Страбона, по-видимому, уже после его смерти, без последней авторской редакции {1, стр. 8}. Страбон ссылается на впечатляющее количество авторов, сегодня практически уже неизвестных, авторов, чьи произведения канули в Лету без следа. Современные комментаторы благодарят Страбона уже хотя бы за то, что он называет имена античных географов и историков, показывая, как их было много. Тем паче оказывается, большею частью из того, что дошло до нас из времени эллинизма, мы обязаны именно Страбону. Однако, как признают историки, грандиозная задача, поставленная перед собой этим учёным, оказалась ему не по плечу {1, стр. 11}. Почему, станет понятным из приведённых ниже данных.
Рукописи Страбона появляются в Европе в 15-м веке после тысячелетней безвестности (примерно в 6-м веке они куда-то исчезают). Первую рукопись обнародовал в Венеции в 1423 году Джованни Ауриспа, а через двенадцать лет появилось ещё несколько копий страбоновской «Географии», которые нанесли удар по считавшемуся тогда самым авторитетным взгляду на географию Птолемея. В конце 15-го века «География» была впервые напечатана в латинском переводе, а первое греческое издание появилось только в 16-м веке. Оригинал якобы конца 14-го века содержит большие пропуски и дефекты в седьмой книге, кстати, наиболее интересной для нашего вопроса.
В целом же, считается, что книги Страбона дошли до нас в хорошем объёме и состоянии, что бывает нечасто. Однако чтение этих трудов вызывает, мягко говоря, странное чувство. С одной стороны, автор стремится к абсолютной научности и беспристрастности, что для нас, безусловно, хорошо, но, с другой стороны, именно это стремление и делает его труд очень противоречивым. Приводя, нередко целыми страницами, выписки из разных источников, Страбон вдруг после этого объявляет нам, что всё, о чём он только что писал, никуда не годится и доверять этому материалу ни в коем случае не следует.
С первой по последнюю страницу своих географических изысканий Страбон спорит то с самим собою, то со своими коллегами – современниками, то с коллегами из давно минувших эпох, труды которых он использует. Некоторых он обвиняет в невежестве, некоторых в неаккуратности, некоторых в стремлении сделать географию инструментом местной политики. Например, при обсуждении местоположения такого важнейшего для олимпийской истории города как Пилос (именно в этом городе якобы Геракла и посетила идея основать олимпиады) Страбон перечисляет дошедшие до него версии. Оказывается, что в те времена многие народы приписывали (и, причём, с предоставлением неких доказательств) славу этого города своей столице. Наиболее вероятными претендентами на звание «того самого» Пилоса Страбон считает три довольно сильно удалённых друг от друга города. Это говорит о том, что сам он точно НЕ ЗНАЕТ, где находился центр олимпизма и разворачивались связанные с походами Геракла и описанные Пиндаром события. Доказательный аппарат Страбона зиждется на ДОВЕРИИ или НЕДОВЕРИИ тому или иному автору. Например, Страбон доверяет Гомеру, который, кстати, является для него главным информатором по древней географии. Так вот, Гомеру Страбон доверяет лишь потому, что исходит из принципа «нельзя не доверять тому, кого знаешь с детства. Правильным считается то, что общепринято». Сведения, противоречащие Гомеру, Страбон априори считает ложными. Это можно лишь с натяжкой назвать научным подходом. Тем более, что самого Гомера Страбон понимает с трудом. Он очень много текста посвящает обсуждению именно интерпретации того, что сказал Гомер, попытке понять, что тот имел в виду, когда писал то-то и то- то.
Вот лишь один пример из представленных на страницах «Географии» сомнений учёного Страбона. Говоря о некой области Арене, упомянутой Гомером, Страбон пишет:
Собственно олимпийские игры Страбон описывает вскользь и сухо, ничего существенного к нашим знаниям не прибавляя. Саму же Олимпию представляет так скупо, что современные историки не смогли удержаться от комментария по этому поводу и написали: «В Коринфе он осматривал развалины и части города, поднимался на Акрокоринф, однако ни в Олимпии, ни в Афинах Страбон, видимо, не был» {1, стр. 7}. Рассуждения историков понятны. Так подробно описывавший разного рода рудники, обычаи далёких народов, красоты и особенности климата самых разных мест ойкумены писатель вдруг уделяет всего несколько строк такому великолепию как Олимпия, олимпийский храм и священные игры.
Это странно. Во-первых, считается, что Олимпия находилась практически в сердце Греции и, побывав в Элладе, занимаясь написанием претенциозного географического труда, не проехать через Олимпию, лежащую между такими знаменитыми городами как Афины и Спарта и совсем недалеко от Коринфа, было сложно. А во-вторых, олимпийские игры играли тогда ещё существенную роль в жизни греков, а храмы якобы ломились от богатств, статуй, приношений и т.д. Павсаний, например, взахлёб описывает всё это великолепие, уделяя Олимпии существенную часть своего труда. Страбон к играм, по всей видимости, равнодушен. И что бы ни было тому причиной, для нас Страбон не сильно информативен. Страбон – источник скудный и шаткий.
Плутарх
Плутарх был греком времён римского господства. Жил он якобы около 47 – 120 годов н.э. Прославился тем, что составлял сравнительные жизнеописания выдающихся исторических деятелей Греции и Рима. Впрочем, собственно история не была его целью. Он нигде не вводит точных дат и довольствуется моральной стороной любого исторического события или персонажа. В качестве поставщика информации о прошлом может рассматриваться только с очень большими оговорками. Плутарха часто упрекают в фантазиях и полной неразборчивости к источникам. Например, Плутарх утверждает, что в битвах древности участвовали армии в миллионы человек. Историки сами занесли данного автора в «чёрный список» ненадёжных писателей, причислив его не к учёным древности, а к литераторам. Впрочем, сам Плутарх (кстати, не отрицая ненадёжности своих знаний), тоже недоволен коллегами. В частности, он очень нелицеприятно отзывается о Геродоте, обвиняя его в искажении истории.
Но как бы то ни было, по поводу олимпиад и олимпийских игр Плутарх пишет вскользь, упоминая их постольку, поскольку игры касались его героев, не привнося, с точки зрения информативности, ничего для нас нового. Все им перечисленные «олимпийские» имена и события мы уже имели возможность почерпнуть из работ других авторов.
Ликург
Завершая краткий обзор первоисточников по истории олимпийских игр[18] нельзя не упомянуть и о таком ярком персонаже, как спартанский царь и законодатель Ликург. Строго говоря, сам Ликург не обогатил наших знаний по данному вопросу, и в этом смысле первоисточником не является. Но напомню, что именно его имя предстаёт на страницах учебников краеугольным камнем в расчёте хронологии, а именно, основной даты – даты первых олимпийских игр. Именно к этому царю, согласно приведённой в начале нашей книги канонической версии, отправился элеец Ифит со своей идеей всеобщих спортивных состязаний и перемирия на время их проведения. Так, может, Ликург действительно удобная реперная точка? Может быть, ко времени его жизни вопреки (как будет показано ниже) всеобщему мнению древних авторов «пришвартовались» историки потому, что оно очень хорошо известно и рассчитано? Пусть не совсем верное, но зато строго доказуемое. Ан нет. И тут нас ждёт разочарование. Эратосфен, Аристотель, Ксенофонт и Аполлодор дают нам разные эпохи жизни этого знаменитого царя. Причём, что интересно, ни один из них не знает этой даты априори. Все они вычисляют время Ликурга. И снова в качестве аргументов видим абстрактные рассуждения общефилософского плана. Упоминавшийся нами Тимей вообще раздвоил Ликурга на два времени, приписав им одинаковые деяния. Это очень элегантный способ решить хронологическую головоломку, не раз хорошо себя зарекомендовавший в
