именно перстень мученика Генри Истелина, и никакой другой.
Но перстень обладал силой, которая выходила далеко за пределы простого символа епископского сана, и, когда подошло время для рукоположения Дункана, возможность того, что ему придется надеть кольцо епископа-мученика, тяжким грузом повисла на его душе — до тех пор, пока утром дня рукоположения Морган не настоял на том, чтобы Дункан взглянул в глаза своему страху. Они вместе использовали свои силы Дерини, чтобы увидеть образы, которые нес в себе перстень… и столкнулись с тем, что позже они не могли описать иначе как явление святого Камбера, которое для них было уже не первым.
Магия Камбера была в самом золоте — до того, как стать перстнем Истелина, оно, похоже, было каким- то сосудом, которым пользовались для причастия — и металл, казалось, сохранил в себе какой-то отзвук своего священного предназначения, пронеся его через огонь тигеля, молоток ювелира и все прочие этапы превращения из святой чаши в священнический перстень. Стоило только Дункану коснуться ярко-золотых волос Моргана, как эта магия, казалось, на мгновение окутала их.
«Да благословит тебя Господь и убережет от бед, ныне и присно,» — тихо сказал он, осеняя лоб Моргана крестным знамением. — «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.»
Через мгновение они уже шли во двор: Дункан пошагал к ожидавшим его солдатам, а Морган, из-за своего зеленого кожаного костюма казавшийся ярким пятном на фоне серого камня, направился к лестнице, чтобы присоединиться к Келсону. Архиепископы Брейден и Кардиель, епископ Арилан и Найджел, несколько прочих придворных уже стояли там, чтлбы наблюдать за отбытием войска. Королева Джеана отсутствовала, что было неудивительно.
Как только Дункан приблизился к строю, один из дугаловских приграничников-барабанщиков выбил дробь. По этому сигналу барон Джодрелл, похожий на кардинала своим алым плащом, накинутым поверх кольчуги и кожаных доспехов, вынес новое боевое знамя. Шелк знамени свисал с древка с крестообразным навершием и стелился по его затянутым в перчатки рукам. Когда Дункан и Джодрелл подошли к подножию лестницы и опустились на колени, Джодрелл опустил древко знамени, приветствуя двух архиепископов, подошедших благословить знамя, Дункан подхватил шелк знамени, не давая ему коснуться земли.
«Omnipotens Deus, qui es cunctorum benedictio et trium-phantium fortitude… » — начал молитву Брейден, положив, как и Кардиель, руку на знамя. Дункан и Джодрелл склонили головы.
Господь Всемогущий, Благословенный, Дарующий силу тем, кто торжествует с Тобой: в своей бескрайней милости услышь наши смиренные молитвы и пролей свое неземное благословенье на это знамя, назначенное для битвы, и да станет оно источником силы против мятежных захватчиков. Дай ему Твою защиту и да устрашатся враги помазанного Тобою короля Келсона…
Пока Брейден продолжал молиться, Дункан смотрел на одну из красных роз, рассыпанных по сине-белой пестроте знамени. Розы символизировали преданность клана МакЛейнов поставленной перед ним задаче, а лев Халдейнов на красном поле вверху знамени выражал поддержку Келсона как короля и верховного правителя.
Когда Кардиель окропил знамя святой водой, Дункан прижал шелк знамени к своим губам и, заметив, что к архиепископам присоединился Келсон, остался стоять на коленях. Когда король на мгновение возложил руку на знамя, полсотни копий опустились в салюте, бело-голубые флажки на их наконечниках почти касались земли.
«Примите это знамя, благословленное небесами,» — сказал Келсон, помогая Джодреллу поднять древко. — «Да устрашит вид его врагов наших, и да поможет Господь всем, следующим за этим знаменем, пройти через ряды врагов без вреда и ущерба.»
«Аминь,» — ответили Брейден и Кардиель.
Как только Дункан отпустил знамя, лев Халдейнов, казалось, затрепетал под свежим ветром, а сине- белое знамя накрыло его плечи мантией из роз МакЛейнов. Дункан степенно склонил голову, принимая плоскую золотую цепь, которую Келсон возложил ему на плечи, и, в знак своей верности, протянул к королю свои сжатые руки.
«Примите командование нашей северной армией, герцог Дункан,» — сказал король, пожимая герцогу руки и поднимая его на ноги.
«Принимаю, Сир, и буду преданно служить Вам, клянусь своей честью и своей жизнью.»
«Кассан!» — закричали солдаты Дункана, стуча копьями по щитам, когда Дункан и король обменялись формальными поцелуями.
После этого Дункан сопроводил Джодрелла к строю и, прижав знамя к своему бедру, подождал, пока тот не взберется на свою горячащуюся кобылу и, заставив ее слушаться повода, не подъедет поближе, чтобы снова взять знамя в свои руки. Чуть в стороне, держа в руках повод серого коня Дункана, находился Дугал, сидевший на своей лошади неопредленно-ржавого цвета, как нельзя больше подходившей к цвету его волос и кожаных доспехов.
Когда Дункан, сев в седло, поднял руку, приветствуя Келсона и Моргана, направившихся к подножию лестницы, где их ждали кони и небольшая свита, чтобы немного проводить войска. К Найджелу, стоявшему позади них, у подножия лестницы, подошли трое его сыновей. Они, епископы и несколько мелких дворян внимательно наблюдали за тем, как король и его защитник, присоединившись к Дункану и Дугалу, разворачиваются, чтобы последовать за кассанскими уланами, которые тем временем выезжали, вздымая клубы пыли, через ворота замка.
«Хорошо. Они ушли,» — сказал Найджел Коналлу, который выглядел очень недовольным и расстроенным. — «А… ты почему такой мрачный? Я думал, что ты собираешься отправиться с Келсоном и Алариком.»
«Он не может,» — сдержанно улыбаясь, сказал тринадцатилетний принц Рори. — «Пэйн спрятал его сапоги.»
«Рори! Ты же обещал, что не расскажешь!» — выпалил Пэйн, сильно ударив брата по лодыжке и стремительно спрятавшись за ним и отцом, заметив, как к нему резко обернулся Коналл, в глазах которого читалась готовность к братоубийству. — «Папа, не давай ему бить меня!»
«Коналл!»
Заслышав окрик Найджела, Коналл неохотно опустил кулак, но никак не мог смириться с тем, что его юношеская гордость была уязвлена девятилетним мальчишкой. Несколько человек, слышавших слова Рори, еле сдерживались, чтобы не захихикать, а один, не в силах больше держаться, отошел в сторону. Коналл еле сдерживал свой гнев.
«Отец, врезал бы ты ему,» — процедил он сквозь зубы, — «потому что, если ты ему не врежешь, это сделаю я. Клянусь.»
«Без моего разрешения, сэр, Вы никому не врежете!» — резко бросил Найджел. — «Господи, ты же взрослый человек! Ты вдвое старше Пэйна и вдвое крупнее его. Уверен, это была просто ребяческая… Уймись!» — рявкнул он, заметив, что Пэйн, просунув голову между отцом и Рори, показывает старшему брату язык. — «Прекрати, пока я на самом деле тебе не врезал! Ты же знаешь, что виноват!»
Когда Найджел схватил его за плечо и хорошенько встряхнул, Пэйн явственно побледнел и обмяк, а из его взгляда исчезла дерзость, столо только ему услышать слова Найджела.
«Я не могу винить Коналла за то, что он рассердился, раз уж ты ведешь себя как расшалившийся мальчишка. Наверно, мне надо было дать ему врезать тебе. А теперь скажи, зачем ты спрятал его сапоги?»
«Отец, это нечестно,» — прошептал он. — «Почему только Коналл едет с Келсоном? Почему я не могу тоже отправиться с ними?»
Найджел вздохнул и отпустил руку мальчика, и даже Коналл уже не выглядел таким сердитым.
«Мы ведь уже говорили с тобой об этом. Коналлу нужен боевой опыт. Он собирается стать рыцарем следующей весной. А твое время еще придет.»
«Но герцог Аларик берет с собой Брендана, а ведь ему не исполнилось даже семи!»
«Брендан будет пажом при своем отчиме,» — терпеливо сказал Найджел. — «Ты и Рори нужны мне здесь, вы будете моими пажом и оруженосцем. Ты же знаешь , что пока Келсон будет отсутствовать, я буду регентом. Ты понимаешь, что это значит?»
Пэйн заерзал и, уставившись на острые носки своих парадных ботинок, постарался скрыть свое недовольство хмурым взглядом.
«Куча скучных дворцовых приемов,» — пробормотал он.
