Русские сделали культуру в XIII–XIХ вв. гиперрегулятором. Все об этом говорили — не только Ключевский, но и многие другие. Говорили о том, что именно культура стала этим регулятором, что фактически возник светский священник в лице деятеля культуры с его проповедями. Что Достоевский — не Гонкуры. Что не изящество, не литературное совершенство было сутью русской культуры, а новая светская проповедь, которая, между прочим, создавала приличное гражданское общество. Динамичное — вот что самое главное. И этот же принцип был перенесен в советское общество. И поэтому пусть Пивоваров с его клеветой о том, что это общество было отчуждено от культуры, идет куда подальше. Отчуждено оно от культуры — сейчас.
Седьмой принцип — это принцип поощрения многообразия при наличии синтеза, точки схода. Если в традиционном обществе многообразие не поощрялось, потому что традиционное общество понимало, что оно не может справиться с этим разнообразием, то Модерн говорит: будьте многообразными, но давайте сойдемся в некоторых точках. В точках рациональности. В точках разума.
Нация — такая точка схода.
Закон — такая точка схода.
То есть все сначала расходится, а потом сходится.
А вот постмодернизм эту точку схода уничтожает. Он говорит: «Давайте разойдемся, а сходиться совершенно не надо». И тут же жизнь разваливается.
Сегодня те своды, которые создавал Модерн, те точки схода, в которые он связывал систему, те архитектурные, политические, духовные, экономические, юридические замки, в которые он замыкал всю эту систему, разваливаются. Разваливаются!
Нация как новый вид макросоциальной общности, преодолевающей этнический, конфессиональные и другие противоречия, разваливается. Имперские народы еще будут жить, а нации разваливаются.
Право на развитие для всех людей, всех наций, всего человечества останавливается. Потому что нельзя при существующем количестве ресурсов в мире дать еще трем миллиардам людей получить то, что получают американцы и европейцы.
Но самое главное не это! И не капиталистические буржуа с их рынком, которые тоже останавливаются. Главное — безутешительность.
Модерн сказал основное слово: жизнь безутешительна. Ну, хотите — верьте, это ваше личное дело. Но мы (т. е. Модерн) строим все на основе безутешительности. Мы здесь живем и умрем. Смерть — фатум!
Русские спрашивают (а теперь уже и весь мир, потому что безутешительности удалось жить один век, а дальше все остановилось): «А зачем? Зачем нам все эти блага, если мы умрем? Зачем нам все это нужно?»
Русские, в советском и несоветском варианте, все время искали утешительность за пределами классических конфессий. Это делали и Вернадский, и Федоров с его «Общим делом». И Богданов с Луначарским и Красиным — с богостроительством. Все искали эти новые формы утешения. Сверхмодерн видит эти новые формы утешения в новой науке. Науке, которая выйдет за узкие гносеологические рамки, которая сможет создавать культуру. И об этом мечтали русские. Все! Циолковский, Федоров, Вернадский…
Вот это и есть то, что русские должны принести в XXI век, ибо иначе не получается. Безутешительность перестает работать. Отсюда вывод: при катастрофическом состоянии, в котором находятся русские, у них есть потенциал для того, чтобы продолжить развитие за пределами Модерна. По ту сторону катастрофы Модерна, которая началась. В 2008 году она началась! Это витки катастрофы Модерна.
А у других стран нет возможности это делать. Да, это русская исключительность! Она никого не топчет. Она всех спасает. Она никому не плюет в лицо. Она всем протягивает руки. Но она есть. И до тех пор, пока ее не ощутят в полном объеме, все будет бессмысленно. Илья Муромец будет лежать на печи и подыхать, потому что он не хочет без этого жить. Покажите это, разберитесь с этим, скажите самим себе, что это есть, — и начнутся совершенно другие процессы!
Вот этим мы и хотим заниматься в пределах того начинания, которое называем «Альтернативные модели развития»: исследованием Модерна, Постмодерна, Премодерна, Контрмодерна — всего этого вместе.
Понимание, где тут исчерпание.
Выработка новой повестки дня, стоящей перед человечеством.
И выработка русских ответов на эту повестку дня.
Потому что именно в пределах русской культуры, русской мысли, русской жизни все эти ответы уже содержатся. Их надо найти и доразвить. Найти — и доразвить!
И это главное направление той стратегической войны, которую нам предстоит вести.
Выпуск № 16. 17 мая 2011 года
Я хотел бы опять начать с нашей деятельности и с этой целью зачитать фрагмент из стенограммы, находящейся на официальном сайте президента России «Встреча с ветеранами Великой Отечественной войны и представителями военно-патриотических организаций»[27].
Махмут Гареев говорит президенту России очень правильные слова:
Что отвечает президент?
Я не случайно зачитал это высказывание президента, потому что оно имеет прямое отношение к нашему обсуждению деятельности.
Давайте разберемся еще раз, что же мы сделали, проведя анкетирование и выяснив, что подавляющее количество людей, занимающихся этим объективным нормальным анализом, вне всяких кампаний сделали свой выбор «корректно и точно» и сказали, что они десталинизации не хотят.
Начнем с того, что подобного рода анкетирование принципиально отличается от того, что представляют собой очень важные и на самом деле дающие вполне объективную информацию телевизионные голосования. Поскольку эти голосования тем не менее скомпрометировать можно, а такой вот статистический анализ нельзя; он имеет окончательный характер, обжалованию не подлежит. Чтобы такое анкетирование провести, нужно было выдвинуть саму идею этого исследования, разработать анкету, разработать к анкете инструкцию и проинструктировать людей. Создать штаб, собрать активистов — порядка 1500 человек (чего еще никогда не было), проинструктировать их. Осуществить мониторинг их