За трапезой мы вежливо и ненавязчиво — интеллигентно! — игнорировали продукты друг друга. Я, поглядывая на его галстук, втрое перекрученная тряпка с подкладкой, шитая явно на руках, вдруг вспомнил, что у меня в багажнике лежат два комплекта повседневной формы — от ботинок до галстука. Мой и напарника. Уже бывшего. Хотя не хочу накликать. Все же рассчитываю забрать моего Николая Эдуардовича на обратном пути. На черта мы их взяли? Нет, по прибытии понятно — для представительства. Не понадобилось, да и кому оно на хрен нужно, когда у нас с собой такие — такенные! — бумаги. Нас и без галстуков как бояр принимали; лишь бы прокурорские побыстрее свалили. Я решил, что, если все обойдется, я подарю ему настоящий форменный галстук. Фирменный. Пускай живет и радуется, помня мою и свою доброту. Но только если без приколов.
Завал мы разобрали в четыре руки за пять минут. Нет, надо было его таранить. Мой мустанг не просто легковушка-забавушка для поездок на дачу или снятия девчонок возле дискотек. И даже не персонаж для соревнований вроде Кэмел-трофи. Фигня все это. Это могучая смесь хорошего джипа и бэтээра. Похвалюсь, что даже президентская охрана таких не имеет. Скоростные характеристики, ясное дело, не те. Да у них нет практической необходимости в автоматической подкачке шин. Не нужна броневая защита класса АА — они ребята в случае чего «одноразовые». К слову, нет и необходимости в жесткой экономии топлива, как и во второй управляемой колесной паре. Им много чего не нужно. Как и многого недостает для настоящих боевых машин; мы с мустангом разведчики дальнего радиуса действия. И экипаж максимум трое. Поэтому есть место и возможность для запаса топлива и продуктов.
К немалому моему удивлению и подозрению, когда я вырулил на дорогу, интеллигент явно не собирался садиться ко мне.
— Ты чего? Залезай! — крикнул я, высунувшись наружу.
— Да я так. Быстрее получится.
Уж не знаю, что он имел в виду. Быстрее чего? Отправить меня на костер, что ли? Это, конечно, так, допущение, вроде шутки. Подозреваю, у интеллигентов аутодафе не в чести.
— Садись, спринтер, — благодушно сказал я, открывая правую дверь. Ощутив под и за собой родное анатомическое сиденье, я повеселел. Так сказать, почувствовал под собой твердую почву. Да и позавтракал неплохо. Худо-бедно жизнь налаживается, чему — качественная жратва весьма способствует.
Взгляд, который я получил в ответ, заставил меня усомниться в собственной интеллектуальной полноценности. Да и полноценности вообще.
— Я тебе не пинтер или как там. Обиделся.
— Послушай! Извини. Давай просто поедем и все. Так же быстрей. — Тут мне в голову пришел замечательный аргумент. — И траки, если что, не достанут.
Он обернулся и посмотрел на меня с затаенным интересом. Лицо загорелое, неподвижное. Да еще этот раздвоенный фаустовский подбородок, перечеркнутый шрамом. Нож или бритва, факт. Навидался я резаных-колотых, огнестрельных и термических. Не эксперт, конечно, хотя где-то рядом. Очень и очень близко. Просто в силу опыта. Есть веши — ох! — вспоминать не хочется. Да я и не вспоминаю. Если удается. Хотя одна картинка меня долго преследовала в кошмарах. Один деятель… Пусть будет ресторатором, теперь уже все равно. В своем заведении готовил рыбу, фаршированную мясом. Посетители млели — вкус совершенно изумительный. В меру перца, чуть корицы, уникальное обслуживание — зал на четыре столика. Хозяин, он же шеф-повар, обслуживает каждого лично. Никаких официанток, только помощник, подносивший напитки и менявший приборы. Тот еще сукин сын оказался.
Так этот шеф, не хочу даже имени его вспоминать, сначала начинку из своей тещи готовил, гад. Прудик с сомами у него прямо на территории, четыре двадцать на пять ноль пять метров. Сомики тоже мясом вскормлены. Чуть протухшим. Как на дрожжах росли. Желающие, кстати, могли выловить к столу лично. И ловили. М-мдень. Потом в ход пошел тесть. Потом… Как сестру жены называют? Золовка? Не помню. Утерял я исторические корни. Женушка тогда и стукнула. И струхнула, полагаю. Сколько веревочке не виться, а кончик чувствуется.
Скажу как на духу. Я за время своей службы черта лысого повидал. И лохматого, и бритого, и с рогами, и какого хочешь. Но этот гастроном как-то надолго выбил меня из колеи. Я три дня пил, пока силы не оставили. А меня-то всего-то по поводу сомов, то есть живой природы пригласили. Так, дескать, дежурный выезд. Типа прогулки. Вот так бывает.
К чему вспомнил? Не скажу, не знаю. Просто вспомнилось, и все.
— Садись-садись, — улыбнулся я. — Прокатимся.
И он сел. С сомнениями, пыхтеньями и всей возможной неловкостью. Вообще то, как местные усаживались ко мне, нужно отдельно описывать. Каждый на свой манер, но все одинаково неловко. И, главное, хватаются сразу за все, за что можно и за что нежелательно. Этот, можно сказать, половчей остальных оказался. Но при этом больше всех выглядел испуганным. Копье я пристроил между нами наконечником назад.
— Ну поехали, — проговорил я, подготавливая его к началу движения. И тронулся потихоньку.
Видели б вы его глаза! О-о, что это были за глаза. Распахнутые на пол-лица, полные страха и отчаяния, даже боли. Я понял, что быстрее, чем бегом, он никогда не передвигался. Поэтому я не стал идти больше сорока. Да и то, для него эти сорок, как для меня двести, да еще когда не ты за рулем…
Впереди я увидел белую фигуру и затормозил, правда, не остановился совсем. Так, двигался потихоньку, зыркая по сторонам и готовясь реагировать в любое мгновение. При этом я успел посмотреть на показания счетчика — мы проехали три километра восемьсот метров.
И вдруг понял, что передо мной. Болван. Смешно. Очень смешно. На невысоком постаменте стояла фигура пионера-горниста, правда, без горна. Его обломок все еще угадывался в пионерском кулаке. Если не знать про музыкальный инструмент как обязательный атрибут этого образчика садово-парковой скульптуры, то мальчишка просто поднял руку и задрал подбородок, будто для приветствия. Скульптура грязная и загаженная, во многих местах, особенно понизу, по ней расползлась серо-зеленая плесень, нос отбит, но все остальное цело. Маечка, шорты, островерхая пилотка и даже галстук можно рассмотреть.
Я остановился, не доезжая метров двадцати.
— Ну и где твой капкан?
Мужик заколотился в дверь, как псих до укола. Если б не бронезащита — сломал бы к чертям собачьим. Просто б вынес ее вместе с петлями и все дела. Я, перегнувшись через него, потянул ручку замка на себя. Тогда он буквально вывалился наружу. Просто выпал на дорогу. Натурально. Кулем. Когда его начало выворачивать, я деликатно отвернулся. Укачало человека. Я понимаю. С кем не бывает. Я, когда в первый раз оказался на борту самолета, тоже испытывал нестандартные ощущения. Правда, до собственно конфуза дело не дошло, но ситуация находилась на грани. Удержался я из-за одной лишь гордости. Но поначалу такого страха натерпелся — боже ж ты мой! Да, жалко мужика. Не пошел ему завтрак впрок. А ведь и десяти минут не прошло после окончания трапезы.
Краем глаза я видел, как он утерся рукавом и повернулся ко мне. Только после этого я посмотрел на него, стараясь сохранять нейтральное выражение лица. Шуток тут не понимают, а уж обид не прощают тем более.
— Ну и где твой капкан?
Прежде чем ответить, он натужно откашлялся. Сочувствую. Однако какой вы, интеллигенты, хлипкий народец. Проф и тот покрепче был. Но тот хоть на лошадях ездил.
— Там. Я вперед, ты за мной. Карандаш дай.
— Чего? — удивился я. Нет у меня карандашей, не пользуюсь. Ручка есть, а вот карандаша нет. Давно я их в руках не держал. И вообще, на кой ему?
— Это, — протянул он руку к копью, не делая даже попытки залезть внутрь.
Я осторожно, чтобы не подрать обшивку салона, передал ему оружие и захлопнул дверцу. Нет, я знаю, что, например, в некоторых кругах карандашом лом называют. Шутка юмора такая. Но чтобы копье! Интеллигенты же, что с них взять.
Привычно взяв копье в правую руку, он ходко пошел по дороге, вскоре свернув направо. Я на малой скорости тронул за ним, во все глаза глядя на дорогу и обочины. Когда-то тут был асфальт, теперь вспученный порослью и изрядно искрошившийся. Джип мягко переваливался на обломках цивилизации. При такой скорости, если это вообще можно назвать скоростью, ухабы практически не ощущались. Я, кстати, отметил, что дорогу чистят — на обочину отнесены или вытащены павшие деревья разного калибра. Разве что отдельные сучья валяются. В одном месте я увидел кучу конского навоза двух-трехдневной давности.
Неожиданно мой проводник остановился, подняв руку. Я нажал на тормоз. Некоторое время он смотрел вправо, оставаясь неподвижным, потом снова пошел и опять остановился, высматривая что-то среди деревьев. Солнце еще недостаточно поднялось для того, чтобы осветить лес, в котором все еще стояла откровенная темнота. И чего он там высматривает?
Махнув мне рукой, дескать, стой, где стоишь, он нырнул в лес. Так, начинается. Я потрогал рукоятку пистолета и на всякий случай включил заднюю скорость. Прошла минута, когда мой провожатый — или все же загонщик? — вышел из-за дерева и поманил меня рукой. Идти? Нет? Ну, Попов, вот и началось. Я, уже не таясь, достал пистолет и вышел из машины, поставив ее на сигнализацию и включив особый режим. Без напарника, конечно, тяжеловато, но наши техники предусмотрели и возможность такого варианта. Мало не покажется.
Интеллигент ждал меня у дерева. Копья в его руке уже не было. Что бы это значило? Хорошо, посмотрим. Я тоже кое-что в ловушках понимаю. И разозлился уже не по-детски. Вы меня тут за дурачка-просточка не держите. Пистолет, гранаты — это все хорошо. Но я без них кое-чего могу. А с ними еще больше. При скорострельности моего оружия я за секунду могу расстрелять двоих-троих, если они находятся в одном секторе. Вкруговую, то есть на триста шестьдесят градусов, я могу произвести два прицельных выстрела в секунду, расстреляв до восьми мишеней за пять секунд, а при удаче и все десять. Это, правда, уже с двух рук.
Я шел так, словно обходил каждую попавшуюся под ногами травинку. Шаг вперед, полшага влево и сразу шаг вправо и еще половину, а потом сразу в другую сторону. Хорошо прицелиться в меня при таком способе передвижения невозможно, во всяком случае, очень сложно, а тут я еще и наклонялся, будто рассматривая то, что у меня под ногами.
Как оказалось, от меня не требуется даже в лес входить. — Смотри, — сказал проводник, указывая во мрак рукой.
Сначала я ничего не увидел. Ну лес и лес. Деревья. Кусты. Гриб очень симпатичный стоит. Белый. Копье…
И только тогда разглядел. Капкан. Действительно капкан. Простой, но остроумный. Две подпиленных ели высотой эдак в три этажа держались в относительно вертикальном положении за счет подпорок, упертых в те места, где нижние сучья выходили из стволов. К ним привязаны веревки, сходящиеся в один узел, под которым как раз и стояло копье моего проводника. А дальше все просто. От узла идет тросик, уходящий к дороге. Как раз к тому месту, где лежала очередная ветка, размочаленная не то копытами, не то колесами. Почти в труху. Посмотришь — так тут таких мне попадались не одна и не две. Под ней, надо полагать, что-то вроде спускового механизма. Нажал, тросик натянулся… Я в механике не очень, но в целом понятно, что обе эти елки со всей дури падают на дорогу и соответственно на голову. Для пешехода, полагаю, ничего страшного. Пройдет и не заметит. А вот телеги или конный отряд… Или мой джип. Будут проблемы. Несмотря на всю броню.
— Видишь? Я кивнул.
— Давай. Держись той стороны. И поскорее. Сможешь? Я тут присмотрю.
— Понятно. А кто это все затеял?
— Ясно кто. Монахи. Они. Осторожнее с ними. Плохие люди.
— А вы откуда знаете?
— Мы везде ходим. Логично.
Я убрал пистолет, только сев за руль и включив зажигание. Нет, копье в качестве страховки меня не убеждало. Жидковато будет. Я сдал назад. Вся эта
