пальчики с аккуратным маникюром, но без малейших признаков лака, под руководством внимательной оберфюрерины наклеивали их, начиная с левой верхней части карты, где жирными контурами были очерчены береговые линии Британии, Франции и Бельгии. Правда, в последнее время, когда все бельгийское побережье с некогда мощной линией радарной обороны уже находилось в руках противника, низколетящие бомбардировщики засекались значительно позже, и, соответственно, их картонные аналоги начинали появляться на матовом стекле только у западных границ рейха. Самолетики постепенно вытягивались змейками вправо, начиная свое медленное движение в направлении на восток. Таких змеек могло быть две, три или больше. Некоторые потом исчезали, другие удлинялись и меняли цвет в зависимости от степени опасности. Рядом наклеивались большие белые цифры, означавшие предполагаемое число самолетов в каждой группе.
В такие часы обстановка в аналитическом зале резко накалялась. Народу прибывало втрое. Стрекот телетайпов и дребезжание телефонов смешивались с гулом голосов и топотом ног. Из разных точек страны с сотен локаторов, на девяносто процентов обслуживаемых все теми же женщинами из вспомогательного корпуса, поступали данные. Постепенно в дело вступали и британские говоруны из Кингстауна. Они быстро распознавали новые пароли и часто сообщали правдивые данные о координатах и направлении движения ударных групп, с тем чтобы войдя в доверие, сбить противника с толку в ответственный момент. Чтобы разобраться в этом потоке правдивой, ошибочной и заведомо ложной информации, необходимо было иметь крепкие нервы и большой опыт. Командование требовало правильных решений. Проще всего было объявлять тревогу в максимальном количестве городов, но при этом останавливалось производство вооружения, парализовывался транспорт, в конце концов, люди просто не высыпались ночью, напрасно проведя ее в бомбоубежище, и шли наутро далеко не с тем настроем на трудовой подвиг, которого от них требовали фюрер, Геббельс и Альберт Шпеер.
Со стороны аналитического зала стекло было чистым, лишенным наклеек и рисунков. С этой стороны на него особыми фломастерами наносилась метеорологическая обстановка, в условных обозначениях которой, впрочем, мог разобраться только специалист. Движение облачных масс, осадки, температура воздуха и скорость ветра по высотам учитывались при присвоении тому или иному району степени грозящей опасности. Четвертая — низшая — быть готовым к объявлению воздушной тревоги; первая — высшая — необходим взлет истребителей ПВО; дополнительные средства артиллерии, как, например, поезда с зенитными батареями на платформах; мобилизация всех пожарных и спасательных служб гау и прилегающих зон. С этой стороны стекла города, плотины и промышленные районы обводились определенным цветом, рядом рисовались цифры, означавшие возможное время подлета противника в минутах. Все это постоянно стиралось мягкими тряпочками, смоченными в особом растворе (отчего в зале стоял легкий запах эфира), заменяясь другими данными. Эту работу, как правило, выполняли два или три младших офицера штаба.
За столом, установленным на небольшом возвышении непосредственно перед картой, сидели два-три старших офицера, принимающих ответственные решения. Для них была предусмотрена отдельная комната отдыха с мягкими диванами, прохладительными напитками, фруктами и сигаретами, которых не купишь на самом черном рынке Берлина. Но больше всего здесь выпивалось кофе. Имелась также аптечка с особыми таблетками, которые, как говорят, могли на время активизировать умственную деятельность или, по крайней мере, подавить сон.
Зона ответственности 1-й дивизии истребителей распространялась на марку Бранденбург, Нижнюю и Верхнюю Силезию, Саксонию, Судеты и Богемско-Моравский протекторат. Эта зона была разделена на несколько районов, каждый из которых курировал офицер ВВС, бывший, как правило, из тех мест. В обязанность таких офицеров входило знать весь партийный и промышленный актив своего района, командование СС и полиции, руководящих работников гитлерюгенда, Красного Креста и множества других организаций. Кроме этого они должны были свободно ориентироваться в таких показателях, как мощность электростанций, ТЭЦ, пропускная способность и состояние автобанов и железных дорог, мостов и судоходных рек. Одним из таких офицеров был гауптман с изуродованным лицом, левая половина которого представляла сплошной ожоговый рубец. Место левого глаза закрывала широкая черная повязка, рот из-за рубцов на губах и утяжках обожженной кожи щеки был несколько перекошен. Капитан отвечал за Саксонию, звали его Эйтель Шеллен.
— Алекс, вставай, если не хочешь остаться. Тебя никто ждать не будет. Толстый с Очкариком уже внизу, вон, машут руками… два балбеса.
— Да… пошли они к черту… — промычало из-под одеяла, — чего так рано-то? Мы же не в Гитлерюгенде…
Вместо ответа засоня получил увесистый удар подушкой, после чего с него было сорвано одеяло. Пришлось встать. Протирая глаза и щурясь, Алекс босиком прошлепал к распахнутому окну. Солнце уже освещало верхние этажи зданий, но площадь в этот ранний час была пуста. Только дворник мел тротуар под маркизами магазина мануфактур Моритца Хартунга да возле комплекса белоснежных статуй в самом центре Старого рынка маячили две маленькие фигурки: те самые балбесы — Толстый и Очкарик.
— У тебя десять минут, — бросил брат и вышел из комнаты.
Оба рюкзака стояли собранными еще с вечера. Алекс подошел к одному из них и потянул за лямку. Ну конечно, так он и думал, опять им предстоит суровый поход с полной выкладкой.
— Эйтель, ты несешь ответственность за всех детей, — наставляла за летучим завтраком фрау Шеллен своего старшего сына. — Сколько всего вас будет?
— Девять или десять, — прошамкал набитым ртом Эйтель.
— И куда же на этот раз? — поинтересовался отец.
— На наше место, к заброшенной ферме. Папаша Котлеты обещал подбросить до Хайденау, а там километров восемь на восток.
— Папаша кого?
— Котлеты. Ну… Густава. Это младший сын мясника Поккуса. Герр Поккус едет сегодня в Пирну за поросятами. Пап, знаешь, какой на Везенице клев! На Эльбе такого не бывает.
— Эйтель, ты должен помнить о двух вещах, — продолжала мать.
— Огонь и вода, — закивал Эйтель. — Я помню, мама. Мы всегда очень осторожны. У нас дисциплина. Спички только у меня одного, а утонуть в Везенице еще никому не удавалось.
Через пять минут братья были внизу. В узком переулке между их домом, в котором на первых двух этажах располагался магазин одежды Роберта Бёме, и узким зданием с мебельным магазином Беннера их поджидали уже шестеро пацанов в возрасте от девяти до двенадцати лет. Четырнадцатилетний Эйтель Шеллен был самым старшим в этой компании. Следующим шли его брат-погодок Алекс и их товарищ по прозвищу Птицелов, но стопроцентное лидерство всегда принадлежало Эйтелю. Всех их, кроме того что они жили по соседству, объединяло общее стремление к независимости. Они не признавали никаких организаций и молодежных союзов, пытавшихся в те годы прибрать к рукам подрастающее поколение. Особенно они не признавали Гитлерюгенд с его муштрой, флагами и барабанами. В основном это были дети тех, кто не тянул руку вверх, приветствуя колонны штурмовиков. И, хотя жили они в мансардах и чердаках самого центра Старого города, а их отцы далеко не всегда относились к рабочему сословию, в их семьях преобладал дух рабочих окраин, отдававших свои голоса социал-демократам, коммунистам, католикам или не отдававших их никому.
Маленький отряд двинулся в сторону набережной к мосту Альберта, где их должен был подобрать отец Котлеты, владевший небольшим грузовичком. Почти у каждого за спиной висел рюкзак с одеялом и продуктами. Толстяк — он же Генрих Виллашек — гордо топал с «обезьяной» на спине, неся настоящий солдатский ранец с деревянным каркасом и крышкой из рыжей с белыми подпалинами телячьей шкуры. Птицелов — Максимилиан Беппе — получил в наследство от отца — бывшего солдата альпийских батальонов Эрвина Роммеля — австрийский горный рюкзак со множеством карманов, ремешков и кулисок. Самый маленький из всех — Вальтер Фишер по прозвищу Таблетка (а также Пилюлька, Аптекарь и т. п.) — пришил лямки к старой солдатской сухарной сумке и носил ее на боку, словно почтальон. Его отчим работал провизором в небольшой аптеке в Нойштадте, и Таблетка, как никто другой из местной детворы, разбирался в назначении лекарств, советуя их всем подряд: и больным, и здоровым.
Алекс, будучи родным братом лидера этой шайки, не имел по этому поводу никаких преимуществ перед
