три! Давай, валяй, звони! Она ещё шантажировать меня будет! Вылезай отсюда, на хрен! — Максим снова вылез из машины, чтобы открыть Анину дверь. Каренина пыталась ему помешать, удерживая её изнутри обеими руками.
— Ну всё, я разозлился!
Веселовский рванул дверь с такой силой, что Аня, вцепившаяся в ручку изнутри, вывалилась на асфальт. Максим поднял её за плечи, поставил подальше от машины, захлопнул дверь, щёлкнул центральным замком. Аня, плохо соображая, что делает, бросилась обратно к двери и принялась со всей силы её дёргать. Максим, весь покрытый малиновыми пятнами, отпер свою дверь ключом, сел за руль и сдал назад. Каренина чуть не упала и сломала ноготь. Шатаясь, она сделала несколько шагов вслед, потом побежала, но машина задом выкатилась из двора, развернулась уже на дороге и, мгновенно набрав скорость, скрылась из виду.
Вся в слезах, помятая, растерянная, убитая крушением всех своих надежд, Аня поднялась на этаж Кити и надавила на кнопку звонка. Она держала её не отпуская, слёзы, смешанные с косметикой, капали на пол. Через пару минут раздалась приглушённая ругань типа «кого там черти, на хуй, принесли…»
— Кто это? — раздражённый голос мамаши Щербацкой, сопровождавшийся шарканьем тапок, приблизился к двери.
— А Кити дома? — спросила Аня через дверь.
— Аня, ты?
— Я, Наталья Никаноровна.
Дверь открылась.
— Аня?! Что случилось? Что с тобой?
— Наталья Никаноровна, а Кити вернулась?
— Нет, она позвонила и сказала, что задержится, чтобы мы путёвку на неё не брали. Вроде ей там какая-то работа подвернулась, а что?
— Нет, ничего, извините…
Аня вызвала лифт.
— Ань, тебе может успокоительного чего надо? Что случилось? С женихом, что ли, поругалась?
Каренина закивала головой.
— Ох ты! Да ну их в баню! Знаешь, неизвестно, что лучше. — Наталья Никаноровна Щербацкая показала в сторону своей двери и тихонечко шёпотом продолжила: — Я бы вон если со своим женихом бы двадцать лет назад поругалась, так, может, оно и к лучшему было.
— Наташа! Что там такое? — послышался злой сонный голос папаши Щербацкого.
— Сейчас приду! Ложись спать! — громко шикнула на него жена, вышла на площадку к лифту и притворила за собой дверь. — Катька наша вон замуж не торопится, хотя женихов хоть отбавляй, — Наталья Никаноровна несколько высокомерно смотрела на Аню, — и правильно делает. Выучится, мир посмотрит, положения добьётся, деньги свои заработает, а уж потом… Сложится, не сложится — когда обеспечена, не важно. Я вон мыкаюсь со своим «женихом» бывшим. Лучше бы уж одна. Работает за копейки, только на себя самого зарабатывает. Кити все свои деньги на тряпки тратит, ну ей надо, никуда не денешься, и дома её никогда нет. А этому козлу, папаше её, разве вдолбишь, что надо дома что-то делать? Ведь нет! Привык. Добытчик, блин, глава семьи! Чтобы всё сготовлено, постирано да поглажено. Тьфу, чего говорить. — Наталья Никаноровна тяжело вздохнула и махнула рукой.
— А почему не разводитесь тогда? — Аня не стала заходить в приехавший лифт.
— А чего разводиться? Можно подумать, ему есть куда идти! Квартиру родительскую профукал — брату всё досталось. Эту купили когда-то, хорошо, я настояла в кооператив вступить, а то бы сидели до сих пор у моей матери в пригороде, час на электричке до города! Щас вот думаю, может, Катьке ума хватит квартиру себе устроить, разменяемся с ним тогда, на хрен.
Каренина кивнула головой. Но Наталья Никаноровна тут же принялась возражать сама себе:
— Хотя, с другой стороны, вроде жизнь с ним прожила, дочка у нас… Ох, как начнёшь об этом всём думать, так хоть на стенку лезь. Лучше уж не думать — вертишься как белка в колесе, кроме как поспать, других мыслей нет, и хорошо. Вот Катя от нас уйдёт, тогда и будем думать, а той ей, наверное, наш развод тяжело будет. Она у нас к папе привязана. Хотя он ей пеленок не стирал, в очередях за детским питанием не давился, больничных не брал, по врачам не мотался… Неблагодарная она. Да все вы теперь неблагодарные! — Наталья Никаноровна злобно покосилась на Аню. — Всё вам дай, а родители что, железные? Они не люди? Им ничего не надо? Вот уехала Катя, ничего не сказала, укатила, и всё. Один раз позвонила, сказать, что задержится. Это как? А ещё перед этим, за месяц, наверное, вообще заявила, что при первой возможности свалит отсюда за бугор. Мол, ей тут ждать нечего! Развернуться, видите ли, ей негде! А мать как? Старухой буду — воды никто не подаст. Ох! Вот так — всю жизнь положишь, а ради чего? Ладно, утомила я тебя. Ты, Аня, не переживай из-за мужиков так. Без них даже легче. Поживи для себя. Учись, деньги зарабатывай. Хоть не будешь бояться остаться одной. Ребёночка родить можно и без мужика, а можно и вообще не рожать. И фигуру сохранишь, и нервы. Вот что я тебе скажу. Не реви, думай только о себе, а на них наплюй.
— Спасибо, Наталья Никаноровна.
— Да не за что, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Наталья Никаноровна, извините, что поздно, — Аня нажала кнопку лифта, двери открылись.
— Ничего, всякое бывает.
Щербацкая-старшая закрыла дверь, и Каренина слышала, как шлёпают её тапки, пока створки лифта не закрылись. «Надо помириться с этим козлом!» — стучало в голове. Каренина металась в лифте от стенки к стенке, не имея ни малейшего представления о том, что ей теперь делать.
Дома все уже спали. Усевшись за стол на кухне, Аня вытащила из-под уголка свой дневник и начала писать.
