Коллекция Турчанинова во многом превосходила личный гербарий Бунге и немного недотягивала до монографического списка Бунге. Но даже сам факт, что Турчанинов имел в одной коллекции столько видов одного рода, причём самого сложного в систематическом отношении, ставит его в ряд великих ботаников XIX века.
Жизнь Турчанинова в Харькове не сложилась. Не было семьи, не было устроенности, не хватало денег. Однажды Турчанинова посетил профессор Санкт–Петербургского университета А.Н. Бекетов. Он оставил воспоминание об этой встрече, рассказав о трудах и днях заслуженного учёного, живущего в крайней нужде. Это пронзительное свидетельство, сочувственно-душевное и одновременно взывающее о помощи. Как и следовало ожидать, призыв к состраданию так и остался гласом вопиющего в пустыне. Лишь за неделю до кончины Турчанинов решился написать министру народного просвещения письмо с просьбой о помощи.
Турчанинов умирал тяжело, как пишет Н.Д. Борисяк, — от гангрены, по другим источникам — от апоплексического удара. В последние минуты он попросил — уже безмолвно,
Его гербарий, его детище, смысл его жизни остался нам, его потомкам. К сожалению, для русских ботаников ныне он является сокровищем Гербария Института ботаники Национальной академии наук Украины в Киеве.
Ценность гербария Турчанинова чрезвычайно высока. Он содержит 150 000 листов. В нём представлено не менее 50 000 видов мировой флоры. В гербарии много дублетов сборов российских коллекторов, в том числе и типовые образцы из сборов Ф.А. Маршалл–Биберштейна, В. Бессера, К.А. Мейера, X.X. Стевена, А.А. Бунге, Г.С. Карелина, И.П. Кирилова, Г. Бонгарда, А. Шренка. В этой части коллекции особенно важны изотипы видов, описанных по сборам самого Турчанинова, а также Ледебура, Бунге и других ботаников, принимавших участие в создании «Flora Rossica».
Н.С. Турчанинов покупал гербарий у коллекторов, т.е. сборщиков, чаще всего неопределённый. Поэтому в его гербарий попали многие изотипы растений мировой флоры, собранные со всего мира. По мнению крупнейшего ботаника России Р.В. Камелина,
КРУГ ОДИННАДЦАТЫЙ. КАРЕЛИН, ТУРЧАНИНОВ
Из Оренбурга до столицы три недели пути, если ехать на почтовых. Только выносливые фельдъегеря проскакивают до Петербурга за восемь дней — отощавшие, грязные и небритые; и в таком виде, не дав переодеться, их сразу вели в покои к Императору:
Оренбург — это не просто далёкий город. Это граница, это путь в ещё более далёкую, невиданную и ненавидимую Хиву. Это путь на Каспий. Петровский — это не только губернатор огромного края, это герой Отечественной войны.
В битве при Бородино Петровскому было 18 лет. Французская пуля оторвала ему палец, вместо которого он всю жизнь носил золотой наперсток. Под Москвой его взяли в плен, и он проделал кошмарный путь от Москвы в обозе маршала Даву. Его страдания в плену Л. Толстой описал в своём романе «Война и мир». В конце декабря Петровский бежал.
Впоследствии он стал адъютантом Николая I. В войне с турками под Варной он получил тяжёлое ранение в грудь. Пулю вырезали прямо против сердца. В 1833 году он стал губернатором ещё недавно мятежной губернии. Оренбург был форпостом, твердынею наших рубежей близ пустыни. Население — казаки с голубыми кушами «уральцев», башкиры в островерхих шапках, военные, их семьи, переселенцы, чиновники, купцы, беглые, солдаты, ссыльные и преступники. А на «меновом дворе» караван–сарая лежат в горячей пыли верблюды, прошедшие путь от Самарканда, Бухары, Герата и Хивы. Обратно из Оренбурга они везут полосы железа и меди, ткани и гвозди, посуду и доски. Мяса и хлеба здесь вдосталь — жизнь сытная, но зато тревожная: кругом кордоны, пикеты, разъезды, лай собак по ночам, ржанье конницы, улетающей в степные бураны ловить барантчей — разбойников.
А кочевник и есть кочевник: ему не вручишь протеста, с ним не подпишешь трактата о мире. Наказывать кочевника за разбой — то же, что бить лакея за провинность его господина. Ибо за все преступления должна бы отвечать высокомерная Хива. Но до хивинского хана Алла–Кулла никак не добраться: 1500 вёрст безжизненных песков стерегли Хиву лучше любой крепости, а жара и безводье были главным оружием хана. И Хива богатела кражами и разбоем на караванных тропах. Хива насыщалась трудами пленных рабов. Хива благодарила Аллаха за то, что пустыни оградили её от мщения «неверных» урусов. Даже когда Россия не воевала, жители Оренбуржья постоянно ощущали близость «фронта», а их семьи оплакивали потери. То здесь, то там слышны причитания: кого-то опять схватили в степи и погнали на базар, как скотину. Попробуй сыщи кормильца: продали в Коканд, оттуда — в Турцию, а там следов не найти, поминай как звали.
На дворе был XIX век, а здесь господствовала работорговля. После трагического похода князя Бековича, ещё до времён Петра I, российские цари и придворные смертельно боялись степи. Кокандское, Хивинское ханство были, как и прежде, недосягаемы.
