ржавый незакрывающийся замок, потом сел на землю.
– Дай закурить! - попросил он.
Я сел рядом, протянул пачку: -Травись! Быстрей помрешь!
– Ты как?
Я пожал плечами: - Нормально..., а ты?
Он прикрыл глаза, вроде задремал: - Ты знаешь, испугался... А потом, как я мог оставить тебя одного?
– За меня мог бы не беспокоиться, пока ты со мной, убить могут только тебя! - успокоил я его.
– Спасибо Миша, умеешь ты обнадежить человека!
– Да ты не переживай, все там будем! Только ты раньше...
Июль 1918 (Влад)
Ход был довольно запущеный, хотя что я мог ожидать, станцию метро Комсомольская? А тут еще Ольга достала со своим Минькой, уж какой он хороший, да ласковый, потом она придумала что он очень умный.
– И к тому же Герой Советского Союза!- сказал я, перебираясь через очередную кучу обрушившейся породы.
– Ничего не слышишь?- спросил ее.
– Не глухая пока! Конечно слышу!
– Что?
– Герой Советского....
– Да не это!- прервал я ее, - Сзади люди есть? Погоня?
– Есть конечно, ты сам от не слышишь? Только это не погоня, медленно идут, не знают где мы.
– А следы наши?
– Нету никаких следов, что ты мне голову морочишь?
– Дедушке все расскажу, грубиянка! Как это следов нет?
– Я как лиса прямо, следы хвостом заметаю, а что не надо?
– Надо! - говорю, а сам себя поздравляю, что такой догадливый помощник у меня.
– Молодец, Оля!
– Рада стараться!
Ну это точно Мишкино влияние, казарму разводить в личной жизни... и тут провалился, земля подо мной поехала, мгновение я ехал как с горки а потом отвесно вниз, хорошо не так высоко, а то бы летать научился.
Лежу, наверху Ольга шуршит, мне земля на голову сыплется, хорошо и спокойно так, а она пищит:
– Ты как там? Хорошо?
Хотел ответить: - Етить твою мать, я от удара по заднице на десять сантиметров короче стал, да к тому же она еще и синяя вся наверное!
Но марку держать надо, поэтому отвечаю:
– Все хорошо, голубушка Ольга Ивановна, если помру, так вы с Минькой на мою могилку придите непременно, а то мне скучно будет.
– Придем, придем Владимир Степанович, и цветочков принесем! - отвечает она и скользит слышу ко мне.
Если еще и она на голову свалится, точно не встану...
Но пронесло.
Шлепнулась она рядышком, перевернула меня на живот:
– А теперь, - говорит -сам вставай, потихоньку!
– Цветы, ласточка наша Олечка, вроде как лишнее! - а сам карабкаюсь на четвереньках за стенку держась начинаю выпрямляться, и чувствую себя обезьяной, которая первая на лапы встала.
– Цветы женщинам дарить надо, а покойнику они вроде ни к чему...
– Ой! А мне Мишутка еще ни разу цветочков не дарил!
– Этот Мишутка их никогда никому не дарил! - отвечаю.
– Как хорошо, значит я буду первая!
– Это точно! - руки вверх тяну, растягиваюсь, а под руками какой-то крюк железный. Ухватился за него, ноги поджал и спину расслабил. Миньку бы сюда со своей железякой от миномета. Вот гадина, когда он мне нужен его никогда нет!
Чувствую Ольга меня обнимает, и как крутнет меня влево, потом вправо, я прислушался к себе... Вроде хорошо. Она говорит:
– Хватит висеть!
И все это без света... Плохо соображаю, Ольга в темноте видит гораздо лучше, ей и фонарик не надо!
– Где-то тут был мой фонарь...- я слез с крюка.
– На! - сует она мне в руку. -Только нечего здесь смотреть; крюки да кости вдоль стен.
Значит мы попали в тайные Кремлевские казематы, которые уже лет триста закрыты от любопытной публики. Тайный приказ, опричники, царь придурковатый... Дверь-то замурована наверняка, а наши ломы да лопаты где-то наверху. Угораздило же!
А Ольга тем временем дергает за веревку, и опять зашуршало... Толкает она меня, чтобы на пути не стоял, а рядом сверток падает. Похвалить что-ли?
Не по-командирски это.
– Чуть не убила меня!- ругаюсь. Взял из кучи инструмента лом и стал стенки простукивать.
– Постой!- Ольга услышала что-то. -Близко они!
– Оля,- говорю -если кто спускаться будет, ты его по-тихому выжми, а следующему свою личину покажи, чтобы больше не совались!
– Я уж постараюсь!- отвечает, и встала у стеночки.
Наверху голоса негромкие, свет фонарей, только мы в мертвой зоне, не видно нас сверху, потом веревка ужом спускается и кто-то запыхтел. Счастливчик, не увидит он ничего, не будут его мучить всю оставшуюся жизнь кошмары из Московских подземелий. Неслышно Ольга подошла к нему, за ноги взяла да за шею, так и скрутила в жгут который тут же и бросила.
Второй лезет, Ольга уже в образе кикиморы ждет его, а у меня в башке от удара видимо какое-то затмение:
– За Губермана извиняться не буду! Потому что есть Губерманы и губерманы, Бродские и бродские и почему-то вторых, с маленькой буквы, всегда больше.
Игоря я встретил в поезде, был в командировке в Ленинграде и внагляк без билета вперся к нему в купе, мы пьянствовали с ним всю ночь до Москвы, и он постоянно спрашивал:
– Значит ты не любишь евреев?- и наливал.
Я говорил:
– Не люблю!- и выпивал.
Он выпивал тоже и говорил: -Ну и правильно!
Потом сидел думал и спрашивал: -А как же я?
– Тебя люблю!
– Так я же еврей! - сказал он.
– Ну и что?
Он опять долго сидел и думал, потом выпил еще и сказал:
– Давно пора ебена мать, умом Россию понимать! Действительно, ну и что?!
