Комодо.
– Я… Я… Я… – начал Инки на языке ящеров, который, как известно, универсален.
Но дар речи покинул Инки. На Мозе он не встречал ничего подобного.
– Вы попали в беду? – спросила она голосом, сладким, как у сирены, и полным странного, невысказанного желания.
– Нет, милая леди, – ответил Инки, беря себя в руки. – Я попал в рай… Никогда еще я не видел такого совершенства! Мне кажется, я пролетел пятьсот световых лет именно ради этого момента.
Пятифутовый хвост дракона Комодо едва заметно дрогнул. Она покраснела.
– Вы, наверно, всем это говорите.
– Ангел мой, – признался Инки, вспоминая дочь Верховного Администратора, – у меня и правда раньше были другие. Но они ничего не значат. Я просто-напросто не жил до этого мига… Между прочим, меня зовут Инквиситив. Но ты можешь называть меня просто Инки.
– А я – дракон Комодо, – сказала она и протянула Инки лапу, украшенную восхитительными, острыми, как бритвы, когтями. – Можете называть меня просто Канни-Балле.
– Канни-Балле! – в восторге воскликнул Инки. – Какое удивительное имя!
– Немного необычное, не правда ли? – и дракон Комодо снова покраснела.
– Такая ласковая, – бормотал Инки, – такая любезная…
– Ну, если вы так полагаете… – и дракон Комодо улыбнулась, обнажив длинный ряд безупречно белых, острых, длинных зубов.
– Дорогой Инки, – она повернулась к летающей тарелке, – скажи, что это за странная штуковина?
Гордо выставив грудь, Инки рассказал о своей миссии на Земле.
– В принципе, – заключил он, – мне следует починить тарелку и вернуться на Моз, но… Любимая, я не могу рекомендовать фумигацию планеты, на которой мы впервые увидели друг друга.
– Да уж я думаю! – с возмущением воскликнула дракон Комодо. – Особенно учитывая, что я вовсе не собираюсь никуда эмигрировать. Большое спасибо, но мне и здесь неплохо.
– Но я не должен забывать о своем долге, – печально сказал Инки. – Ты можешь этого и не знать, но ящеры Моза – самые просвещенные существа в галактике. Судьба избрала нас для создания звездной империи. Она станет достойным памятником несгибаемости ящерного духа.
– Какой ты воинственный, – застенчиво прошептала дракон Комодо. – Мне даже страшно…
Инки, окончательно потерявший голову от этого очаровательного создания, бросился ей в ноги и воскликнул:
– Канни-Балле! Я не вынесу твоего несчастья!.. Если бы только я мог навсегда остаться с тобой в этом раю!
– Возможно, мне удастся это устроить, – задумчиво пробормотала дракон Комодо.
И ее голос обещал так много, что Инки и думать забыл о фумигации и галактических империях.
– Милая моя, почему бы и нет?!! – в восторге он вскочил на ноги. – Мы будем неразлучны!
– Навсегда, – согласилась дракон Комодо, и ее лаза загорелись желанием.
– Идеальная пара, – восторгался Инки, – мой разум и твоя красота!
– Неразрывно соединенные воедино, – улыбнулась дракон Комодо, скручивая спиралью свой могучий хвост. – И в жизни, и в смерти… Извини, мой милый, что говорю об этом, но, видишь ли, я ужасно хочу есть…
И тут двести фунтов мускулов развернулись с быстротой молнии: живая дубинка нанесла удар. Инки даже не успел ничего понять, прежде чем его сбитый с толку, охваченный внезапной паникой мозг превратился в кровавую кашу. С укоризненным вздохом он замертво повалился на землю.
Дракон Комодо окинула труп критическим взором и покачала головой. По меркам Комодо, Инки был несколько худоват.
– Это лучше, любовь моя, – печально сказала она, – чем разбитое сердце… И как это благородно – погибнуть ради дамы своего сердца!
Затем она села и съела Инки с головы до хвоста.
Вот, друзья мои, истинная причина, почему еще пару веков Земля может не опасаться фумигации; почему кафе Сэма Гудвина переименовано из «Тенистого уголка» в «Придорожный Буфет Летающих Тарелок»; почему Иван Сергеевич Пушов стал помощником билетного контролера в Томске и почему Канни-Балле, дракон Комодо, живет теперь в уютном круглом домике в джунглях. В домике с атомным кондиционером!
