помогали издавать законы по управлению этой землей, которую вручили мне ваши друзья-дерини. Я не хотел этого, Алистер. Видит Бог, не хотел. Но теперь пути назад нет, и я начинаю сознавать свою ответственность. Признаться, я много думаю над тем, что вы неустанно внушали мне, и, если придут тяжелые времена, хотел бы помнить о ваших советах, а лучше всего – видеть вас около себя. Вы избавите меня от одиночества, Алистер?
Камбер сцепил пальцы и принялся разглядывать их.
– Вы действительно хотите этого, Синил?
– Мне так кажется. Жизнь будет намного приятнее для всех, если я обрету покой и примусь за дела.
– А как насчет королевских развлечений? – тихо спросил Камбер.
– Королевское удовольствие? – Синил горько засмеялся. – Все радости сводятся к удовлетворению сознания, что стараешься изо всех сил, а желанное в это время где-то далеко. В мой монастырь мне никогда не будет позволено вернуться, мы оба знаем это.
– Вы вернулись бы, если бы могли? – задумчиво спросил Камбер. – Я хочу спросить, если бы сейчас, в это мгновение, вы могли перенестись в свою келью в монастыре святого Фоиллана, вы вернулись бы?
Синил опустил глаза.
– Нет, – прошептал он. – Потому что так никогда не будет, теперь я понимаю это. Прежде я еще сопротивлялся, но сейчас нет. Выбор сделан, даже если временами кажется, будто никакого выбора не было, теперь пора платить по счетам. Может быть, в один прекрасный день Господь простит меня.
– Вы по-прежнему считаете, что, приняв корону, вы совершили грех?
– А разве нет? Взгляните на моих крошек, Алистер. Взгляните на печальную молодую женщину – мою жену, на меня, единственной супругой которого должна быть церковь. Но я должен идти вперед по своему непрямому пути и сделать для них все самое лучшее, по крайней мере, насколько это возможно. Может быть, мои сыновья научатся управлять этой страной лучше, чем я своей слабой рукой.
Он протянул Камберу свои дрожащие руки, и тот обнял его за плечи. Спустя мгновение Синил поднял глаза.
– Простите, святой отец. Я не хотел портить такой прекрасный день сентиментальной чушью. Возможно, теперь вы поймете, почему так необходимы здесь.
– Я постараюсь быть рядом, как только понадоблюсь вам, сир, – произнес Камбер. – Будьте уверены, по вашему зову я появлюсь скоро, как только смогу. Самая большая честь на земле – служить своему господину и королю.
– Благодарю. Я постараюсь королевской службой не отвлекать от долга служения Господу нашему, – сказал Синил, наконец улыбнувшись. – Но теперь мне пора уйти и дать вам закончить приготовления. Вы наденете новое облачение сегодня утром, не правда ли?
– Как пожелаете, Ваше Величество. – Камбер улыбнулся. – Остается надеяться, что я не буду затмевать собой моих братьев-епископов. Архиепископ Энском имеет доступ к сокровищнице собора, но бедный преподобный Роберт может оказаться в тени.
– Вам незачем беспокоиться о Роберте Ориссе, – самодовольно ответил Синил, задержавшись в дверях. – Создание двух епархий – великое событие для Гвинедда. Ваш собрат уже получил такой же подарок.
– Вот как.
– Разумеется, его облачение не похоже на ваше. Вы с ним очень разные люди.
– Не берусь спорить с этим.
– И, откровенно говоря, – заключил Синил, прежде чем уйти, – это даже хорошо. Не думаю, чтобы мне удалось справиться с двумя Алистерами.
– Да благословит вас Господь! – Камбер рассмеялся, и дверь закрылась.
Интересно, что стало бы с Синилом, узнай он, что существуют два Алистера.
Часом позже, с ударом третьего колокола, Камбер ступал на залитый солнцем соборный двор, где часть участников церемонии должна была составить его процессию. Йорам и отец Натан стали по бокам, готовые тронуться по его сигналу. Поправив тяжелое облачение и подавив нервный зевок, он посмотрел на паперть – ряды клириков поднимались по ступеням и исчезали в проеме главных дверей. Оттуда многократно отраженное камнем и деревом доносилось пение хора. Процессия тронулась, и разговоры вокруг стихли.
Синил оказался прав насчет облачения. Шаг за шагом Камбер в этом все более убеждался, не без труда скрывая неудобства передвижения. Риза и вправду была весома и заставляла пыхтеть от жары, а драгоценной митре еще предстояло показать владельцу все прелести ношения ее. Впереди был и настоящий солнцепек – в утреннем небе не виднелось ни облачка, а ручейки пота уже бежали под стихарем и бесценной ризой.
Стоически вздыхая, Камбер старался хоть немного остудить тело и удивлялся, как переносит жару Роберт Орисс, не владевший приемами дерини.
Со всего Гвинедда и из соседних земель на церемонию съехались отцы церкви. Большинство были малознакомы Камберу, не встречался с ними и Алистер. Среди епископов выделялся Найэллан из Дассы, известный умением сохранять нейтралитет и собственную независимость. Теперь Найэллану предстояло проявить эти свои таланты во взаимоотношениях с новым архиепископом Ремутским. Юный Дермот Кашинский был известен благодаря своему дяде, оставившему ему епархию, и еще слухами о том, что покойный благодетель Дермота был вовсе ему не дядя, а гораздо более близкий родственник. Самую южную епархию представлял Уллиэм Найфордский, наводивший порядок в епископстве после сумасбродной затеи Имра превратить портовый Найфорд в третью столицу. Имена шести странствующих епископов, тех, кто не имел своих епархий, Камбер помнил нетвердо. Были среди них: Джавет, Кай, Юстас, Турлог,., но точно определить владельцев имен Камбер не взялся бы.
Все прелаты в полном облачении несли в руках пастырские посохи – символы их власти, повернутые крюками внутрь в знак подчинения Энскому. Перед епископами, в этот момент вступавшими в собор, внутрь вошли другие участники церемонии в разнообразных нарядах: диаконы с крестами и священники со свечами; кадилыцики, раскачивавшие на золоченых цепочках сосуды, источающие благовония; рыцари церкви – михайлинцы и другие, в лазурных, пурпурных и золотых мантиях; причетники в белых стихарях с регалиями, которые будут пожалованы будущим епископам.
Следом шествовали аббаты Гвинедда: Креван Эллин, глава Ордена святого Михаила, в синем плаще; отец Эмрис из Ордена святого Гавриила, седовласый, одетый в белое, он скользил, словно тень; главы Ordo Verbi Dei и братства святого Джортка и горстка других.
Наконец настала очередь Камбера медленно взойти по истертым ступеням собора и ступить под его сень. Йорам и Натан подхватили края его ризы, и все трое последовали за двумя мальчиками, которые, как величайшие драгоценности, несли в вытянутых ручонках золотистые свечи. Молитвенно сложив руки и потупив взор, Камбер успокаивал свой мозг и взывал к Богу. Когда они шли по боковому нефу, зная, что позади остались только Орисс и Энском, слова хорового вступления разнеслись среди колонн, арок и галерей:
–
Верна поговорка, что если человек пожелал стать епископом, он выбрал себе хорошее дело. Епископ должен быть чист…
Со своего места на правой стороне хоров Синил наблюдал за процессией, вспоминал прошлое и всей душой мечтал быть хотя бы самой ничтожной частью этого шествия.
Но его голову венчала корона, рядом стояла супруга и королева, и уделом мечтавшего о домотканой ризе и монашеской келье были излишества дворцовой роскоши, мирская суета и земная слава.
Когда появились епископы, Синил нетерпеливо заерзал, вглядываясь до тех пор, пока в самом конце над остальными не показалась седая голова. На ней король и задержал свое внимание, изучая морщинистое лицо и силясь угадать, что же скрывается за этими бледными ледяными глазами. Когда епископы прошли вдоль хоров, чтобы у алтаря задержаться и на несколько секунд преклонить колени пред тем, как занять свои места, он прошептал молитву благодарности за обретение нового друга и советника. Склонив голову и встав на колени, архиепископ Энском начинал мессу.
Литургию открывал отрывок из евангелия. Потом, когда хор спел Veni Creator, призывая Святой Дух к тем, кто скоро будет освящен, Роберт Орисс и Алистер Каллен встали перед троном примаса Гвинедда и