ему дал. Я так и не простил мою жену за то, что она меня покинула. С моей точки зрения, она покинула одного из лучших мужчин в мире. Я так и не простил своего отца за то, что тот покончил жизнь самоубийством. С моей точки зрения, он совершил самое большое преступление, оставив меня, когда я был еще маленьким. Я так и не простил своих коллег-преподавателей, которые предали меня, хотя обещали свою поддержку на кафедре. Я называл их бандой трусливых завистников.
Совместные прогулки с учителем дали мне возможность прощать и спокойно выносить безответственного пьянчугу, сумасбродного любителя наслаждений. Как же я смог делать это, не предъявляя претензий? Для меня это было трудно, очень трудно. Но я начинал любить этого зубоскала. У Бартоломеу было то, что мне всегда хотелось иметь: оригинальность и твердое самоуважение. С социологической точки зрения, безответственные люди более счастливы, чем люди ответственные. Проблема заключается в том, что безответственные люди зависят от ответственных, которые носят их на руках.
На другой день интервью Бартоломеу начало давать свои плоды.
На первой полосе известной газеты была размещена фотография учителя со следующей подписью: «Психопат называет современную общественную систему всемирным сумасшедшим домом».
Журналист сообщал, что существует некий безумец, утверждающий, что человечество представляет собой гигантский сумасшедший дом. Но теперь, говорит безумец, этот сумасшедший дом не похож на мрачные, зловонные, холодные и темные психиатрические лечебницы прошлого. Он стал местом привлекательным, красивым, хорошо освещенным и полным различных хитроумных приспособлений. Превосходным местом для совершенствования наших безумств, чтобы они не мешали нам жить.
Он произносит свои речи в публичных местах, имея целью изменить образ мыслей людей. Никому не известно, откуда он пришел, но для того чтобы сделать из людей посмешище, он называет себя продавцом грез. Репортаж сопровождался фотографиями людей, следовавших за ним. Здесь же говорилось, что этот возмутитель спокойствия помешан, но вместе с тем наделен харизмой. Он просто мастер соблазна. В его сети попадают даже ответственные администраторы. За ним следует шайка простофиль, некультурных и необразованных. Репортер сообщал также, что этот человек не совершает чудес и не считает себя мессией, но что со времен жития в Иудее и Галилее человека Иисуса, наверное, еще не было умалишенного, который с таким бесстыдством норовил бы повторить его дела.
В репортаже ни разу не упоминались волнующие всех идеи учителя. Ничего не было сказано о необходимости диалога с самим собой, о вечном и бессознательном сне, на который обречены все компьютеры, об излишествах системы, которые приводят нас к ранней психической смерти. Репортер ничего не сказал о резком сокращении средней продолжительности духовной жизни. В конце репортажа журналист сообщал, что сопровождающие человека люди являются шайкой анархистов, угрожающих демократии и способных развязать волну терроризма.
Репортер смешал нашу жизнь с грязью. Диффамация была безапелляционной и не оставила камня на камне от нашего проекта. Мы были крайне удручены и чувствовали себя несчастными. Как мне казалось, никаких возможностей для продолжения деятельности не было. Гораздо проще было погрязнуть в вонючей жиже индивидуализма. В то время как мы тонули в болоте этой клеветы, на сцене в очередной раз появился учитель и попытался успокоить наше возбужденное сознание. Можно было подумать, что он столько пережил на своем веку, что такие пустяки его уже не волновали.
— Вспомните о ласточках. Мы не склонны превращаться в мифы, — сказал он и, обращаясь к истокам нашей слабости, добавил: — Никогда не забывайте, что нельзя служить двум хозяевам: либо мы продаем мечты, либо продолжаем заботиться о сохранении нашего общественного имиджа. Либо мы остаемся верными нашему собственному пониманию мира, либо склонны слушать то, что о нас говорят другие.
И учитель в очередной раз сказал, что мы вольны идти на все четыре стороны.
— Обо мне не беспокойтесь. Вы уже принесли много радости мне и многим другим. Я научился любить их и восхищаться ими — такими, какие они есть. Мне не хочется, чтобы вы рисковали своими жизнями. Так что будет лучше, если вы уйдете.
Но куда нам было идти? Нам уже не удастся стать «нормальными» смертными, слугами системы, людьми, морально уничтоженными убийственной социальной рутиной, специалистами по предъявлению претензий к жизни в ожидании смерти. Мы превратились в необычную семью. Эгоизм прошлого все еще был жив, но постепенно уступал место радости служить другим.
И мы решили остаться. В конечном итоге, если человек, более всех оклеветанный репортером, считал себя свободным, какой смысл нам заковывать себя в цепи? В течение дня мы начали понимать, что стрелок-репортер просто-напросто промазал. Его репортаж, вместо того чтобы привести к ликвидации движения, подлил масла в огонь, который это движение подогревал. Людям страшно надоело читать сообщения об убийствах, дорожно-транспортных происшествиях, изнасилованиях, кражах. В монотонном мегаполисе, соскучившемся по чему-нибудь новому, наш учитель превратился в общественный феномен.
Люди жаждали новостей, даже если в них речь шла о безумствах. Продавец грез стал местной знаменитостью, обрел такую известность, которой больше всего боялся. Начиная с этого момента за ним неизменно следовали папарацци, дежурные профессионалы, находящиеся в постоянном поиске «жареных фактов», порой раздувающие громкие сенсации.
Осознав, что он становится все более знаменитым, учитель недовольно покачал головой.
— Для того чтобы сотворить Бога, — предупредил он нас, — в атмосфере постоянных стрессов, достаточно совсем немного харизмы и способности к лидерству. Будьте осторожны, система кое-что дает, но кое-что и отнимает, в частности то человеческое, что в нас еще осталось.
Я понял, что учитель хотел этим сказать. Самый культурный народ земли, народ, представители которого в начале двадцатого века завоевали больше всего Нобелевских премий, в период социального кризиса возвел на престол Гитлера. Времена кризиса суть времена ожидания перемен — то ли к лучшему, то ли к худшему. Предупреждая нас о рисках, которые несет с собой власть, учитель говорил:
— Большинство людей не готовы принять на себя бразды правления. Власть пробуждает химеры, таящиеся в человеке под маской гуманности. Это химеры авторитаризма, желаний управлять, шантажировать и срывать аплодисменты. Власть в руках мудреца превращает его в ученика, а власть в руках глупца превращает его в диктатора. Если однажды в ваших руках окажется огромная власть, какие химеры выйдут из потайных уголков вашей души и возьмут под контроль ваше тело? — спросил нас учитель.
Этот вопрос поставил нас в неловкое положение. Когда я встал во главе кафедры, некоторые химеры действительно вышли из потайных уголков моей души и овладели телом. Я стал строгим, непреклонным и требовательным. Я понял, что человек узнается не по ласковым словам, не по добродушию или простоте в обращении, а лишь тогда, когда у него появляются власть и деньги.
Учитель рассуждал об этих сложных проблемах в такой манере, которая меня живо заинтересовала. Он одевался как нищий, но его речь свидетельствовала о том, что он не тот преподаватель, который обучает чему-то, не имеющему отношения к его собственной жизни. Можно было подумать, что у него самого было когда-то много власти. Но какой властью может располагать человек бедный, не имеющий счета в банке, не имеющий собственного дома и документов?
Некоторые религиозные люди начали высоко оценивать идеи, которые он высказывал, других же он сильно беспокоил. Бог был их собственностью. Они были теологами, знатоками природы Божественного. Жалкий бедняк, живущий под мостами маргинал не был достоин их внимания. Некоторые религиозные радикалы задавали себе вопросы: «Не является ли он пророком зла? Не является ли он антихристом, о пришествии которого говорят уже много столетий?» Все дело в том, что учитель превратился в загадочную фигуру. Он хотел быть незаметным, но спрятаться было просто невозможно.
У него начали просить автографы прямо на улице. Но он в таких случаях смотрел людям в глаза и удивлял вопросами:
— Как я могу давать автограф человеку, который или такой же важный, как я сам, либо еще важнее меня? Мне понадобились бы многие десятилетия для того, чтобы хоть немного узнать вас, понять устои вашего интеллекта и выявить некоторые нити, из которых сотканы ваши размышления. Это я имею честь познакомиться с вами. Пожалуйста, дайте мне ваш автограф.
Люди уходили от него в удивлении и задумчивости. Некоторые покупали мечту о том, что нет ни
