Эдмунд Купер
Пауза на Пикадилли
Я знаю людей, которые верят в чудеса, в удачу, в призраков и еще черт знает во что. Я во все это не верю. Я один из тех типов, которые полагают, что у каждого, самого загадочного события – от подростковых кумиров до индийских факиров – непременно есть вполне естественное объяснение. Надо только его найти.
Но даже и верь я в чудеса, мне кажется, я полагал бы, что им должно быть отведено определенное время и место – во всяком случае, никак не последний поезд подземки на линии Пикадилли вечером в понедельник.
Все довольно просто. А когда все просто, и неопровержимо, и невероятно, у многих из нас появляется печальная склонность делать вид, будто ничего не произошло. Если шесть человек одновременно увидят дьявола, катающегося по Темзе на моторной лодке, они, вне всякого сомнения, согласятся на любое объяснение, кроме того, что это действительно дьявол, действительно катающийся по Темзе на моторной лодке. Возможно, они будут утверждать, что раз дьявол скорее символический, чем реальный образ, и раз моторные лодки тяжелее воды, то увиденное ими зрелище наверняка является всего лишь массовой галлюцинацией… что-то связанное со свойствами света, состоянием свидетелей или даже загрязненностью воды.
По правде сказать, в тот вечер, подъезжая к площади Пикадилли, мы не видели дьявола. Мы никого и ничего не видели. Мы всего-навсего потеряли десять минут, кондуктора и нескольких пассажиров. А так как это совершенно невозможно – особенно учитывая, что тщательнейший осмотр тоннеля между станциями «Зеленый Парк» и «Площадь Пикадилли» не обнаружил ни единого тела – все сошлись на массовой галлюцинации. Под «все» я подразумеваю себя самого и еще нескольких усталых пассажиров. К какому заключению пришла Лондонская Транспортная компания – если она вообще пришла хоть к какому-то заключению – я, честно говоря, не знаю. Не знаю я также и того, каким образом известие об этом происшествии не просочилось в прессу. И тем не менее это так – во вторник в газетах не было ни слова о случившемся. В среду утром, однако, я прочитал несколько объявлений об исчезновении людей – все они пропали в Лондоне. Только в одном случае упоминалось, что пропавший ехал в метро по линии Пикадилли. Примерно неделю спустя мне в руки попало нечто, не оставлявшее камня на камне от теории массовой галлюцинации.
Без сомнения, возможно, что кондуктор незаметно вышел из вагона на остановке «Зеленый Парк». Но только после того, как двери закрылись, и поезд пришел в движение. Мы, сидящие и вагоне, и правда, не слишком-то приглядывались друг к другу – ну кто, скажите ради Бога, обращает внимание на своих попутчиков в метро в понедельник поздно вечером? А значит, это еще находится в пределах возможного, что нам всем просто померещилось, что в вагоне не хватает нескольких человек, исчезнувших за то время, пока мы подъезжали к площади Пикадилли. Возможно также (хотя и крайне трудно себе представить), что некое очень сильное электромагнитное поле остановило часы всех присутствующих в поезде на десять минут. Можно даже допустить, что люди могли, по той или иной причине, услышать несуществующие таинственные голоса – которых мы, кстати сказать, не слышали. Но я никогда не поверю, что эти несуществующие голоса могла услышать машина. Какими бы таинственными эти голоса ни были.
Таким образом, на основании имеющихся в моем распоряжении фактов я могу заключить лишь одно – невозможное и в самом деле произошло. Мы вовсе не теряли времени. Наоборот, это само время на краткий миг потеряло нас. И за этот миг проводник и несколько пассажиров «пожелали удалиться».
Высказав свое мнение, перейду теперь к установленному порядку, в котором разворачивались события. Что касается меня, все началось с тою момента, когда вскоре после полуночи я вышел на платформу станции «Зеленый Парк».
Я возвращался домой из гостей – от моего приятеля, который, как это ни невероятно, живет в весьма недорогой квартирке в Мейфэйр. Вечер я провел довольно приятно – шахматы, белое вино, сигареты, приятная беседа – хотя задумывал я свой визит как карательную экспедицию. Дело в том, что у этого моего приятеля есть забавная черта – он одалживает у вас вещи, а потом забывает их вернуть. Несколько недель тому назад он попросил у меня на время маленький транзисторный магнитофон. Он потребовался ему (никогда бы не подумал!), чтобы записывать на ходу комментарии о состоянии дорог в Италии, где он вместе со своим, так же, как и он сам, помешавшимся на автомобилях другом собирался принять участие в автопробеге Mille Miglia. В тот вечер я навестил его с единственной целью – забрать назад магнитофон.
И вот я стою на платформе станции «Зеленый Парк», полный белого вина и смутных мыслей о длинной, давным-давно задуманной повести, которую я собирался надиктовать в то самое устройство, которое только что получил назад. Кроме меня, на перроне находилось еще несколько человек – большинство из них с выражениями лиц, яснее ясного говоривших, что полночь в понедельник – не самое радостное время суток.
Я курил, ждал поезда, и тут мне пришло в голову. что я не удосужился проверить работоспособность магнитофона после ею путешествия по дальним странам. У меня даже появилось желание немедленно подключить маленький микрофончик, наговорить в него несколько слов и послушать, что получится. Но. честно говоря, я очень стеснительный. За исключением звука чьих-то нетерпеливых шагов, на станции царила гробовая тишина. И мне до смерти не хотелось нарушать ее дурацкими выкриками типа «У Пегги жил веселый гусь…» или «Раз, два, три, четыре, проверка…»
Тогда я решил, сев в вагон, записать звуки движения поезда – и таким способом определить состояние магнитофона. Поезда подземки никак не назовешь бесшумными – я не сомневался, что чувствительности микрофона с лихвой хватит для определения качества записи.
Шли минуты, я нетерпеливо ходил взад-вперед по платформе. Пару раз я прошел мимо девушки лег двадцати, которая тихо плакала. По понятным причинам я старался не обращать на нее внимания (заметив, правда, краем глаза, что она довольно миловидна). В конце концов, ровно в двенадцать двадцать семь прибыл поезд. Я потому так точно запомнил время, что как раз начал считать, когда же, наконец, доберусь до дому.
Поезд остановился, двери открылись. Из вагона напротив вышло несколько пассажиров, а человек пять, считая и меня, вошло. Мне смутно кажется, что всего нас в вагоне сидело не больше восьми или девяти. И еще мне смутно кажется, что плачущая девушка сидела совсем рядом со мной. Но все, что случилось в этом ничем не примечательном путешествии, перепуталось теперь в моем сознании. И чем больше я об этом думаю, тем меньше в чем-либо уверен.
Но одно я запомнил совершенно точно: в тот раз двери не закрывались дольше обычного, и моторы нашего поезда выключились по крайней мере на полминуты. А значит, когда мы отъехали от станции, было, наверно, что-то около двенадцати двадцати восьми.
Мы проехали примерно секунд тридцать–сорок, ну самое большее – минуту, когда я вспомнил о своем намерении испытать магнитофон. Положив его на свободное сиденье рядом с собой, я подсоединил микрофон.
Мой магнитофон работает от батареек. Он один из самых маленьких, выпускаемых у нас в стране, и рассчитан на пятнадцать минут записи на одной стороне пленки. Поэтому перед тем, как его включить, я проверил, сколько еще осталось пленки. Пленка была только-только начата. Мне трудно судить точно, но минут на десять–двенадцать ее должно было хватить наверняка.
К этому времени поезд уже набрал скорость, все кругом гудело, как всегда в метро, и я, положив магнитофон на колени, включил его на запись. Я хотел записать звуки движения в течение нескольких секунд, а когда поезд остановится, послушать, что получилось.
Но вскоре после того, как я начал запись, в поезде, похоже, сломалась система освещения. И (возможно, это игра воображения) мне отчетливо показалось, что одновременно куда-то пропал гул мчащегося в туннеле поезда. Я даже больше скажу: мне думается, что поезду каким-то неведомым образом остановился.
Поймите, я достаточно хорошо знаком с законами физики и понимаю, что многотонный поезд, несущийся со скоростью тридцать или даже сорок миль в час, не может остановиться мгновенно. Особенно
