погас последний факел, и лишь затем вернулись к остальным.
Под негромкое поскрипывание снастей и плеск волн у бортов корабля пассажиры «Нийаны» принялись за вечернюю трапезу, — их последний ужин перед прибытием в Белдор, которое должно было состояться назавтра после обеда. Сегодня Расул с Матиасом не присоединились к ним, дабы позволить Лайему в последний раз побыть наедине со своими гвиннедскими друзьями. Один из моряков Летальда достал мандолину, и песни Торента, Гвиннеда и Тралии далеко разнеслись во тьме. Однако даже несмотря на освежающий ночной ветерок, Келсон плохо спал в ту ночь, и сновидения его были полны пугающих призраков, а разгулявшееся воображение подсказывало картины все новых ужасов, поджидавших их в Белдоре, ибо совсем немного им оставалось до прибытия в столицу Торента, где они окажутся целиком во власти родичей Лайема.
Наступившее утро оказалось на диво прохладным. Ветер принес облегчение и пассажирам, и гребцам, которые смогли, наконец, сложить весла. Бриз надул паруса, и все девять кораблей стремительно поплыли вверх по реке.
Незадолго до полудня трое правителей ненадолго удалились вниз, дабы там в каютах переодеться к прибытию. Келсон облачился в легкую тунику алого шелка, расшитую золотом, и, из почтения к Торенту, повесил на грудь украшенное эмалью распятие, подаренное ему в день посвящения в рыцари. Они с Летальдом украсили свое чело коронами, тогда как на Лайеме была плосковерхая черная шапка, похожая на ту, которую обычно носил Матиас, украшенная самоцветами спереди и по бокам. В полдень на борт королевской галеры поднялись также Расул с Матиасом, а с ними почетный караул из шестерых мавров в белых одеяниях. Под пурпурным пологом выставили три походных трона, где должны были восседать Келсон, король Гвиннеда, и Лайем-Лайос, король Торента, по бокам от Летальда, князя Тралии, которому принадлежал этот корабль.
Белдор лежал в месте слияния двух крупных рек, Белдора, в чью честь и был назван город, и его меньшего притока, Арьенола. Вскоре после того, как показались первые шпили торонтской столицы, они миновали Ановарские утесы по правую руку, на вершине которых собрались люди, радостными возгласами и звуками труб приветствовавшие своего короля. Расул, заметивший их, объяснил путешественникам источник странного пугающего звука, перемежавшегося с зовом труб:
— Таков приветственный обычай племен пустыни и женщин степей. — Он обратил внимание на то, как взирает Келсон на ярко разодетых женщин, чьи лица были закрыты покрывалами. — Говорят, это некая женская тайная магия.
Королевская флотилия обогнула утесы, и прямо перед ними внезапно оказалось великое множество позолоченных лодок, выстроившихся в два ряда, которые тут же слитным движением разошлись в стороны перед флотилией, приветственно вскинув весла, а затем поплыли вслед за «Нийаной», причем ритм гребцам задавали не барабаны, а звенящие колокольчики.
Затем, по мере того, как по берегам стали возникать пригороды Белдора, к флотилии начали присоединяться лодчонки горожан, которые приветствовали своего короля пением, криками и радостным смехом, пуская на воду гирлянды, размахивая платками и зелеными ветками.
Шесть черных боевых галер выстроились, подобно наконечнику копья, расчищая пространство вдоль реки, а по обеим сторонам ее уже виднелись купола и минареты Белдора, и черно-синие крепостные укрепления, вырисовывавшиеся на фоне бледно-голубого неба, где сияло беспощадное южное солнце.
— Вот он, тот синий цвет, по которому я так скучал, — воскликнул Лайем, указывая на купол какого-то здания, увенчанный позолоченным крестом. — Крыши синие, потому что выложены глазурованной плиткой — если бы мы подплыли ближе, вы могли бы разглядеть, что на каждой из них красуется золотая шестиконечная звезда. Что же касается стен, то их красят в ярко-голубой цвет, тот же самый, что на твоей панагии, дядя Матиас: это цвет плаща Девы Марии, или может быть, глаз ангелов…
При этих словах Лайема Келсон вспомнил о медальоне на коралловых четках матери и о крохотных самоцветах в руках ангела.., и невольно задумался, не могли ли эти четки быть сделаны здесь, в Торенте, где, похоже, земное и небесное перемешаны куда более тесно, чем у них в Гвиннеде. Оставалось лишь гадать, как могли эти четки оказаться у матери Джеханы, которая ни словом не обмолвилась дочери о ее магическом наследии…
Он окинул взором простиравшийся перед ними Белдор, невольно залюбовавшись величественными темно-синими куполами, которые теперь все чаще мелькали среди башен, шпилей и арок.
— Да, синий цвет и впрямь обращает на себя внимание, — заметил он. — Но, похоже, его чаще всего используют для куполов и зданий поблизости.
Это что, церкви? Я заметил кресты над многими из них.
— Скорее следует сказать, что этот цвет используют для любых священных зданий, — пояснил Расул.
— Под куполами также скрываются молитвенные залы Пророка и некоторые дворцы. Разумеется, этот цвет символизирует небеса, и его не позволяют использовать невозбранно. Чтобы достичь нужного оттенка, туда добавляют ляпис-лазурь, поэтому краска становится очень дорогостоящей. А золотые прожилки делают плитку словно светящейся изнутри. Я также слышал, что этот цвет каким-то образом соотносится с магическими способностями Дерини. Когда увидите Хагия-Иов, то поймете, что перед вами — один из лучших образчиков такой архитектуры во всем мире.
— Хагия-Иов… Это храм вне городских стен? — переспросил Келсон, припомнив, что рассказывал ему отец Иреней.
Матиас улыбнулся и одобрительно кивнул.
— Вы были внимательным учеником, милорд. Хагия-Иов находится в Торентали. Вы увидите ее через несколько дней, когда мы начнем подготовку к килиджалаю.
— Буду ждать этого дня с нетерпением, — отозвался Келсон.
— Такого ли приема вы ожидали, мой господин, — спросил Матиас широко улыбавшегося Лайема, который не сводил взгляда с лодок, сопровождавших флотилию.
— Да, почти такого, — негромко отозвался тот, устремляя взор на город.
Они замолкли, любуясь Белдором, который почти светился под лучами заходящего солнца. Расул пояснял, какие достопримечательности они видят перед собой, и именно он указал им, когда на левом берегу реки показался Старый Белдор. Позади остались высокие каменные арки огромного моста, переброшенного через реку, который соединял Старый Белдор с более современными частями города.
— Собор святого Константина, — указал Расул на здание, увенчанное несколькими ярко-синими куполами, с бледно-голубыми стенами, расположившееся прямо у воды, словно пригоршня сапфиров на ладони великана. — А за ним вы видите дворец Фурстанали, основную резиденцию падишаха, где вам и предстоит остановиться. Мы сойдем на берег на пристани Святого Вассила, прямо перед соборной площадью.
Глава пятнадцатая
Он избавит душу мою от восстающих на меня
Те четыре дня, что Келсон плыл по реке к Белдору, Джехана после своей неожиданной встречи с Дерини в библиотеке провела в молитвах, созерцании и размышлениях. Однако на следующее утро после очередной бессонной ночи она вернулась, чтобы расспросить отца Ниварда о второй библиотечной зале… И о том человеке, которого она встретила там.
— Он сказал, что его зовут Баррет, — возмущенно заявила она священнику. — Учитывая, каким образом я обнаружила эту вторую комнату, разумеется, нечего и удивляться, что он оказался Дерини… Прямо здесь, во дворце! Но что касается самой комнаты и входа в нее… Когда мы были здесь с Мерауд, она ничего не заметила. Ей показалось, что там глухая каменная стена. Но вы-то знаете, в чем дело!
Когда королева показалась в дверях, Нивард поднялся из-за письменного стола и отложил перо. Он выслушал Джехану с совершенно невозмутимым видом, опустив глаза.
— Да, я знал об этом, сударыня.
Больше он не произнес ни слова. Она в ярости уставилась на него, но затем отвела глаза в растерянности и принялась крутить обручальное кольцо на левой руке.
— Вы ведь тоже Дерини, да? — промолвила она, наконец, и это было скорее утверждением, а не вопросом.