под ногами. Морозный воздух колол щеки.
– О, гляди! – сделав несколько быстрых шагов вперед, проговорил Сергей, остановившись у лежавшего под голубятней на снегу человека в синем потертом пальто. – Твой сосед! Поликарпов. Квартира тринадцать. Надо оттащить его в ближайшее парадное и прислонить к батарее, а то примерзнет!
Вместе они взялись за воротник синего пальто и потащили пьяного Поликарпова по снегу к ближайшей пятиэтажке. За ними неуклюжей походкой шел пингвин Миша.
Когда Виктор и Сергей вышли из парадного, они увидели Мишу, стоящего нос к носу с большой дворнягой. Они словно принюхивались друг к другу.
Увидев вышедших из парадного людей, собака убежала прочь.
16
Утром Виктора разбудил телефонный звонок.
– Алло! – хриплым спросонок голосом сказал он в трубку.
– Виктор Алексеевич! – прозвучал знакомый голос. – Поздравляю с зачином! Я вас не разбудил?
– Все равно уже пора вставать! – проговорил Виктор, узнав голос главного. – А что произошло?
– Первая публикация! Кстати, как самочувствие?
– Уже лучше, – сказал Виктор.
– Тогда приезжайте в редакцию! Обсудим ваши успехи.
Умывшись, Виктор позавтракал, выпил чаю. Проведал своего питомца – тот еще стоя спал в любимом закутке за темнозеленым диваном.
Вернувшись на кухню, Виктор положил в мишину миску мороженую рыбину трески. Оделся и вышел.
На улице лежал свежевыпавший снег. Сизое небо висело низко, почти над крышами пятиэтажек. Было спокойно и не очень холодно.
Перед тем, как сесть в автобус, Виктор купил свежий номер «Столичных вестей». Развернул уже в автобусе, удобно усевшись на мягкое сиденье.
Пробежав глазами заголовки, он наконец наткнулся на поставленный в высоту прямоугольник текста, обведенный жирной черной рамкой. «Не стало писателя и депутата Александра Якорницкого. Опустело кожаное кресло в третьем ряду парламентского зала. Это место вскоре займет другой человек, но в сердцах многих, знавших Александра Якорницкого, поселится ощущение пустоты, ощущение глубокой потери…»
– Ну вот, – подумал Виктор, – первая публикация…
Но ему не было особенно радостно, хотя откуда-то из глубины проклевывалось давно забытое чувство – чувство самоудовлетворения. Он дочитал текст до конца – все слова были на своих местах, никаких следов редакторских ножниц.
Глаза остановились на подписи, на этом почти фразеологическом псевдониме, способном скрыть за своими двумя словами любое количество людей – Группа Товарищей. Забавно, что именно так – оба слова с заглавной буквы – написал Виктор в оригинале. И даже это редактор не изменил.
Действительно, к нему отнеслись как к уважаемому писателю, а не как к журналисту.
Опустив газету на колени, Виктор посмотрел в окно, на проезжающий на встречу автобусу город.
– Смотри, птичка! – показала пальцем вверх сидевшая впереди мамаша своему ребенку. Виктор машинально проследил за направлением ее пальца и увидел метавшегося под потолком автобуса воробья.
17
Редактор встретил Виктора так радушно, будто год не видел. Кофе, коньяк и сто долларов в длинном элегантном конверте – настоящая аттрибутика праздника.
– Ну вот, – сказал Игорь Львович, поднимая рюмку с коньяком. – Начало положено. Будем надеяться, что остальные «крестики» тоже не залежатся.
– А как он умер? – спросил Виктор.
– Выпал из окна шестого этажа. Вроде, мыл стекла, только почему-то не у себя дома. К тому же – ночью.
Они чокнулись и выпили.
– Знаешь, – продолжал откровенничать главный. – Мне уже звонили несколько коллег из других газет. Завидуют, паразиты! Говорят, я изобрел новый жанр! – Главный самодовольно ухмыльнулся. – Это, конечно, твоя заслуга! Но ты у нас засекречен, поэтому все хорошее и плохое я буду брать на себя! Хорошо?
Виктор кивнул, но в мыслях огорчился невозможности показаться в свете прожекторов пускай хоть и журналистской, но все-таки славы. Видно, главный заметил что-то во взгляде Виктора.
– Не переживай, когда-нибудь все узнают настоящее имя автора, если ты захочешь… А пока для тебя же лучше быть никому неизвестной «Группой Товарищей». Через несколько дней ты поймешь почему. Кстати, не забывай, что надо использовать все подчеркнутые факты из тех досье, что ты берешь у Федора. Я же не обрезаю твои философские рассуждения, которые, по правде говоря, никакого отношения к покойникам не имеют…
Виктор кивнул. Пригубил кофе и его горьковатый вкус напомнил вдруг о гостиничном баре в Харькове. Вспомнилось то утро, когда беспорядочная стрельба разбудила его раньше времени.
– Игорь, – заговорил Виктор, – а что тогда случилось в Харькове?
Главный налил в рюмки коньяка, вздохнул, поднял на Виктора заторможенный, словно остановившийся взгляд.
– «И боец молодой, вдруг поник головой, – тихо запел он. – Комсомольское сердце пробито…» Газета понесла потери… Это уже седьмой из наших. Скоро можно будет зал славы открывать… Ну да тебе это ни к чему! Меньше знаешь – дольше живешь!.. – проговорил главный, потом посмотрел в глаза Виктору и уже совсем другим, каким-то уставшим голосом добавил. – И это к тебе уже не относится. Ты знаешь побольше других…
Ладно…
Виктор уже пожалел о своем любопытстве – вся атмосфера маленького праздника «тет-а-тет» испарилась.
18
Ноябрь под конец переметнулся от глубокой осени к такой же зиме. Дети играли в снежки. Колючий морозный воздух пробирался за воротник. Машины по дорогам ездили медленно, словно боялись друг друга, и сами дороги стали намного уже. Все под воздействием холода уменьшалось, укорачивалось, съеживалось. И только сугробы снега на обочинах росли благодаря трудолюбию и широким лопатам дворников.
Виктор, поставив точку во втором из заказанных Мишей-непингвином «крестиков», глянул в окно. Не было никакого желания, да и необходимости выходить в этот день на улицу.
Чтобы рассеять тишину квартиры, Виктор включил радиоточку, стоявшую на холодильнике.
Беззаботный шум парламента с шипением вырвался из динамика. Виктор прикрутил громкость. Поставил на огонь чайник. Посмотрел на часы – ранний вечер, полшестого. Для окончания дня рановато, подумал Виктор.
Сходил в комнату и позвонил Мише-непингвину.
– Все готово! – доложил он ему. – Можешь приезжать.
Миша приехал не один. С ним в квартиру вошла маленькая девочка с круглыми любопытными глазками.
– Моя дочка, – сказал Миша. – Не с кем было ее дома оставить… Скажи дяде Вите как тебя зовут! – он наклонился к ней, стал расстегивать пуговицы маленькой рыжей шубки.
– Соня, мне уже четыре года – проговорила девочка, глядя снизу вверх на Виктора. – А правда, что у вас пингвин живет?
– Ну вот, не успела зайти, а уже… – Миша снял с нее шубку, помог ей стащить с ног сапожки. – Ну, пошли!
Они прошли в большую комнату.
– А где пингвин? – снова спросила она, оглядываясь по сторонам.
– Сейчас, – сказал Виктор. – Сейчас я его найду!
Сначала он сходил на кухню. Принес Мише оба свеженаписанных «крестика». Потом направился в спальню.
