«Мне говорили, что у Дерини существовала традиция проводить небольшой магический обряд Именования их детей,» — спокойно сказал Келсон, левой рукой пододвигая к краю пергамент, а правой — берясь за лезвие меча, который Дункан взял за рукоятку. — «Этот обряд обычно устраивался где-то между четырех— и восьмилетним возрастом ребенка, в зависимости от того, насколько быстро он взрослел. Эти обряд не только служил подтверждением деринийского происхождения ребенка, но и был первым ритуалом, в котором участвовало большинство деринийских детей.»
Он посмотрел Найджелу в глаза и нервно усмехнулся. — «Смею думать, что меня вряд ли можно назвать Вашей матерью, да и лет Вам поболе восьми. Но, тем не менее, это первый ритуал, в котором Вы участвуете. И мы можем воспользоваться им, чтобы передать Вам право престолонаследия — во всяком случае, на некоторое время. Как Вы, наверное, догадались, нам потребуется кровь.»
При этих словах он быстро мотнул головой. Найджел внезапно понял, что Келсон тоже нервничает, и никак не меньше его самого. Крепко зажав кончик лезвия тремя пальцами правой руки и держа клинок над пергаментом, Келсон порезал безымянный палец левой руки лезвием меча так, чтобы из довольно глубокой ранки полилась кровь. Его зубы сжались, то ли от боли, то ли от каких-то еще, оставшихся для Найджела непонятными, чувств, но не произнес ни звука, только решительно капнул кровью на пергамент, как раз под именем Найджела. Зажав пораненный палец в ладони, он отошел в сторону, уступая место Найджелу.
«Теперь Вы,» — вежливо сказал он.
Найджел не боялся клинка — будучи воином, ему приходилось получать раны куда большие чем та, что требовалась теперь. Взявшись за лезвие так же, как только что сделал Келсон, он чиркнул пальцем по заточенной стали, надеясь, что жгучая боль отвлечет его от мыслей о том, что будет происходить дальше. Когда он мазнул своей кровью по пергаменту, рядом с пятном крови Келсона, король на мгновение сжал их порезанные пальцы вместе, символизируя единство их крови.
«Смешивая свою кровь с твоей, я признаю Халдейном тебя, Найджела Клума Гвидиона Риса, сына короля Донала Блейна Эйдана Синила и брата короля Бриона Донала Синила Уриена, моего отца, правившего до моего восхождения на престол.»
После этого им принесли чашку с водой, чтобы они могли смыть кровь со своих рук, и кусок ткани, чтобы они могли вытереть руки, а сразу после этого Морган ненадолго накрыл ранку на руке Найджела своей рукой, так же как Дункан накрыл ранку на руке Келсона. когда Морган убрал руку, от раны не осталось и следа. Пока Найджел рассматривал в пламени свечи свой палец, Дункан вытер меч и передал его Моргану, который встал за спиной Найджела на манер часового, взяв меч обеими руками. Когда Дункан снова взял кадило, от которого еще исходил слабый запах ладана, и открыл его, кладя внутрь угольки, Найджел услышал, как Келсон еле слышно вздохнул.
«Да благословит тебя Тот, в честь кого мы возжигаем тебя,» — прошептал Дункан, осеняя кадило крестным знамением, прежде чем протянуть его Келсону.
Келсон, сложив руки в молитвенном жесте, кратко поклонился ладану и, взяв ложечку, бросил несколько крупинок ладана на угольки в кадиле.
«Да предстанут мои моления пред Тобой, о Боже, как этот дым ладана. Прими его как нашу жертву Тебе.»
В часовне было настолько тихо, что Найджел слышал тихое шипение начавшего плавиться ладана. Когда сладковатый дымок стал подниматься вверх, Келсон взял пергамент и, сложив его вчетверо, приложил его угол к разгоревшимся углям.
«Да воздымется жертва наша до Тебя, Господи,» — сказал он, кладя занявшийся огнем пергамент на угли. — «И да снизойдет милость Твоя на слуг Твоих, нынешних и будущих.»
Удостоверившись, что пергамент разгорелся, Келсон снова повернулся к Найджелу. Арилан закончил молиться и, подойдя к ним, взял с алтаря медную коробочку размером с палец и маленькую костяную лопаточку.
«Епископ Арилан предложил немного помочь Вам с последней частью ритуала,» — сказал Келсон, Дункан тем временем засучил правый рукав Найджела, а Арилан открыл крышку коробочки. — «Это средство иногда используется на ранних стадиях формального обучения Дерини, чтобы усилить ментальную восприимчивость. Кроме того, оно обладает некоторым успокоительным действием.»
Арилан молча отложил крышку в сторону и зачерпнул лопаточкой чуть-чуть вязкой желтой мази. Когда он размазал ее тонким слоем по внутренней стороне предплечья Найджела, Дункан перевязал смазанное место полоской ткани.
«Мазь будет потихонку впитываться в кожу,» — объяснил Дункан. — «Когда все будет сделано, мы смоем остатки, и вскоре после этого средство перестанет действовать. Его действие гораздо проще контролировать, если применять его в виде мази, а не заставлять тебя пить его.»
Найджел, поглаживая пальцами повязку, прижал перевязанную руку к груди. Он внезапно вспотел, то ли от налоденной мази, то ли по другой причине, недоступной пониманию Найджела.
«Слегка покалывает,» — сказал он. — «Боже правый, как же жарко!»
«Кое-что уже начало сказываться на Вас,» — ответил Арилан, вручая ему полотенце и вглядываясь ему в лицо. — «Как Вы себя чувствуете?»
Найджел вытер лицо полотенцем и, чувствуя, что его разум слегка затуманился, несколько раз моргнул, затем на мгновение закрыл глаза.
«Я не могу сосредоточить свой взгляд,» — прошептал он. — «И у меня немного… кружится голова.»
«Взгляните на меня,» — скомандовал Арилан.
Найджел, покачнувшись, повиновался, и Дункану с Морганом пришлось поддержать его.
«У него расширены зрачки,» — услышал он тихий голос Келсона.
«Вижу. Опустите его на пол, пока он не упал,» — донесся тихий ответ Арилана.
Найджела не надо было уговаривать опереться на руки всех четверых. У него кружилась голова, и он, быстро теряя чувство равновесия, позволил им усадить себя на пол. Его руки и ноги мгновенно стали ватными. Прохладный каменный пол казался успокаивающим, и Найджел хотел было опуститься на него лбом, но Морган, опустившись на колени у него за спиной, удержал его и прислонил спиной к себе.
Перед глазами у него плыло; он не видел даже своих ног. Руки его безвольно упали по бокам, но он мог хотя бы прижать ладони к прохладному полу, чтобы хоть как-то спастись от жары, которая, как ему казалось, начала пульсировать по его телу в ритм с биением его сердца. Тепло, исходившее от тела Моргана, к которому он прислонился спиной, казалось почти невыносимым, но тут он почувствовал, как по его спине скользнуло холодное лезвие меча, положенного между ним и Морганом. Изможденно подняв голову, чтобы посмотреть, что делает Дункан, он краем глаза заметил рукоятку меча, возвышающуюся над его головой.
Дункан, опустившийся на колени справа от Найджела, держал в руках кадило. Келсон тоже отпустился на колени, но Найджелу он казался темным великаном, страшным и строгим. Неправдоподобно медленно Келсон протянул руку, и взяв из кадила щепотку золы, растер ее между пальцами, схватив другой рукой Найджела за плечо, и его прикосновение показалось Найджелу обжигающим как горячие угли.
«Найджел Клум Гвидион Рис,» — прошептал Келсон, прикасаясь испачканным золой указательным пальцем лба Найджела и осеняя себя крестным знамением, — «сим налагаю на тебя печать Халдейнов и признаю тебя своим наследником до тех пор, пока не родится наследник, происходящий от меня.»
От этого прикосновения Найджел вздрогнул, а когда Келсон снова потянулся к кадилу, чтобы взять еще одну щепотку золы, из глаз Найджела покатились слезы. Левая рука Келсона, внезапно оказавшаяся около его челюсти, сдавила щеки Найджела, заставляя его открыть рот, и он не мог оказать даже малейшего сопротивления.
«Вкуси нашей крови, смешанной в этом пепле,» — продолжал Келсон, посыпая золой язык Найджела. — «Да придет к тебе с этой кровью наследие Халдейнов. И если суждено ему придти, стань полноправным Халдейном. И да снизойдет на тебя сила.»
Зола была горька — горька как чаша, которую, как Найджел надеялся, ему никогда не придется испить — а когда на его голову легли руки короля, Найджел, ужаснувшись, ощутил какая сила скрывалась в них. На мгновение, показавшееся Найджелу бесконечным, ему почудилось, что король как будто окутался огнем, представ не королем и господином земель, которыми владели его предки, но хозяином всего во Вселенной, и Найджелу показалось, что если Келсон прикоснется к нему, он немедленно умрет.
У него не было ни сил, ни желания сопротивляться. Он должен был испить эту чашу до дна, без остатка
