Раскачивание потребления рано или поздно приведет к формированию огромного количества обездушенных человеческих потребителей-скотов, над которыми начнут надстраиваться другие иерархии. Не иерархии суперпотребления, а «верхние этажи многоэтажного здания» — иерархии, отрывающие самих себя от «нижних этажей». В этом завершение замысла со всеми этими Большим Югом, Большим Дальними Востоком и так далее. Это гностическое, по большому счету, завершение, после которого человечество как единое целое перестает существовать. А как только оно перестает существовать как единое целое, гуманизма в том виде, в каком мы к нему привыкли, уже не будет. Никто ведь не запрещает директору совхоза или зоотехнику сокращать поголовье кур, если это полезно для совхоза и для потребителей куриного мяса. Почему тогда нельзя сократить количество «хиликов», если они не нужны? Почему нельзя растоптать «психиков», если они не одно с тобой человечество? Если они фундаментально, антропологически, метафизически другие?
Что противостояло этому? И в чем (за пределами той конкретики, которой ни в коем случае нельзя пренебрегать) корни советского?
Итак, первое — это советский опыт индустриального и даже постиндустриального коллективизма, о котором мы уже говорили. Это огромный опыт. Его наличие свидетельствует о том, что можно развиваться без атомизации, без разрушения коллективистско-традиционалистской солидарной сферы, без грызни вокруг «иметь», без разбуженного алчного состояния.
Но тогда весь этот коллективистски-солидаристский материал — это не уголь для топки развития, который пока кидаешь — паровоз едет, а потом уже угля нет, и паровоз останавливается (именно так происходит в классических обществах Модерна). Это огромного значения опыт. И мы не имеем права его не осмысливать.
На столь часто задаваемый мне вопрос «Что надо делать?» — отвечаю: осмысливать. Не можете книги писать — собирайте материал, пишите статьи, выявляйте отдельные аспекты проблемы. Учитесь. Находите тех, кто это может делать, чтобы они учили других.
Но, прежде всего, надо понять масштаб проблемы. До сих пор говорилось, что двигаться-то можно только так, как описали Адам Смит и Гоббс. За счет того, что разбужена алчность. А ее не разбудишь, пока не будет индивидуумов, пока человеческое сообщество не превратится в газ. Но когда оно превращается в газ, человеческая сущность отчуждается от человечества, и формируется уже вполне дочеловеческая, звериная многоэтажная иерархия.
Однако, если можно развиваться по-другому, зачем же развиваться так?! Тем более что так уже развиваться нельзя! У нас — потому, что нет традиционалистского материала для топки Модерна, на Западе — по той же причине. А на Востоке это топливо еще есть, но и там остановка не за горами.
Второе — это «новый человек», «новый гуманизм» и «история как сверхценность». Говорил, повторяю и буду говорить, что нет экономики как таковой, нет социологии как таковой.
Есть социологии и экономики, опирающиеся на человека как константу.
И есть социологии и экономики, опирающиеся на человека как процесс.
Если вы можете человека поднять наверх, то с этим «поднятым человеком» вы сделаете другую экономику. А создав другую экономику, вы его еще больше поднимете. Вопрос не в том, что природа человека неизменна (и потому уж «извиняйте — что есть, то есть»), как нам пытаются втолковать. А в том, что есть две природы. Нам предлагают опереться на одну, а вторую игнорируют. Но опереться-то как раз можно именно на нее, ибо она есть и ее надо изучать — эту вторую природу солидаризма, коллективизма. С ее дочеловеческими корнями, с ее развитием, с ее потенциалом. Ее надо изучать и надо показывать, как ее использовать и как ее актуализировать.
Третье — это альтернативный образ жизни, основанный на иных краеугольных представлениях о том, что хорошо и что плохо. Я лично считаю (никому не берусь это навязывать), что если тряпок меньше, а кинотеатров и возможностей духовного роста больше, то это прекрасно. Что если квартиры скромные, но есть хорошие Дворцы культуры и качественная инфраструктура общественного транспорта, то это замечательно. Что не обязательно сидеть в «Бентли». Что смысл жизни вообще состоит не в том, чтобы оградить себя стеной из вещей, а в том, чтобы испытывать счастье от того, что ты восходишь вместе с другими к каким-то невероятным, новым перспективам, которые открываются перед тобой в течение твоей жизни.
И, наконец, четвертое — это окончательный характер того, что происходит в пределах обозначенного антагонизма. Если один корень, который мы выявили сейчас, гностический, то нам нужен другой. И ясно, что он хилиастический. Ясно, что коммунизм уходит глубочайшими корнями в хилиастические мечтания о Тысячелетнем царстве человечества, о жизни в справедливости и солидарности, о Царстве Божьем на земле и так далее.
И тогда надо изучать эти корни. Это единство, которое было прервано, со всеми его обертонами (в «обертона» входит богостроительство, которое говорило, что человек сам станет богом, а также наука, которая говорит, что на самом деле формы в их развитии борются с Тьмой как энтропийным принципом, принципом разрушения форм).
Есть гигантское поле изучения предельных конфликтов между тем, что порождает собой гностицизм (рано или поздно говорящий об иерархиях и «многоэтажном человечестве», приводящий Жизнь к концу и грезящий концом Вселенной и бытия как царства греха и злого Демиурга), и хилиазмом (который говорит о совершенно других вещах). Мы же это тоже не изучаем.
Значит, у нас есть огромное богатство. И когда спрашивают, вокруг чего надо формировать «элемент № 3», мы отвечаем — вокруг переосмысленного, понятого по-новому советского наследства. Ибо те, кто говорит нам сегодня, что плановая экономика или директивное планирование уже в прошлом, просто лгут. Те, кто говорит, что общество, «застрявшее» в коллективизме, не может развиваться, лгут. Те, кто говорит, что человеческая природа неизменна, лгут.
Рано или поздно вокруг элемента № 3 надо начать спокойно развивать смысловые кольца, структуры и организационное начало. Нельзя развивать одно без другого. Пусть этот № 3 сформируется раньше, чем все обрушится.
Теперь о том, как будет происходить обрушение и почему.
Система, потерявшая точку опоры, начинает загнивать и сходить с ума. Она сходит с ума очень «многообразно». Недавно мне пришлось по необходимости посмотреть несколько передач по центральному телевидению. Я смотрел и все время думал: зачем нужны такие передачи? Ведь люди, которые производят телевизионную продукцию, не так глупы и не так бездарны. Почему же они все так производят? Кому это адресовано?
Ведь обычная манипуляция (а я всегда считал, что манипуляция — это низкое искусство, а высокое искусство — актуализация, когда ты пробуждаешь в человеке подлинную энергию, и дальше эта энергия движет вперед неслыханными темпами и тебя, и его) строится на признании фактов. Высказывание Ленина о том, что надо говорить массам правду, — это азы политики. И Ленин, и Корнилов должны были сказать, что ситуация в стране ужасная. Только Корнилов должен был сказать, что к ужасу привели «краснопузые», а Ленин должен был сказать, что «белогвардейская сволочь». А это уже называется «интерпретация после признания фактов». Но не признавать факты нельзя!
Все, что сейчас происходит по телевидению (или большая часть того, что происходит), основано на игнорировании фактов, на превращении реальных фактов неблагополучия, о которых говорит каждый таксист, в какой-то оторванный от жизни гламур. Политический гламур.
«Кому он нужен?» — думал я все время, вглядываясь в эти несколько передач. И, наконец, понял — кому. Начальникам. Начальники не народ успокаивают с его помощью, они себя успокаивают. Это невроз системы, оторванной от политической базы, которая начинает успокаивать себя.
Гламур уничтожает основу сегодняшней власти — телевизионный «ящик». Но в 1996 году, когда он, «ящик», спас политическую систему, не было интернета. А сейчас — есть. Казалось бы, система должна осваивать интернет. Но когда она его осваивает, она насаждает там все тот же гламур. То есть отдает себя на растерзание интернету. И здесь перед нами тоже стоит задача — либо интернет станет орудием в руках американцев, либо он станет орудием в руках конструктивных сил. Сейчас-то он ничей. Система каждый раз, прикасаясь к нему, порождает очередного гламурного монстра. А интернет кипит сам по себе, и рано или поздно это кипение как-то во что-то будет структурироваться.
Итак, ни полноценного телеящика нет, ни понимания, что рядом уже существует интернет (а когда
