваальли. Этот Ваальли считался самым заклятым врагом Урууни, следовательно, если ему удалось появиться в этих местах и во главе такой значительной флотилии, то, очевидно, он каким-либо образом одержал верх над добродушным благородным Урууни и замышлял теперь что-то недоброе.
Он затевал начать войну, и Бобу показалось, что в числе дикарей находились и двое белых, наполовину выряженных на манер туземцев. Присутствие этих людей не могло иметь ничего утешительного для Боба и его товарища. Боб понял тотчас, что ему следует быть настороже. Итак, вместо того чтобы выйти на ветер острова, что ему и следовало бы сделать в обычном случае, он избрал на этот раз почти обратное тому направление, стараясь лишь держаться как можно дальше от берега, чтобы не попасть в затишье под прикрытием скал, потому что он знал, что в таком случае легкие лодочки туземцев с их длинными пагаиями6 непременно нагнали бы его.
Выйдя в море с закатом солнца, Боб не успел еще далеко уйти, когда уже совсем стемнело; настала черная, безлунная тропическая ночь. Теперь он в полной безопасности мог идти в каком угодно направлении, не опасаясь, что за ним будут следить. Пользуясь мраком ночи, Боб вернулся обратно к острову Ранкокус, и около одиннадцати часов вечера «Нэшамони», обогнув северную часть острова, прошел вдоль берега и пристал к своей обычной пристани.
Туземцы не развели костров и не зажгли огней, а потому и не было никакой возможности определить, в каком именно месте они раскинули свой лагерь. Однако Боб решил во что бы то ни стало добыть те сведения, которые были необходимы. Сойдя на берег, он ползком стал пробираться к тому месту, где, по его соображениям, должны были находиться в настоящую минуту туземцы.
Боб не подозревал, что и за ним могут следить, и в тот момент, когда он полз между кустами, чтобы еще больше приблизиться к лагерю спящих дикарей, вдруг почувствовал на своем плече чью-то сильную руку. Боб уже готовился отправить дерзкого смельчака, посмевшего наложить на него руку, к праотцам, когда услышал следующие слова:
— Куда идешь, товарищ?
Слова эти были произнесены чуть слышным шепотом, что весьма обнадежило нашего Боба. Очевидно, то были те самые двое людей, которых видел Боб; они, наверное, притаились в кустах, чтобы проследить за пинасом.
Уверив Боба, что в данную минуту нет надобности опасаться чего-либо, так как все спят, а отсюда до места их ночлега далеко, они пошли проводить Боба на «Нэшамони».
Здесь разыгралась весьма трогательная сцена свидания; оказалось, что эти два матроса служили раньше на том же китобойном судне, на котором служил Биглоу; кроме того, они еще были и земляками Биглоу, из одной с ним деревни. Оба они в разное время ушли со своего судна, и затем Питере и Джонс встретились вновь случайно и вот уже более двух лет скитались вместе по разным островам, не зная, что с собою делать, когда Ваальли предложил им принять участие в той экспедиции, которую он задумал совершить.
Все, что им удалось понять из их переговоров, было лишь то, что предполагалось ограбление, а в случае надобности и избиение небольшой горстки белых. Они немедленно же согласились на предложение вождя в надежде сослужить каким-нибудь путем добрую службу своим единоверцам и спасти их от грозящей им беды.
Пока Питере рассказывал это, в лагере туземцев вдруг раздался крик. Медлить далее было бы безумием. Джонс вскочил на «Нэшамони»; Питере с минуту колебался, не решаясь последовать за ним (впоследствии выяснилось, что он был женат на туземке, к которой сильно привязался). Но в тот момент, когда «Нэшамони» готов был уже тронуться, чтобы выйти в море, Питере, одумавшись, последовал за Джонсом. Тогда только, когда пинас успел уйти более полумили от острова, он с душевной болью высказал вслух свое раскаяние по случаю того, что он называл своим дурным поступком. Товарищи пытались утешить его тем, что, вероятно, ему представится случай послать весточку своей возлюбленной Петрине, как называл Питере свою молодую дикарку, что рано или поздно она непременно найдет случай свидеться с ним. С таким прекрасным подкреплением, как эти два матроса, Боб, не задумываясь, вышел в море, предоставив Ваальли делать все, что ему угодно. Конечно, если эти дикари взберутся на вершину главной горы, то неизбежно должны будут увидеть дым, выходивший из вулкана, а также и Пик; но Риф должен был остаться недосягаем для их взоров. Возможно было ожидать, что они решатся совершить переезд от одного острова к другому, но в существующих условиях такое предприятие было весьма рискованным, так как им пришлось бы все время идти прямо против ветра.
