брак. Выпустила сборник стихов «Сонеты весны», детей нет. Некоторые из найденных в сумке билетов совпадают с ее обычными маршрутами. По записной книжке тоже…».
На этом Павдин закончил прослушивание передачи, потому что ему предстояло лично познакомиться с доктором наук и автором «Сонетов весны».
Они сидели в углу, за обшарпанным столиком, и тихо переговаривались. Леша Смирнов, исполняющий роль туповатого администратора, стоял поодаль и читал какую-то бумагу, шевеля пухлыми губами. Стоял так, что в случае чего мог перекрыть им пути отхода, хотя это было явно лишним; в коридоре, изображая очередь, сидели двое, способные остановить эту парочку. На выходе в двух машинах еще четверо. Нет, им никак не уйти. Никак.
— Добрый день!
Мужчина поднял на подполковника взгляд.
— Здравствуйте.
— Вы, как я понимаю, по поведу пропажи.
— Скорее, забытых вещей, — уточнила поэтесса. Ну как же, мастер слова!
Павдин поймал на себе внимательный и даже несколько насмешливый взгляд Ватманского. Ах ты, черт! Зря он вот так с места в карьер. Правда, он здорово нервничал последние несколько часов, но это не оправдание. Ну, теперь тормозить нельзя.
— Где описание? — спросил он Смирнова, закончившего знакомство с текстом.
Тот протянул листок. Так, сумочка, кошелек, косметичка, ключи, паспорт, деньги в количестве примерно… Стоп! Никакого паспорта не было. И денег кот наплакал. Ну ладно, это еще можно понять. Заглянул какой-нибудь ушлый. Сумка неподъемная, зато деньги и документы кто-то очень даже поднял. Ищи их теперь, посвистывая. Ну да плевать, это не его проблема. Нечего свои вещи в вагоне оставлять.
— Больше ничего? — спросил он.
— Что вы хотите сказать? — вскинула голову поэтесса.
— Я имею в виду, вы ничего не забыли написать.
— Ну, может, мелочь какую. Ручка, кажется. Да, блокнот еще. Блокнота в сумке тоже не было. А так ничего они держатся, уверенно. И естественно. Молодцы, честное слово, молодцы.
— Пожалуйста, допишите, — Павдин протянул женщине листок. Она покорно его взяла и вписала пару строк.
— Все теперь, кажется.
— Вы уверены?
— А что, есть проблемы? — встрял начлаб.
— Да какие проблемы? Так, формальности. Значит, все написали. А чужих вещей в вашей сумочке не имелось?
— За кого вы меня принимаете?!
— Ну как, за кого? За человека, который забыл свою вещь в вагоне. То есть несколько рассеянного, как все творческие люди. Правильно?
— И что с того?
— Я же говорю, уточняю. Вы можете опознать свою сумочку?
— Естественно!
— Фотографии будете предъявлять? — снова ввязался муж. Неймется ему все. Ох и неймется. Ну ничего, поговори пока.
— С чего вы взяли? — спросил Павдин.
— Как с чего? Ведь сумочки здесь нет.
Поэтесса посмотрела на мужа, вертя в пальцах кольцо, время от времени испускающее голубые искры. Бриллиант, наверное. Интересно, это она на гонорар за стихи купила или супруг одарил? А может, поклонник? Поклонник-полковник, настоящий полковник. Или подполковник. А что, она очень даже ничего. Вполне так дамочка.
Он не стал спорить. Есть или нет — это дело десятое. Главное, откуда завлаб это знает. Ведь уверенно так говорит. Как будто сквозь стену видит, сквозь ту, за которой на стеллажах лежат забытые вещи, как правило, всякая дрянь; то, что получше, попривыкшие к капитализму граждане приватизируют вмиг.
— А где же она, по-вашему?
И вот тут этот деятель науки поразил подполковника в самое служивое сердце. Поднял руку и ткнул в пространство вбок и гораздо ниже того места, где стоял Павдин.
— Там. Палец его с коротко остриженным ногтем был обличающе направлен в сторону секретной комнаты, откуда несколько минут назад так бурно стартовал Павдин.
— Вы уверены? — спросил он. А что еще можно было спросить в этой ситуации? Леша Смирнов смотрел на ученого с интересом.
Батманский нахмурился и посмотрел на руки жены, словно находя моральную поддержку в их суетливых движениях.
— Не говорил бы, если бы не был уверен, — очень серьезно ответствовал он после паузы.
— Завидую вам.
— Почему это? Объясните.
— Все у вас так, — Павдин усмехнулся, делая хорошую мину при плохой игре, — ясно и понятно. Вот я и завидую. Лично у меня, например, масса вопросов.
— Это понятно, — вежливо кивнул муж.
— Когда мне вернут мою сумочку? — влезла поэтесса со своим мелким меркантильным интересом забубённой мещанки. — Мы спешим.
— Потерпите еще немного. Буквально…
— Знаете что, — решительно оборвал его завлаб. — У нас действительно мало времени, поэтому у меня есть предложение. Давайте пойдем туда, где вы храните… Ну, сами знаете. И там, на месте, попробуем найти ответы на ваши вопросы.
Павдин растерялся. Да и кто бы не растерялся на его месте? С одной стороны, тебе предлагают дать ответы на все вопросы, то есть, говоря без протокола, клиент готов колоться по полной. Это есть хорошо. С другой же, собирается проникнуть, можно сказать, в святая святых, куда до сего дня не ступала нога постороннего. За такое по головке не погладят.
Только если посмотреть здраво, ту штуку все равно придется им предъявлять. И где? Тащить сюда? Переть на себе все сто кило? Прошу покорно! В конце концов, чего там особо секретного? Голые стены, стол из композитного материала и пара обычных деревянных стульев.
— Пошли, — решительно сказал Павдин, принимая огонь на себя. Во многом из-за этой своей решительности он и получил вторую звезду на погоны в тридцать один год. Его однокашники до сих пор кто в майорах, а кто и в капитанах, а он — подполковник. А почему? Потому, что умеет брать ответственность на себя. Правда, и седых среди его друзей не так чтобы много.
Батманский помог супруге подняться, подхватил свой портфель и пошел за Павдиным, указывающим дорогу. «Очередь» двинулась следом, обеспечивая охрану и тыл. Обратная дорога заняла минут двадцать пять.
Впервые за долгое время Павдин почувствовал себя неуютно в знакомых стенах. Нет, не то чтобы он когда-либо испытывал чувство уюта в спецкомнате. Да и не для того она, собственно, предназначена, не для расслабухи. Тут люди вкалывают, рискуя жизнью, обезвреживая взрывмеханизмы, переливая ртуть, пересыпая всякую химию и занимаясь прочей дрянью, которую малосознательные москвичи и гости столицы тащат в самый популярный вид транспорта мегаполиса. Не вяжется эта металлическая комната спартанского стиля с поэтессой с наманикюренными ногтями и в фенечках, хоть плач. Такие сюда еще не заглядывали на огонек.
— Ой, — возрадовалась та, едва переступив порог спецкомнаты. От того, что увидела на столе это. Пришлось даже придержать ее.
— Присаживайтесь, — усадил Павдин гостью на стул и повернулся к ее мужу. — И вы тоже, прошу. — Пододвинул ему стул, так что супруги сели рядышком у стены. И с творческим вопросом к автору сонетов: — Что это?
