Под занавес выступил мальчик с басней про лису и виноград, но такого большого успеха не имел.
Обычно после «родительской пятницы» мы водим Лизу в кафе на ее выбор. Сегодня она пожелала пойти в пиццерию. Когда нам уже доставили заказ и мы разложили его по тарелкам, Валера предложил тост:
— За твой успех.
Мы сдвинули бокалы. Потом муж подмигнул мне и поинтересовался у дочки:
— Чем обусловлен выбор репертуара?
— Потерей памяти, — выдал, как всегда, неожиданный ответ наш ребенок. — Я забыла, что в этот раз должна читать, и ничего специально не учила. Старое повторять не хотела, поэтому решила прочесть песню, которая у мамы в машине постоянно играет.
— Ты запомнила всю песню? — удивилась я.
— Мам, — выразительно поглядела на меня Лиза, — я ее слышала раз… сто тысяч!
— Но ты понимаешь, что всех шокировала? Там слова есть, которых некоторые люди пугаются, — улыбался Валера.
— Например, «кровь», — буркнула я.
Ребенок философски вздохнул:
— Знаю, папа, но из песни слова не выкинешь.
Ночью мы лежали, прижавшись друг к другу.
Мы уже успели сказать друг другу, что были смертельно не правы. Я сообщила, что являюсь самой счастливой женщиной в мире, потому что встретила мужчину своей мечты, он меня полюбил, и теперь мы женаты. Валера в миллиардный раз повторил, что все, что он мне говорит, — это для моего блага и от большой любви и что, если бы я была ему безразлична, он бы вообще не скандалил, только мило улыбался, как всем прочим. Потом мы долго извинялись за все зло, что невольно причиняем друг другу. Конечно же, поделились планами на старость. Оказалось, что они у нас совпадают. Мы собираемся безмятежно лепетать маразматическую чушь, сидя в двухместной инвалидной коляске. Валера пытался было возражать против двухместной коляски и незаметно снова начал бухтеть, что он вообще до этого счастливого времени не доживет, потому что уже так задолбался, что готов ползти на кладбище своим ходом, минуя крематорий…
Не могу сказать, что именно изменилось в наших отношениях, но перемена, несомненно, к лучшему. Можно сказать, что от монологов мы наконец перешли к диалогу. И тогда оказалось, что кроме двух коротких фраз:
— Я тебя люблю…
— А я тебя люблю…
…мы можем вообще ничего не говорить. Потому что это единственное, что имеет значение. Если это так, то все остальное может быть как угодно.
