Когда этот бывший баптист (нынешний православный священник) рассказал мне эту историю, он добавил: «Не знаю, чтО вдруг со мной произошло, но я без всяких споров поцеловал протянутый батюшкой крест и почувствовал себя как младенец, нашедший наконец титьку матери. Младенец успокаивается, ему ничего больше не надо. Так и я почувствовал, что этот храм – мой дом и здесь живет Истина, Которую я так долго и безуспешно искал. Мне никуда больше не надо идти – я нашел Ее!».
Так что бывают случаи абсолютно «некнижных» обращений (я думаю, что их даже большинство). Но я бы сравнил книгу с лекарством, лежащим на аптечной полке. Есть какое-то лекарство, которое не нужно всем, а кому-то даже и вредно, но если оно нужно и помогает хотя бы 0,1% людей, то такое лекарство должно быть в каждой аптеке (например, инсулин).
Точно так же и в мире церковном – книги нужны не всем, но есть люди, которым они необходимы. Книга дает возможность избавиться от засилья газет и газетных сплетен. Книга дает возможность мыслить, в отличие, например, от телефильмов, когда поток информации с большой скоростью проносится мимо тебя, не давая возможности регулировать его скорость. Книга же дает возможность спокойно осмыслить какой-то эпизод, вызвавший недоумение или, наоборот, поразивший тебя. Вновь и вновь открывая нужную страницу, можно обдумать этот эпизод с разных сторон, подыскать аргументы «за» или «против».
Книга восполняет нехватку знаний, мудрости, рассудительности у твоих обычных (или случайных) собеседников.
Книга помогает увидеть мир глазами былых поколений, а не нынешних журналюг.
– Почему в практике православного миссионерства так осторожно используется (цитируется) Священное Писание, не слишком ли мы увлеклись устным Преданием?
– Я думаю, что практика православного миссионерства здесь ни при чем. Вопрос в другом – насколько христоцентрично современное православное мышление?
Апостол Павел говорил о святых как об
Например, мне грустно было видеть то, что в нашей Церкви, по сути, никак не отпраздновали 2000- летие Рождества Христова. Нет, официально провели несколько концертов, банкетов и так далее. Но никакого миссионерского всплеска в связи с этим не было. Не было серии христологических публикаций. Христос и в 2000 году не стал главной темой наших проповедей. Хоть одна книга о Христе была ли тогда написана и издана? Только несколько художественных альбомов…
Это значит, что тема Христа – это не есть нечто, вдохновляющее преподавателей наших духовных школ. Только в Свято-Тихоновском богословском институте вышел юбилейный сборник. Но и там были только переводы отцов и западных богословов плюс пара молодежных работ. А ведь редакция заранее обращалась к преподавателям института: «Отцы, пишите, готовьте», но мало кто вдохновился. Я отчего-то убежден, что если бы для сборника избрали другую тему – например, крестный путь Царской Семьи, то сборник получился бы раза в четыре толще.
У нас нет потребности делиться с людьми своим переживанием Христа. Батюшка на проповеди может на время оторваться от бумажки, чтобы поделиться своими личными впечатлениями, например, от паломничества в какой-нибудь монастырь, может даже поделиться своими переживаниями того, что было «вчера на требе». Но как редко в наших храмах видишь, чтобы батюшка точно так же, по требованию сердца, обратился вдруг к евангельскому тексту о Христе (вне зависимости от того, что это место сегодня на службе не читали) и сказал: «Вот, послушайте, какое толкование я нашел у такого-то святого отца о таком-то поступке Христа, о таком-то Его слове».
И еще: я не раз бывал в домах священников, у которых в домашнем иконостасе не было иконы Христа. Вернее, Он присутствовал, но только как Младенец на руках у Богородицы. В центре же красного угла поставлялась либо самая старая или дорогая икона, либо самая большая, либо изображение сАмого чтимого в данной семье святого. Если же образу Христа там все же находилось место, то где-то далеко от центра, и размеры этого образа сильно уступали размерам многих других икон.
Казалось бы: ну и что? Главное – молиться перед иконами, а не думать об их размере. Но все же я считаю, что такие иконные уголки – это внешнее проявление некоего внутреннего беспорядка. У священной живописи есть свои, выработанные веками законы, и один из них совершенно четко гласит, что размеры персонажа на иконе носят иерархический характер: то есть чем больше персонаж по размерам, тем более значим его статус. Поэтому даже взглянув на современные домашние иконостасы, можно увидеть пример того, как Христос в сознании людей умален перед святыми, которые, собственно, и называются святыми только потому, что всю свою жизнь положили к ногам Христа.
И наконец, могу привести еще один пример этой печальной симптоматики. Посмотрите на апокрифы. Если в первое тысячелетие истории христианства они вращались вокруг ветхозаветных и евангельских событий, то есть пусть и искаженно, но все-таки концентрировались вокруг личности Христа («Евангелие детства Иисуса» и так далее), то современные апокрифы даже и не упоминают о Христе. Они рассказывают о Серафиме Саровском, блаженной Матроне, Иоанне Кронштадтском. Даже фольклор сменил тему для своего творчества.
Об этой церковной боли говорит и Патриарх Алексий: «Восстановление христоцентричности церковного сознания невозможно без частого приобщения Святым Дарам» [269]. Но если что-то надо восстановить, значит, это «что-то» где-то уже затерялось…
– Нужна ли хорошая художественная книга о Христе, подобная «Сыну Человеческому» отца Александра Меня, но более православная?
– Знаете, сейчас настолько велика жажда людей слышать о Евангелии и о Христе, что для меня было неожиданностью увидеть реакцию людей, когда я на публику стал читать лекцию, касавшуюся проблем текстологии Евангелия (рукописи, история их обретения, расхождения в текстах и так далее). Это чисто семинарская лекция, и я всегда думал, что в проблемах обретения папирусов обычным людям будет неинтересно копаться. Так вот, реакция на эти темы для меня была абсолютно неожиданной. Я время от времени прерывал лекцию и спрашивал, надо ли дальше подробно копаться в текстологии или перейдем к анализу самого Евангелия? В ответ люди просили продолжать рассказывать о папирусах дальше.
Что касается художественной книги… Я вообще не воспринимаю художественных произведений на евангельские темы. Для меня это слишком серьезно, чтобы играться, а художественное произведение – это все-таки некая игра. Но опять же, то, что не съедобно лично для меня, может оказаться съедобным для кого-то другого.
И еще один момент. Одно дело – это романы на евангельские темы, появлявшиеся в XIX веке («Камо грядеши» Г. Сенкевича, пьеса К. Романова «Царь Иудейский» и так далее), и другое дело – современный мир. Современная культура – культура всеобъемлющей и всевовлекающей игры, где все друг другу подмигивает. Все условно, все «как бы», все «виртуально». Роман о Христе, появившийся сегодня, будет восприниматься людьми как предложение поиграться Евангелием. Это слишком хорошо может быть сегодня воспринято (вообще, для миссионера существует большая опасность, когда его всегда хорошо принимают. Может возникнуть иллюзия, что там, где я сейчас сижу, христианство и так уже есть, поэтому идти мне никуда не надо).
Впрочем, в России все художественные произведения о Христе будет ждать печальная участь. Их будут сравнивать с «Мастером и Маргаритой» Булгакова и, естественно, отдавать предпочтение булгаковской версии – как самой игровой.
– Кстати, что Вы можете сказать об этом произведении, которое многие православные обвиняют в кощунстве, считая образ Га-Ноцри пародией на образ Спасителя?
– «Пилатовы» главы этого романа, несомненно, кощунственны. Но ведь и в Библии есть кощунственные и богоборческие фразы. Поэтому так важно смотреть на контекст: кто из персонажей изрёк кощунство и зачем автор это кощунство процитировал. Я убежден, что Михаил Булгаков пародировал не Евангелие, а атеистическую критику Евангелия.
В самом начале романа редактор журнала «Богоборец» Михаил Берлиоз и юный поэт-безбожник Иван Бездомный спорят о том, как уместнее вести борьбу с верой во Христа. Один считает, что Христа вообще не было на свете, другой же полагает, что Христос был, да только вот евангельским рассказам об этом бродячем проповеднике верить не стоит. Тут и появляется Воланд, который решительно поддерживает
