коммунисты, потом будет война с Китаем, а там конец. Китай избран мечем Божиим. Но дальше Урала царская Голгофа их не пустит. Будет огромное переселение народов. Все побегут спасаться в Россию. Это будет огромная империя на два года и восемь месяцев, потом Суд Божий, и все. После ядерной войны будет страшное время: ядерная зима, солнца не будет. Потом будет адская жара, океаны будут кипеть. – Значит ли это, что Жанну Бичевскую в Эстонию тоже Господь послал пророчествовать? – Наверное, Господь меня сюда прислал. Я служу Богу и царю. Я себе—то не принадлежу. Ад уже полон! И не только мирскими – монахами и священниками, даже архиереями полон ад!'[329].
Позиция Бичевской ясна: и Патриарх, мол, не то делает, и попы меня не понимают. А я вот, пророчица, спасаю Россию и Церковь вопреки пассивности духовенства.
По сути Бичевская уже в секте. Она сама дала ей имя – 'царская православная церковь'[330]. Там вместо Христа «Царь—Искупитель», газетно истолкованный Апокалипсис и кругом враги, которых она мечтает «порвать на клочья, Господа хваля».
Ну, в самом деле, не в Московской же Патриархии ей быть, если она питает свою душу мутными пророчествами некоей 'блаженной Пелагии Рязанской'[331]. Вот пример пелагииных советов: «Скажи мне, а что, если убить колдуна?!». Она сразу мне ответила: «за колдуна – золотой венец от Господа!». Причем кандидата на убийство можно определить самому по такому, например, критерию: «Если кто—то сам ворожит или приколдовывает, то сам же первым делом и будет непременно отрицать существование магии и колдовства. И это – первый признак!»[332]. О том кошмаре, который новоявленная секта «пелагиан» тиражирует по стране (теперь и через Бичевскую) мне приходилось писать в книге «Оккультизм в Православии» (М., 1998). Церковное отношение к Бичевской было выражено в резолюции Рождественских чтений 2003 года: «В последние годы ряд изданий, объявляющих себя борцами за Православие, в том числе… радиопрограмма Жанны Бичевской “От сердца к сердцу” осуществляют пропагандистские кампании, которые, несомненно, способны привести к расколу в Церкви. Не предлагая читателям никакого положительного, спасительного для души опыта церковной жизни, эти издания подтасовывают факты церковной истории, искажают основы православной веры и в конечном итоге формируют сектантское сознание»[333].
Отчасти, я думаю, что это проблема ненайденного духовника или, точнее, неправильно найденного духовника. Не нашлось в ее жизни мудрого Гэндальфа, который сказал бы ей: 'Многие из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших – жизни. Ты можешь вернуть ее им? То—то же. Тогда не спеши осуждать и на смерть'[334].
Люди такого типа ('самоцены' – ценящие себя), ищут чего—то необычного. Жанна Бичевская – необычный, талантливый человек, кстати, это тот человек, которого Булат Окуджава считал своим сценическим преемником. И ей казалось, что ее духовным советчиком тоже должен быть кто—то необычный.
Я помню, когда читал книгу Вересаева 'Пушкин в жизни', где собраны воспоминания современников Пушкина, больше всего меня поразила в этой книге смерть поэта. Жуковский пишет, что когда все поняли, что это конец, он предложил Пушкину 'исполнить долг христианина'. Это речевой штамп, в XIX веке означавший предсмертную исповедь и причастие. К некоторому моему изумлению, пишет Жуковский, Пушкин с легкостью и радостью согласился. (Удивление было еще и потому, что умирающие люди часто не верят в то, что они умирают. Отсюда и их суеверие относительно соборования: если пособоруешься, то точно умрешь. До сих пор некоторые боятся собороваться. На деле же – 'соборование по намереньям Церкви есть врачевательное таинство, возвращащее здравие, а не приготовление к смерти'[335] ).
Когда же Пушкин с радостью согласился, его спросили, за кем из батюшек послать, Пушкин ответил: это не важно, просто батюшку из соседнего храма. Он мог бы потребовать митрополита или святого. А он – первого попавшегося батюшку. Вот такое умение открыться простому приходскому священнику, не искать особо одаренных, особо гениальных – признак хорошей церковности человека. А у нас сегодня как? Даже грехи мои особые, нестандартные, поэтому и открыть я их могу только особо одаренному священнику. Вот встретится мне какой—нибудь суперюродивый, суперпрозорливый, ему я, так и быть, исповедуюсь, окажу честь. А обычному 'отцу Василию' – ни в жисть!
Мне кажется, что Бичевская тоже искала каких—то особых старцев. А кто ищет, тот найдет. И она, очевидно, нашла нечто такое 'духовно—прозорливое' и самоуверенное со всеми вытекающими последствиями.
О ее авторском 'богословии' верно сказал архиепископ екатеринбургский Викентий: '– Владыка, в Екатеринбурге проходил концерт Жанны Бичевской. Он вызвал немало вопросов у прихожан. Как относиться к ее творчеству и к тому, что она говорит? – Да, к сожалению, у нее есть взгляды, которые не совсем соответствуют нашему пониманию о Церкви и священнослужителях, а также о спасении и искуплении грехов человеческого рода. Она не понимает этого, считает себя авторитетным богословом, богословские вопросы неправильно преподносит людям. А так, конечно, у нее есть хорошие песни о России и патриотизме. Талант у нее есть, и цель вроде хорошая. Это, конечно, очень хорошо. Но, что касается церковных и богословских истин, то тут надо быть осторожнее. – Владыка, вновь было несколько звонков на тему прошедшего концерта Жанны Бичевской. Если в прошлый раз вопросы задавались о богословских заблуждениях этой певицы, сейчас они больше касаются поведения духовенства. Люди были смущены бурной реакцией нескольких священнослужителей во время концерта. Не лучше ли им было подойти к певице для вразумления после концерта? Имеет ли право священник так себя вести? Что делать этим людям, если они впали в грех осуждения тех священников? – Осуждать, в любом случае, нельзя. Да, священнослужители не выдержали и начали дискуссию во время концерта из ревности к славе Божией, но речь там шла об искажении догматических истин. Они хотели предостеречь людей, которые слушали эти слова, от неправильного понимания догматов Церкви. Священники, которые встали во время концерта и начали вести дискуссию, сделали это из уважения к народу. Они не хотели, чтобы кто—нибудь впал в какое—то заблуждение. Конечно, они могли бы начать эту дискуссию потом, в узком кругу, чтобы диспут был только с Жанной Бичевской. Тогда, конечно, было бы проще понять, какие истины искажает певица. Да, желательно было вести этот диспут в другой форме, но то, что произошло, произошло только из ревности к славе Божией, поэтому тут нельзя осуждать священнослужителей'[336].
Увы, нездравые суждения Жанны Бичевской востребованы определенным процентом духовно нездравых церковных людей, опричниками—реформаторами. Не стоит удивляться этому. Если вы приходите на исповедь в храм, то первое, что вы слышите – честные слова священника перед исповедью о тех, кто собрался вокруг него и о нем самом: 'Пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши'. То есть Церковь сама себя считает больницей. Больницей в которой лечатся не переломы рук, а переломы души. Давайте честно скажем, что церковная людьми зачастую весьма и весьма нездоровыми: болезнь одного, бывает, заражает других, реверберирует, отражается, переходит на других.
Еще один фирменный знак русской реформации – Григорий Распутин в нимбе.
Позиция Патриарха Алексия ясна: 'У многих вызывает недоумение, что в некоторых храмах за церковным ящиком продаются книги о Григории Распутине, изображающие его как святого человека'[337]. «Необходимо сказать еще об одном темном пятне нашей дейст вительности. В последнее время появилось довольно много цветных, прекрасно изданных, с позволения сказать, „икон“ царя Ивана Грозного, печально известного Григория Распутина и других темных исторических личностей. Им
