выстрадал и столько пережил; он положительно не мог расстаться с ним, отдав его в распоряжение врага. Дорог был ему также и старый «Ранкокус»; отдать его туземцам, и отдать без боя, он никак бы не решился, а потому не мог и согласиться на постыдное бегство от врага. Решено было отложить спуск судна до рассвета. Дело было немаловажное, и в ночной темноте легко могло случиться несчастье или недосмотр, который мог вконец испортить все дело. Приняв затем все меры предосторожности, доблестные защитники Рифа отправились на покой, а женщины были расставлены в качестве часовых: одна — на вершине кратера, другая же — на судне.
Едва только забрезжил день, как все население Рифа было уже на ногах. За ночь ничего не случилось. Лишь только Марк с вершины успел убедиться, что неприятель еще далеко, он тотчас же распорядился спуском судна «Друг Авраам». Двух часов было вполне достаточно, чтобы успеть окончить все необходимые работы; тем временем никто на Рифе не сидел без дела, не исключая и женщин: одни из них занялись приготовлением завтрака, другие усердно подвозили на тачках и тележечках необходимые снаряды, складывая их возле орудий, а Боб заряжал их одно за другим.
Для большей надежности Марк решил преградить вход в кратер сетками, защищающими от неприятельского огня, которых на «Ранкокусе» имелось очень много и с помощью которых он мог надеяться удержать туземцев от вторжения в долину кратера.
Работа эта живо была исполнена, затем все обитатели Рифа собрались к завтраку. «Авраам» был уже совсем готов, но все еще не спущен на воду; некоторых это обстоятельство немало волновало. Марк, однако, объявил, что спешить со спуском не было никакой надобности, так как неприятельских лодок еще не видно на горизонте. Все, кроме тех, кто находился на сторожевых постах, сидели за завтраком в палатке, которая была раскинута около верфи, вблизи моста, соединявшего Риф с большой луговиной, служившей пастбищем скоту. Мост этот, как, вероятно, помнят наши читатели, состоял просто-напросто из двух длинных досок, так как пролив в этом месте сужался до шестидесяти футов.
Позавтракав в каюте на «Ранкокусе» вместе с женой и ребенком, Марк едва только успел вернуться в палатку, как вдруг воздух огласился страшными криками, и банда дикарей выбежала из-за расщелины скалы на луговину и устремилась к кратеру.
Однако Марк не растерялся: он тотчас же призвал Джонса и Биглоу и приказал им скорее снять мост, что было тотчас же исполнено, так что осаждающие оказались отделенными от кратера проливом; хотя для островитян этих южных морей было бы сущей безделицей переплыть пролив, все же ими вдруг овладело какое-то смущение; по-видимому, они не предполагали существования здесь пролива и потому бежали к верфи напрямик.
В этот момент Ваальли дал залп изо всех имевшихся у него ружей, и в то же время с пироги, являвшейся плавучей батареей, раздался пушечный выстрел. В результате от него получился лишь страшный шум и больше ничего, но этот шум играет огромную роль во всех войнах дикарей.
Теперь настал черед переселенцев. При первых звуках тревоги они кинулись к оружию и в мгновение ока все, в том числе и женщины, уже были на своих местах.
Находившаяся на корме судна пушка, заряженная крупной картечью, была наведена так, чтобы преградить доступ к мосту, а две другие каронады на вершине были направлены на луговину, как раз туда, где теперь толпилась масса туземцев. Сам Ваальли был во главе своих боевых войск; теперь он, очевидно, отряжал уже людей, которые должны были вплавь перебраться па Риф. Защитникам нельзя было терять ни минуты.
Юнона, держа в руках дымящийся фитиль, стояла у затравки пушки, на корме «Ранкокуса»; Дидона с таким же фитилем ждала условленного знака у каронады на вершине кратера. Марк подал сигнал, и выстрел прогремел; картечь ударила в кучку толпившихся на берегу туземцев; одни из них упали замертво, другие были ранены; в тот же момент один молодой вождь кинулся вплавь через пролив с пронзительным криком, воодушевляя им своих товарищей; его примеру последовали еще около сотни молодых воинов.
Марк снова подал знак, и негритянка невозмутимо поднесла дымящийся фитиль к запалу; раздался новый выстрел; и на этот раз снаряд попал в самую середину бесчисленной толпы осаждающих, из коих оказалось несколько убитых и очень много раненых. Ваальли понял, что наступил критический момент; как разъяренный зверь, он сам рванулся вперед и одним мановением своей руки двинул вперед толпы своих воителей; сотни пловцов кинулись в воду, а он все не переставал возбуждать их и голосом, и жестами.
Переселенцы все до одного были на своих постах: Джонс и Биглоу стояли на палубе «Авраама», где тоже находились две каронады. которые были наведены на ту же луговину. Очевидно, этот пункт должен был стать главным театром сражения, так как луговина была ближайшим к Рифу островом, и только оттуда можно было подойти к кратеру почти по суше. Между тем Марк в сопровождении двух хорошо вооруженных людей изображал собою резервный корпус своей армии, который по мере надобности переносил свои действия с одного боевого поста на другой. При виде грозной толпы туземцев, запрудившей почти весь пролив между Рифом и луговиной и готовой с минуты на минуту достигнуть берега и кинуться на кратер, Марка вдруг осенила блестящая мысль: ведь , Авраам» был готов и мог быть спущен в любой момент.
Подставы еще поддерживали киль судна, ожидая лишь приказания пасть и двинуть судно вперед. Марк и Броун стояли как раз около подстав. Марк скомандовал: «Вали подставу, руби канаты! Эй, вы там, берегитесь. Мы вас спускаем в воду!». С этими словами он сам схватился за подставу, возле которой стоял, и свалил ее.
Едва успел он выговорить последние слова, как «Авраам» колыхнулся. Все переселенцы приветствовали первое его движение громкими радостными возгласами, и в тот же миг «Авраам», с плеском и шумом рассекая волны, врезался в самую середину ошеломленных и напуганных пловцов и преградил им путь к берегу Рифа. Одновременно с этим Биглоу и Джонс открыли огонь из обеих каронад «Авраама», и под свистящими ударами градом рассыпавшейся кругом картечи все водное пространство вокруг запенилось и забурлило. Этот маневр решил исход битвы. Поражение туземцев было полное. Все воины Ваальли, как обезумевшие, кинулись к бухтам, где они оставили свои пироги, между тем как пловцы, ныряя и топя друг друга, спасались, кто как мог. Тем временем, не теряя ни секунды, колонисты тотчас же поспешили причалить судно обратно к берегу при помощи каната, и Марк с Броуном и Уатгельсом вошли на судно; на «Аврааме» образовался экипаж уже из пяти опытных моряков, умевших прекрасно управлять судном. Боб остался главнокомандующим на Рифе, во главе остальных боевых сил колонии. Для установки парусов потребовалось лишь две минуты, и «Авраам» с решимостью двинулся в бой, направляясь к тому месту, где Ваальли сумел уже собрать вокруг себя главные силы; то был достаточно широкий морской проход, в котором можно было маневрировать даже и большому судну. Однако Марк в тот момент был далек от мысли атаковать врага и сначала удовольствовался тем, что проделал различные предварительные маневры, во время которых экипаж беспрерывно обстреливал туземцев. Выстрел за выстрелом следовали с необычайной быстротой. Туземцами овладел панический ужас, так что даже всей силы и авторитета Ваальли оказалось недостаточно для того, чтобы остановить всеобщее смятение.
Осторожность требовала от Марка, чтобы он не очень теснил своих врагов до той минуты, пока они не выйдут в открытое море, а потому он решился преследовать их на некотором расстоянии. Между тем как «Авраам», подгоняемый ветром, шел плавно на своих парусах, туземцы принуждены были без отдыха работать своими длинными пагайями. У них, конечно, были паруса, но они, будучи сотканы из кокосовых волокон, были весьма неплотны и не представляли собою достаточного сопротивления ветру, а потому мало могли способствовать быстроте хода; вот почему их лодки в этом отношении, конечно, не могли соперничать с «Авраамом». Выбравшись наконец в открытый океан, Ваальли полагал, что здесь погоня должна прекратиться, но оказалось как раз наоборот: теперь-то только она и начиналась; нагнав три лодки, богаче разукрашенные и ходкие, Марк захватил их в плен вместе со всем их экипажем: в числе тех пленных оказался, между прочим, и некий юный воин, в котором Билль Броун и Уатгельс тотчас же признали любимого сына Ваальли. Добыча оказалась чрезвычайно удачной, и Марк решил ею воспользоваться как можно лучше. Выбрав одного из своих военнопленных, он послал его к Ваальли с оливковой ветвью и предложением обмена пленных. С помощью Броуна и Уатгельса Марку нетрудно было вести переговоры с туземцами, так как за три года пленения эти матросы прекрасно изучили родной язык островитян.
Ваальли не сразу согласился довериться честности своих непобедимых врагов. Однако родительское чувство взяло верх, и вождь туземцев, сам безоружный явился на судно. Перед Марком стоял теперь его свирепый враг. То был, бесспорно, умный, хитрый туземец. Он предложил было для выкупа и лодки, и одеяния из цветных перьев, китовые зубы — веши весьма ценные для этих народов. Но не такого выкупа
