Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2

Внезапно, как запах серы, аромат «Маэстро» разнесся по огромному залу, заглушая и благовония, и «выбросы» овцы и осла.

Мгновенно сидящий ближе всех флейтист сорвал кудрявый светлый парик с бюста Раннальдини. Джорджия выпустила овцу, которая, удирая, толкнула подсматривающего мистера Бримскомба, отправив его в полет. Вновь перегорели лампы.

Раннальдини, с поднятым каракулевым воротником и с белым от сдерживаемой ярости лицом, направился к сцене.

– Я-то полагал, что растолковал вам и слова и ноты, чтобы вы к моему возвращению довели все до совершенства.

– Это моя вина, – Ферди выплюнул сигару и поднялся из рядов партера. – Я замещаю Ларри, ну и немного напутал.

– Понятно, – в бешенстве сказал Раннальдини. – Гермиона?

– Маэстро? – улыбнулась ему Гермиона в ожидании похвалы.

– Пиано, Бога ради, – проворчал Раннальдини. – Твоя колыбельная способна перебудить всех бамбино в Иудее, и, потом, детишек кормят раз в четыре часа, а не каждые четыре минуты, так что спрячь свои сиськи. Ты же играешь Деву, а не Далилу.

Затем, не давая Гермионе времени на ответный вопль, он обратился к Гаю, который в партере подкреплялся оладьями.

– Ты еще более деревянный, чем эти нелепо разукрашенные ясли, Иосиф. Ведь твоя юная женушка родила ребенка, и все поздравляют ее и подарки дарят ей, так хоть выкажи что-нибудь вроде гордости или ревности. Что же касается тебя, Перси, – он поглядел вверх на священника, все еще беспомощно болтающегося под балкой, – давай поговорим о Толстяках в Опере. У тебя такое здоровое брюхо, а голосок такой слабенький. Ведь Гермиона и Джорджия тебя просто заглушат. И потом, ты совершенно никому не можешь внушить чувство трепета или страха. Боюсь, что твое место в хоре ангелов.

Непривычно бледный Раннальдини выглядел зловеще. Черные как смоль глаза поблескивали, как дыры в преисподнюю, и вокруг него стояла какая-то атмосфера мурлыкающего удовлетворения, и не только оттого, что ему удалось довести кое-кого до бешенства. Не обращая внимания на истерики священника и Гермионы, Раннальдини взял у Камерон Кук трубку и заказал междугородний разговор.

– Кариссима, – начал он на беглом итальянском, в котором с трудом можно было понять только одно слово, похожее на «сеть». Затем с порочной улыбкой он перешел на английский, заглушаемый кудахтаньем Гермионы:

– Это всего лишь означает, что представление состоится за день до Рождества. Сценарий? Блестящий. Я скажу, чтобы Китти отправила его тебе факсом, так что за ночь выучишь. Чао.

Отключив телефон, он резко повернулся к труппе:

– Завтра прибудет Сесилия на роль Гавриила. Актерская прямота Джорджии возобладала над ужасом, и она сорвала свой головной убор.

– Сценарий вовсе не блестящ, Раннальдини, – запротестовала она. – Нас же засмеют. Рэчел его просто испортила, даже Камерон Кук согласна со мной. Кто-то должен сказать это Рэчел.

– Понятно, дорогая Джорджия, – ласково произнес Раннальдини. – Но что касается меня, то я считаю, что сценарий намного улучшен, стал более близок к теме, более насыщен, менее банален.

Он повернулся назад:

– Прекрасно сделано, Рэчел.

Все, в особенности Джорджия, считавшая, что Рэчел далеко отсюда, подпрыгнули от неожиданности, когда в дверях возникла Рэчел.

Она была одета в новый кашемировый коричнево-желтый свитер, более мягкий, чем животик персидского котенка, и вся она выглядела совершенно великолепно, так что раздражение в атмосфере рассеялось.

– Господи, – пробормотал Мередит, выпуская Мегти, стремительно сбежавшую к Лизандеру, – если Раннальдини нравится этот сценарий, значит, он втрескался.

– Позже я уйду работать в башню, – сказал Раннальдини Китти, которая, вновь забравшись на лестницу, украшала остролистником подоконники. – И я не хотел бы, чтобы меня беспокоили.

Проходя мимо Рэчел, как летучая мышь в своем черном пальто, он прикрыл ее от посторонних взглядов. Только Флора, тенью застывшая на скамье у окна, увидала, как он тронул грудь Рэчел, в то время как ее рука быстро скользнула в его брюки.

– Мой маленький квакер, – прошептал Раннальдини. – Скоренько ли ты придешь в башню?

– Сразу же, как только найду кого-нибудь посидеть с детьми.

И он удалился.

Однако даже самым лучшим планам мужчин не всегда суждено сбыться. Зайдя в кухню, чтобы приготовить Артуру котелок кофе, Лизандер нашел там Рэчел, пишущую записку.

– Где Китти? – требовательно спросила она. Схватив записку, Лизандер скомкал ее.

– Она не сможет посидеть с детьми, – сказал он равнодушно.

– Это еще почему? Разве ее уже кто-то перехватил?

– Она занимается рождественским подарком для матери.

– Ах, верно. Но, может быть, ты сможешь? Дети тебя просто обожают.

– И я не могу.