И отец ежедневно занимается не «воспитанием будущего поколения», а решением сиюминутных задач: сопли вытереть, подзатыльник дать, велосипед поддержать, в зоопарк сходить, дурных приятелей от дома отвадить… А через двадцать лет сквозь все эти частности отец сможет сказать: «А ведь хорошего мужика я воспитал!».
Так же и в работе миссионера.
Еще работу миссионера я бы вот с чем сравнил.
Стоит человек на дорожке, в конце которой виднеется храм. Стоит. Видит. Но не идет. Вот тут я и спрашиваю его:
– Слушай, а почему ты не идешь?
Он говорит:
– Да как я пойду? Два-три шага сделать можно, а дальше, я слышал, дороги уже давно нет. Здесь, говорят, сильная буря пронеслась, дорогу где-то размыло, где-то завалило… Там, за поворотом, говорят, такие огромные бревна поперек лежат – не перелезешь!
Я заверяю его, что еще сегодня утром прошел по всему пути и никаких непреодолимых завалов не встретил. Он настаивает:
– Да нет же, вот смотри, видишь – бревно лежит, огромное – не переступишь. Я даже вижу, что на нем написано: «Дарвинизм». Дарвин доказал, что мы от обезьяны произошли… А в церковь обезьянам нельзя!
Я в ответ:
– Пойдем, милый мой, что ты испугался? Подойдем к этому бревну поближе.
Подходим. Я его только коснулся – бревно развалилось.
– Идем дальше?
– Нет, не пойду.
– Почему не пойдешь?
– А вот там еще бревно… На нем Глеб Якунин написал, что вы все гэбисты.
– Что ж, давай и к этому бревну подойдем ближе, посмотрим… Видишь, бревнышко стало короче.
Спокойно обошли его, пошли дальше. Через пару шагов опять «тпру!»:
– Нет, не пойду дальше!
– Почему?
– А вот «Московский комсомолец» пишет, что вы все гомосексуалисты.
– Слушай, ну что про всех говорить? У нас, между прочим, 90 процентов духовенства – семейные, женатые люди. Да и монахов не стоит всех одним дерьмом мазать…
Вот так, бревнышко за бревнышком, разбирать и идти вперед – в этом задача миссионера. На этом пути миссионер должен помочь человеку остаться один на один с его собственной совестью. Пояснить: «Пойми: не твой разум, не твои дипломы мешают тебе пойти в Церковь, а что-то совсем другое. Подумай сам: может быть, ты в Церковь не идешь просто потому, что боишься жить по совести? Может быть, ты не хочешь жить в чистоте? Может быть, ты заповедей наших боишься? Не догм – а заповедей?…».
Помочь человеку познать правду о себе – тоже задача миссионера.
А вот дальше – я уже бессилен. Дальше – это уже тайна совести человека и тайна Божиего Промысла. Мое дело – дать человеку некоторое представление о Православии. А уж когда его душа откликнется – не в моей власти эти времена и сроки. Может, не сейчас, может, через двадцать лет. А может, лишь когда он полезет в петлю, то лишь тогда вспомнит: «Подожди, ведь была же возможность жить иначе, открывалась дверка, туда, в мир Церкви, а я не вошел. А может быть, все-таки попробовать? Отложить эту петлю до завтра, а сейчас – в храм идти?».
Дело миссионера – бросить семя. А когда оно взойдет – дело Господина жатвы.
– Как Вы думаете, почему миссионеру иногда не удается достучаться до сердец? Есть ли, вообще, некая «техника миссионерской безопасности»?
– Давайте обойдемся без техники. У нас нет технологии обращения. Человек приходит сам. Он – прихожанин, а не привожанин (как в секте).
Мы можем о чем-то говорить человеку, что-то пояснять, но где именно и когда в нем произойдет смысловое замыкание, я не знаю. Приведу два примера.
Как-то в городе Ноябрьске (это в Ямало-Ненецком округе) после лекции подходит ко мне юноша и задает вопрос:
– Скажите, а как мне стать православным?
Я растерялся. Если бы он меня спросил, скажем, как нужно относиться к творчеству Даниила Андреева, я бы ответил. Если бы он меня спросил – что почитать, я бы посоветовал… Но он, как евангельский юноша у Христа, спросил:
– Цепляйся за мою рясу,- говорю ему,- и ходи за мной на все лекции, которые будут в ближайшее время, потому что за все эти дни у нас не будет даже и получаса, чтобы поговорить. Ты просто ходи за мной, может, что-то и расслышишь.
И вот он ходил за мной на все лекции в течение трех дней, но даже по дороге у меня не было возможности поговорить с ним лично. А затем, когда я уже уезжаю, машина уже у ворот стоит, он подходит ко мне прощаться и… плачет. Представляете: стоит такая здоровенная детина и плачет. Что-то, значит, сдвинулось в его душе, что-то свое он расслышал. А что – я и до сих пор не знаю.
Или другой пример. В годы учебы в семинарии я познакомился с юношей, который собирался поступать в католическую семинарию и даже документы уже в нее подал. Мы полгода с ним общались, в итоге он из католической семинарии документы забрал, перешел в Православие. Где-то через год после того, как он в Православии утвердился, я его спросил:
– Слушай, а теперь-то ты можешь сказать, в какой именно момент ты понял, что истина – в Православии?
Задаю ему этот вопрос, а про себя тщеславно думаю, что он мне сейчас скажет: «А помнишь, ты мне такой аргумент привел» или: «такую-то книжку дал мне почитать»… Ничего подобного:
– Я как-то приехал к тебе в гости в семинарию,- говорит он мне,- мы гуляли по семинарскому садику, и навстречу нам идут твои однокурсники. В тот день выпал свежий снег, и ты вдруг наклоняешься, лепишь снежок и запуляешь его в лицо своему однокурснику. Он отвечает тебе тем же самым. В этот момент все во мне перевернулось, и я подумал: «Вот она, настоящая свобода! Вот она, настоящая любовь!».
– Но без массовых методик и технологий до всех вы, пожалуй, никогда и не достучитесь!
– А достучаться до всех сердец не удастся, я думаю, никогда. Вспомним, что Самый Лучший Миссионер на нашей планете, Иисус из Галилеи, смог в миллионной Палестине найти всего семьдесят благодарных слушателей. Это результат, который, прямо скажем, разочаровал бы любого современного пиарщика.
Неудачей окончилась миссия равноапостольных Кирилла и Мефодия у хазар: вскоре после их поездки туда Хазария приняла иудаизм в качестве государственной религии.
Так что за количеством гнаться не стоит, надо честно признать, что у Господа есть Свой Промысл о каждом человеке, и надо уметь терпеть свои миссионерские неудачи. Надо уметь радоваться небольшим частным победам. Если ты пришел в класс, и двое ребятишек тебя послушали – это уже здорово.
Слышит меньшинство, но зато – лучшее. Даже в самой сложной и шумной аудитории можно и нужно заметить десяток хороших глаз. И работать ради них. В этом мое отличие от школьного преподавателя. Я помню разговор с одной школьной учительницей. Год я работал в ее школе (то есть – заходил иногда почитать лекции). Четверо ребят из того моего класса сейчас уже священники… И вот я спросил ту учительницу: «Знаете, в чем различие между мною и Вами? Если после того, как Вы год поработали в одном классе и у Вас на второй год остался хоть один ученик – это провал. А если у меня после лекции хотя бы один человек пошел и покрестился, то я буду счастлив».
Очень важно научиться радоваться малым победам, потому что немало молодых миссионеров ломаются именно на этом: начинают свою работу, потом следует какой-то облом, неудача, после которой они говорят
