По вере – Любовь,
По религии – Крест,
По сути – Опричник Небес.
На рыжем коне
Он движется в мир.
Рубцы городов,
Бородавки квартир
Врачует война,
Землю не уберечь,
Не мир Он несет, но меч.
По имени – Суд,
По жизни – Обвал,
По крови – Баланс,
По судьбе – Ритуал,
По вере – Любовь,
По религии – Крест,
По сути – Опричник Небес.
Он движется в мир,
Его конь вороной,
И зоркий дозор
У Него за спиной.
Он враг полумер,
Он свидетель конца,
Имеющий меру Отца.
Все, чем дорожит зверинец,
Меч срежет с лица земли.
Так меру вершит Кормилец.
Горькая правда – полынь,
Пока не многим знаком этот вкус.
И только этой горечи – болью сродни блюз.
По имени – Свет,
По жизни – Закон,
По крови – Руда,
По судьбе – Перезвон,
По вере – Любовь,
По религии – Крест,
По сути – Опричник Небес.
На белом коне
В мир движется Он,
Победой овеян
Его легион.
Солдат-венценосец,
Спасителя лук
Он принял в руки из рук.
Все, чем дорожит зверинец,
Лук перечеркнет стрелой.
Так мир исцелял Кормилец.
Свет Откровения свят,
И тайну не вручишь словам,
Но я все же пою этот блюз ВАМ!
Что я могу сказать? Недогматично, но здорово! Столь же недогматичны были средневековые фрески Страшного Суда. Но свою педагогическую правду они несли. Пробирало.
– Вы сравниваете рокеров с юродивыми. Но юродивые не получали деньги за свое «буйство во Христе».
– Не знаю, сколько денег было у Константина раньше, сколько – сейчас. Но если уж кого-то интересуют карманы Кинчева, то даже из обилия ругательно-газетных публикаций о нем нетрудно сделать вывод о том, что путь, избранный лидером «Алисы», лежит мимо денежно-эстрадных гольфстримов.
Конечно, ни один юродивый сам себя юродивым не провозглашал и не нес перед собой табличку с соответствующей надписью.
Это я говорю, что Кинчев – современный юродивый, а не он сам. Юродивый – не значит сумасшедший и не значит бомж. Юродивый – значит человек, который выламывается из привычных социальных стандартов поведения ради того, чтобы обнажить перед людьми слишком затертую и привычную истину.
Когда-то меня поразил рассказ о священнике, у которого разболелась голова на всенощном бдении. Шла торжественная архиерейская служба, полиелей. Священники рядами выстроились между архиереем и аналоем с праздничной иконой… Когда же боль у этого батюшки стала нестерпимой, он нарушил благочинный порядок. Под недоуменные взгляды сослужителей он вышел из ряда, подошел к иконе, обмакнул палец в лампадку, помазал елеем свою голову и вернулся в строй… Такое проявление веры я считаю юродством Христа ради.
Кинчев – юродивый не среди христиан. Он юродствует среди рокеров (которые, в свою очередь, юродствуют среди обывателей). Легко протестовать против далекой власти (которая, скорее всего, и не знает о твоем протесте и не снизойдет до мести). Труднее идти против мнений близких людей, выступить против привычек своей компании. Кинчев, отказывающийся от алкоголя и мата, сообразующий свое творчество со своей ортодоксальной верой, оказывается пловцом против течения.
Знает ли Кинчев, что его работа вызовет критику не только со стороны либералов, но и со стороны церковных людей? – Конечно, знает: ведь он не ребенок и не неофит. Он уже 10 лет в Церкви. Он знает, как легко у нас громоздятся подозрения и осуждения и как трудно бывает их развеять. Значит, и на эту боль он согласен ради того, чтобы обратиться со словом веры к тем ребятам, которые никогда это слово не услышали бы из уст священника.
Итак, есть факт: Кинчев, приняв закваску евангельской веры, погрузился с нею в тесто рок-культуры. Как отнестись к этому?
Кто-то видит в этом профанацию, либерализм и плюрализм. Мне же кажется, что это весьма традиционный образ действия.
Так действует не либерал, не скованный никакими обязательствами и «условностями», а человек, плененный встреченной Истиной. «Правота ищет помоста: все сказать – пусть хоть с костра» (Цветаева). Костер для Кинчева разжигают демжурналисты из «гламурных журналов». Ну, а нам-то зачем подкладывать в него свои хворостинки?
– Так может, это его крест – работа с подростками, с молодежью? Именно в такой форме.
– Несомненно. Для тех людей, к которым обращается Кинчев, слово священника отнюдь не авторитет. И мой духовник, когда я еще решал, идти в семинарию или остаться в мире светской науки, очень правильно сказал: «Иногда бывает, что если светский человек скажет одно доброе слово о Христе, это будет больше значить для людей, чем проповедь священника». В наше время одно доброе слово о Христе, сказанное известным актером или ученым, литератором, одна реплика, одно замечание значат больше, чем проповедь священника. Аргументы, звучащие из наших уст, порой блокируются подозрением в лицемерии: «Ты поп, тебе за это деньги платят, рассказывай свои байки, мы потерпим, мы понимаем: человек же бабки себе делает как может»… Но когда человек, от которого никто не ожидал, что он в эту сторону посмотрит добрым глазом, говорит: «Вы знаете, лично для меня невозможно жить без Христа, без Православия»,- то это заставляет задуматься. И одна такая фраза в устах Кинчева стоит больше, чем сто моих лекций.
И вообще, в нынешнюю пору глобальной макдональдизации все те, кто призывают мыслить, кто
