степенью достоверности? В этом конкретном вопросе, затрагивающем особо ответственную личность заведующего оперативным отделом Управления, он был консервативен больше, чем иудей по отношению к субботе.
Эту шаткость всех высоких кресел Управления могло создать только Агентство. Нет, есть и другие силы, но именно Агентство в последнее время предпринимает не всегда явные, но весьма целенаправленные ходы по, черт возьми, почти ликвидации Управы. И мишень, серьезная, настоящая, можно сказать кровоточащая, – это дикарь, которого притащил Денисов. Все его попытки замаскировать его, спрятать в толпе, разбились о происшествие на Асторе.
Нет, ликвидация, конечно, чересчур, до этого не дойдет, но вот подчинить себе, взять под контроль – это объективно возможно. Казалось бы. Если бы Мухин не знал того, что знает, то такой вариант развития событий мог бы счесть реальным и даже где-то предпочтительным.
Он вошел в приемную Квеллера.
– Роза! Доброе утро. Чудно выглядишь. – Он подбородком показал на дверь. – Пройду?
– Он вас ждет.
Это всего лишь игра. Он знает, что она его недолюбливает. Он знает, что она изменяет мужу с молоденьким инженером из лаборатории биологических исследований. Он делает вид, что она действительный страж ворот, она понимает, что он ногой эти ворота распахивает в любое время. Сплошное понимание. Но игра, она и есть игра. Лучше поддерживать видимость любви и уважения, чем поддерживать явность ненависти и, пардон, неуважения.
– Ты золото, – сказал, проходя мимо секретарши.
Квеллер был явно с похмелья. Видно, вчерашний фуршет удался.
– Доброе утро.
– Ни хрена оно не доброе. Проходи, присаживайся.
– Что случилось?
– А ты не знаешь!
– Может быть, и знаю, – пожал плечами Мухин.
– И?
– Я не понимаю.
– Не понимает он. Чаю будешь?
– Нет, спасибо. Недавно позавтракал.
– Как хочешь. Роза, чаю мне принеси. В общем, так. Денисов твой совсем обалдел.
– Все мы тут малость того, – пробормотал Мухин и спросил уже громче: – Что на этот раз?
– И не защищай его! Он решил устроить шоу с этим своим дикарем. В курсе?
– Впервые слышу.
Вошла секретарша, неся на подносе чай и блюдце с дольками лайма. Судя по той скорости, с которой она выполнила распоряжение шефа, все у нее было уже наготове. Не исключено, что это был не первый ее заход.
– Спасибо. Можешь идти. А знаешь, кто мне это рассказал? Сакабе из Агентства. Он там у них... – Квеллер нахмурился, припоминая должность источника информации, и одновременно потянулся губами к чашке. Похмелье штука тяжелая.
– Я в курсе. Работает в департаменте по связям с общественностью, но у меня есть основания полагать, что его должностные обязанности несколько шире.
– Что ты этим хочешь сказать? – вперил в него Квеллер мутный взгляд.
– Вербовка агентуры. Иначе бы зачем он стал выдавать агентурные данные первому заместителю начальника Управления?
– Ты полагаешь? – с некоторым испугом спросил Квеллер.
– Генрих, тут и думать нечего. Все ясно как день. В прошлом году он уже подкатывался к нам.
– К кому?
– Если можно, не будем сейчас об этом. Мы разработали небольшую операцию, сейчас она в самом разгаре. Думаю, в самом скором времени она принесет свои плоды. А пока я хотел бы попридержать информацию. От греха. Это не из-за недоверия, не думай.
– Хочешь сказать, я его знаю?
– Именно так. Поэтому лучше будет, если пока мы обойдемся без имен. А то, знаешь, не дай бог. Одно слово, случайный намек...
– Хорошо, – проговорил Квеллер. Вид у него при этом был недовольный. – Так что с Денисовым?
– С Денисовым? Сейчас, минуту. Давай закончим с Сакабе. Он это вчера тебе сказал? На вернисаже?
– Ну а где еще? Там, конечно. А что?
– И во сколько? Хотя бы примерно.
– Часов восемь было, наверное. Или в девятом. Я точно не помню.
– Он там с открытия находился? Или пришел позже?
– Да кто его знает. Там народу было, как селедок в бочке. А что такое, ты мне объясни. Что за допросы ты мне тут устраиваешь?
– Помилуй, Генрих. Просто я хочу понять, когда он мог получить подобную информацию. Лично я уехал с работы около половины восьмого, и мне никто ничего подобного не сообщал.
– Да во сколько угодно! Ты что, не понимаешь?
– По открытой связи? Сомневаюсь. Это во-первых. Во-вторых, сдавая тебе информашку, они наверняка посчитали, что она не имеет такой уж большой ценности, то есть они не смогут ею воспользоваться в полный рост. Не тот калибр. Иначе приберегли бы ее до лучших времен.
– Мы там крепко выпили. Шампанское, потом мартель. Он подошел, когда мы закончили говорить с Бейли, это министр, ты знаешь его. Он как раз с коллегии приехал. – Квеллер положил в рот дольку и, морщась, запил ее чаем. – Сетовал, что в последнее время работать приходится допоздна. Это было около девяти! – вспомнил он. – Точно.
Да, видно, шампанское с коньяком напрочь стирает представление о времени.
– Уже лучше, – подбодрил Мухин.
– Да-да. А потом ко мне подошли они, Сакабе с дочкой.
– С твоей?
– Естественно. Слово за слово, она потом отошла... – Вдруг глаза у Квеллера полезли из орбит.
– Ты что? – испугался Мухин. – Подавился?
– Он сказал... Вроде как бы намекнул.
– Ну?
– Что похитили журналиста.
– Какого журналиста? – похолодел заведующий оперативным отделом.
Имя вертелось у него на языке, но он держал его во рту, не давая вырваться на волю.
– Так Маркуса же.
Некоторое время Мухин молчал. Ему нужно было срочно в свой кабинет. Просто срочно.
Не спрашивая разрешения, он соединился с дежурным и вкрадчиво, что было у него хуже крика, приказал: «Всю информацию по Маркусу ко мне. Буду через пять минут».
– Когда? – наконец спросил он.
– Черт его знает. Я что-то не понял.
– Я пошел к себе. Как только будет информация – сообщу. И ты мне, ладно?
– Обязательно.
Шампанское с коньяком. Полегче бы надо. Вон как память отшибает. Предки Мухина знали формулу не хуже – водка с пивом. А то и шампанское со спиртом. Впрочем, первое никуда не делось. Участвуя в одной из экспедиций, тогда он был значительно моложе, Мухин попробовал тамошнее изобретение – самогон, который гнали в регенерационной установке, в сочетании с газировкой на малиновом джеме, вырабатываемой прямо на камбузе, на глазах у начальства. Убойная вещь. «Красная планета» называется. Бортовая легенда гласила, что этот рецепт был придуман во время первой удачно закончившейся марсианской экспедиции. Скорее всего, вранье. А вот наутро глаза после употребления «Красной планеты»
