казалось мне маленьким и тесным. Я не боялся этого моря — в нем, должно быть, трудно было бы потеряться… Хотя кто его знает, лучше не пробовать…
Через пару дней Даша сообщила, что следующей ночью будет шхуна, которая меня подбросит до Мангышлака. Я очень обрадовался этой новости и стал с нетерпением ждать пересадки.
Ночная пересадка на рыбацкую шхуну запомнилась мне прежде всего странными металлическими звуками. Шхуна подошла вплотную к борту, и на нее с нижнего периметра сбрасывали мешки с чем-то железным. Сначала мне показалось, что в мешках — консервы, но когда стали действительно сбрасывать консервы, притом не в мешках, а в перетянутых шпагатом картонных коробках, я сразу понял не правильность своей догадки.
А ночная погрузка тем временем продолжалась. Я стоял около коренастого Вани, которому Даша поручила посадить меня на шхуну. Он внимательно следил за происходившим, время от времени перекрикиваясь с находившимися на шхуне двумя рыбаками. Наконец он крикнул: «Все! Долгов нет. Еще этого парнишку возьмете до берега!» И при этом он двинул меня рукой по плечу, отчего я дернулся. Человек внизу кивнул. Ваня бросил мой сине-желтый рюкзак вниз, на шхуну. Рюкзак гулко грохнул на палубу — Даша на прощанье щедро насыпала туда рыбных консервов и теперь он весил, должно быть, килограммов пятнадцать-двадцать.
— Давай, прыгай! — Ваня посмотрел на меня. До шхуны было метра три. Она немного колыхалась под волнами. Мне стало страшновато.
— Давай-давай, не дрейфь! — торопил Ваня. Я перелез через бортик и снова замер, зависши над палубой шхуны.
— Давай, словят они тебя!
Я прыгнул, и действительно, двое рыбаков поймали меня, смягчив мое приземление.
— Марат, заводи! — сказал один из них другому. Они как-то быстро исчезли на этой небольшой шхуне, оставив меня одного среди мешков, ящиков, сваленных под правым бортом сетей с большими белыми поплавками.
Шхуна дернулась и стала отходить от высоченного борта плавучего рыбзавода.
Тут внизу, рядом с водой, было прохладно. Я присел на мешок и тут же вскочил — напоролся задом на что-то острое. Прощупал руками и обомлел: в мешках вне всякого сомнения было оружие-то ли винтовки, то ли автоматы…
'Вот те на! — подумал я, перебираясь и устраиваясь на ящике с консервами.
— Хорошая шхуна, с уловом…'
— Эй, братан, сюда иди! — позвала меня выглянувшая со стороны рулевой кабины фигура.
Я взял свой рюкзак и пошел. Остановился у кабины. Тут же был вход в каюту, располагавшуюся под палубой.
— Степан, — протянул мне руку позвавший меня мужик. — А там, за рулем, Марат…
— Коля, — представился я.
— Выпить хочешь? — спросил Степан.
— Спасибо, нет.
— Ну, захочешь — скажи. Мы-то сами не пьем, но для гостей всегда имеется… Ты, Коля, случайно не маковый гонец?
Второй раз я услышал похожий вопрос.
— Нет, — сказал я, не зная, но догадываясь, что может обозначать данное словосочетание.
— Жаль, — протянул Степан. — А то б тебе работки подбросили… Да ладно, иди полежи… Мы тебя утречком высадим… Тебе ж все равно где? Лишь бы от жилья подальше? Да?
Я кивнул.
Меня вдруг стало клонить в сон: эта мелкая волна укачивала. Я спустился в каюту и прилег на ближнюю койку. Тут же поплыло перед глазами какое-то цветное пятно. Потом наступила полная темень — это я уже спал, слыша трудолюбивое ворчание спрятавшегося где-то здесь же, под полом каюты, дизелька.
Сквозь некрепкий сон посреди ночи слышались мне какие-то разговоры, бряцанье железа. Потом был удар, и я машинально вжался в койку, выставив правую руку в сторону. Но потом наступило затишье и снова убаюкивающе заворчал дизелек.
Утром меня разбудили. Я вышел на палубу, и первое, что бросилось мне в глаза — это отсутствие брезентовых мешков, в которых находилось оружие.
Картонные ящики с консервами аккуратно стояли, сложенные под левым бортом.
— Вон твой берег! — сказал мне Степан. Я посмотрел на пустынный и отрожистый грязно-желтый берег. Ничего манящего в нем не было. Внезапное чувство то ли отчаяния, то ли растерянности вдруг сковало меня. Я молчал и смотрел вперед. Под ногами покачивалась палуба, а желтый безликий берег покачивался метрах в ста от нас.
— Щас Марат подрулит, тут глубоко, можем совсем близко подойти. У тебя вода есть?
— Вода? — переспросил я, возвращаясь из своего оцепенения.
— Питьевая.
— Нет.
— Ну ты даешь… — Степан удивленно покачал головой. — Ладно, дадим тебе баллон.
Баллоном он называл пятилитровую пластиковую канистру. Он вытащил ее из каюты и поставил рядом с моим рюкзаком.
— Это ж пустыня, — сказал он немного раздраженно. — Тут тебе ни крана, ни пивной!
Я кивнул, давая ему понять, что сам понимаю свой идиотизм. Надо сказать, что я действительно в этот момент остро ощутил этот идиотизм, благодаря которому оказался черт знает где и собирался через минут двадцать оказаться еще дальше, от дорог и от людей. На губах возникла нервная сухость. Я машинально взял пятилитровый баллон, открутил крышку и глотнул воды.
Стало как-то не по себе. Но берег неумолимо приближался. Оставалось до него уже метров сорок или тридцать. Каменное плато, подмытое у основания волнами и ими же зализанное, поднималось метра на два. Через неравные промежутки верхняя линия плато нарушалась, и там уже волна облизывала осыпавшиеся вниз камни, по которым, как по лестнице, можно было забраться наверх.
В какой-то момент шхуну тряхнуло, и Степан, изогнув шею в сторону кабины, крикнул:
— Марат, стопори!
До берега оставалось метра три.
— Давай твои вещички сбросим, чтоб не намокли, — сказал Степан, подходя к рюкзаку.
Раскачав вдвоем рюкзак, мы выбросили его на берег, потом рядом с ним шлепнулась и канистра с водой.
— Прыгай! — сказал мне Степан, кивая головой в сторону берега. — Скоро солнце прижарит — за пять минут высохнешь!
Я попрощался с ним и с Маратом, поблагодарил их и, оттолкнувшись ногами от борта, плюхнулся в джинсах и футболке в мутную каспийскую воду.
— Эй, — окликнул меня Степан, когда я в отяжелевшей от воды одежде выбрался на узкий бережок, упиравшийся в неглубокий вымытый волнами грот. — Если что перевезти надо — мы всегда можем! Разыщи! Шхуна «Старый товарищ».
Снова негромко заворчал дизелек, и шхуна медленно поплыла влево, постепенно увеличивая расстояние между собой и берегом. Я проводил ее взглядом, прочитал название на борту. Помахал рукой, хотя на меня уже не смотрели.
По мере того, как «Старый товарищ» удалялся, я все острее и острее ощущал свое одиночество. И вот уже когда и след «товарища» растворился в суетливых волнах Каспия, ко мне пришло неожиданное спокойствие,. чувство сродни обреченности. Я перетащил свои вещи наверх, на это странное каменное приподнятие, как оказалось, укрытое теплым песком. Осмотрелся по сторонам.
Присел на песок рядом с рюкзаком и канистрой. Надо мной светило солнце, и ветерок, несший в себе запах Каспия, сушил мои волосы. Идти никуда не хотелось.
Не было у меня ни компаса, ни вообще каких-то знаний о пустыне. Зато была вода и рыбные консервы, но одно не заменяло другого. Надо было настраивать себя на принятие решения, но я понимал, что никакая логика мне не подскажет — в каком направлении идти. Надо было спросить у Марата или Степана, но у меня
