что я для вас пустое место! Так, случайно оказавшаяся поблизости разнесчастная, брошенная дура… Ик…
– У нас есть какое-нибудь успокоительное? – встрепенулся Смолкин, поднимая Люсю из-за стола и ведя ее в спальню.
– Есть, – страдальчески бормотала та, – в соседней квартире.
– Настя, – приказал Федор, – беги в соседнюю квартиру за успокоительным!
– Хорошо! – крикнула подруга уже на бегу и скрылась в коридоре.
– Вы с ума сошли?! – перепугалась Люся, внезапно трезвея. – Я в таком виде!
– Какая разница, нам плевать на твой вид. Главное, чтобы подруга моей будущей жены имела нормальную психику.
– Там никого нет, – сообщила вернувшаяся Настена. – Что делать?!
– Умирать! – заявила Люся и, оттолкнув от себя Смолкина, направилась в спальню одна.
Там она, не утруждая себе раздеванием, завалилась на кровать и зарыдала. Глеб не открыл дверь, когда она так в этом нуждалась! Когда она, можно сказать, умирала от тоски, он не захотел с ней разговаривать. То есть с Настеной, но это практически одно и то же. А Люся его так любила! Так любила! Неблагодарный, как и все мужчины. Такой же, как и Федор, который радуется до одури, что вновь оказался холостяком. Глупец! Он думает, что это надолго? Как жестоко он ошибается. На вооружении слабого пола есть такие способы обольщения, какие ему и не снились. Вот, к примеру, женитьба на Селивановой…
Люся повернулась на спину и перестала рыдать. Она как-то незаметно перешла с мыслей о Глебе на Федора. Интересно, почему? Ответ она услышала сразу.
– Так вы меня обе обманывали?! – Эйфория прошла, и в хилый ум удачливого сердцееда вместе с алкогольными парами стали закрадываться шальные мысли.
– Нет, Федечка, – слышался тонкий голосок Настены, – мы не обманывали, мы тебя перевоспитывали.
Люся подняла глаза и уперлась ими в темный потолок. Только этого ей сейчас не хватало: разборок из-за скоропостижной женитьбы.
– Перевоспитывали?! – заводился Смолкин. – Я что, был для вас противоправным элементом?!
– Ты был для нас Федей Смолкиным, лучшим журналистом Энского района…
– Вот! Я лучший! В этом-то все дело, – послышалось негодующее бульканье и тяжкий вздох.
– Ты лучший! – твердила ему Настена. – Для меня.
«Идиот, – отрешенно подумала Люся, – сейчас все испортит. И зачем я позволила ему пить шампанское? Нужно было сразу все расставить по полочкам и прийти к консенсусу. Теперь они без меня, как выпить дать, поругаются». Она повернулась на бок и закрыла уши подушкой, чтобы не слышать препирательств Смолкина. Сейчас ей было явно не до него. У нее самой рушилась личная жизнь, кстати, по его же вине! Это он кричал, что якобы она его жена.
– Федечка! – пискнула Настена, а через мгновение хлопнула входная дверь. – Люся! Люся! Вставай! Он ушел! – подруга ворвалась в спальню и включила свет. – Ой, как тебя раздуло-то.
Люся, стыдясь, что позволила себе непростительную слабину, поднялась с постели и подошла к зеркалу. Если много рыдать, изгоняя из организма лишнюю воду, то получишь вот такую опухшую физиономию. Ей сильно повезло, что Глеба не оказалось дома.
– Вернется, никуда не денется, – Люся расчесала волосы и пошла умываться. – Расслабиться не дадут, что за люди?!
– Не вернется, – мотала головой Настена, следя, как подруга тщательно умывается, стараясь смыть с себя остатки проявленной слабости. – Он меня бросил. Он нас с тобой бросил.
– Свою жилплощадь он не бросит, – плескаясь в воде, заявила Люся. – Куда ему деваться?
– Люсь, у него было столько женщин! И добрая половина из них все еще готова забрать Федечку к себе.
– В последнее время он забыл, что такое женщины. Ему хватало нас с тобой. И мамы. Она снова звонила, приглашала в гости. Мама у него хорошая, думаю, вы подружитесь.
– Люсь, ты о чем?! Федя ушел навсегда! – Пухлые губы Настены задрожали, и Люся поняла, что следующая истерика случится прямо сейчас.
– Они никогда не уходят навсегда. – Она схватила подругу за плечи и окунула под струю холодной воды. – Мы им этого не позволяем!
– Правда?! Бульк…
– Я всегда говорю правду, – заявила Люся и даже не покраснела.
В который раз приходилось действовать ради подруги, забывая о собственном разбитом сердце.
– Перебесится и вернется, – успокоила она Настену, сунув той в руки полотенце. – Только к его приходу, – здесь она пошла на маленькую хитрость, – приведи в порядок квартиру. Ты же знаешь, как он любит чистоту.
– Правильно, – вытирая покрасневшее лицо, согласилась Настена. – Я помою холодильник!
– Отличная идея, – похвалила ее Люся, – и микроволновку тоже.
Лучшее средство от переживаний – физический труд. Люся, когда рушились ее планы, сразу хваталась за работу, чаще всего она мыла полы. Но это случалось редко, а вот сегодня пошла прахом вся жизнь, потому мыть полы не хотелось. Только для Настены это средство оказалось действенным. Она, напевая что-то себе под нос, трудилась на кухне, ожидая возвращения Смолкина.
На дворе уже стояла ночь. Нормальные люди спали, ненормальные – собачники – выводили своих питомцев на прогулку. Те сразу переключались на фигуру, одиноко сидящую в теремке на детской площадке. Фигура отбивалась от них ногами, пока не надоело. Федор, а это был он, вылез из теремка и полез обниматься с принюхивающейся к его ноге таксой.
– Собачья жизнь, – жаловался он удивленному животному. – Бабы, эти сучки, совсем достали! Обзывают кобелиной и норовят дрессировать…
Такса Василиса внимательно слушала Смолкина, помахивая хвостом, и нюхала пропитанный алкоголем воздух.
– Шел бы ты домой, парень, – посоветовал ему хозяин собаки. – Ночь сегодня прехолодная.
– Заболею и сгину, – продолжил мысль Смолкин, обращаясь к Василисе, – и пусть они посыпают свои головы пеплом!
– Нет, костер на детской площадке разводить нельзя! – крикнул ему уводящий таксу владелец.
– Ха! – Федор встал, опираясь о теремок. – А жить-то так можно?! – И он шаткой походкой направился к качелям.
Пока Настена мыла холодильник, у Люси появилась возможность еще немного пострадать в гордом одиночестве. Рыдать уже не хотелось. Она выплакала шампанское, чем просветлила свои рациональные мозги. Валяться наскучило, но и помогать подруге справляться с горем, занимаясь физическим трудом, Люся тоже не собиралась. Недолгие уговоры себя в том, что ее бросают не в первый и не в последний раз и если она пережила одно предательство, переживет и другое, что хоть Люська и перезрелая груша, но зато свободная и тот еще фрукт, дали положительный результат.
Люся торчала у окна и равнодушно взирала вниз. Ничего, когда-нибудь Глеб вернется, и она всем своим видом выкажет ему презрение. Она сумеет, она сильная. Решительная, симпатичная, да чего уж там, обольстительная, очаровательная, привлекательная… Как там в старом фильме? «Я самая обаятельная и привлекательная». Точно. Самая-самая… Ах, Глеб, Глеб, где же ты сейчас?!
Внезапно Люся заметила одинокую фигуру, маячившую возле качелей. Сердце екнуло, но ошиблось. Вместо высокого статного брюнета на детской площадке мотылялся пухлый, откормленный Настеной организм. Она усмехнулась: прикормили Смолкина, как глупую щуку. У ловли в мутном пруду свои законы. Теперь нужно вооружиться сетью, чтобы подтащить ее к рыбаку.
– Настена! – Люся позвала подругу. – Федор нашелся.
– Федечка! – подбежала к окну та и принялась хлопать в ладоши. – Он нас ни на кого не променял!
– Не нравится мне это «нас», – пробурчала Люся. – Беги, веди его обратно.
