сведениями про Викторию Райскую. Возможно, действительно считал, что она не успела ему рассказать, не придав этому особого значения, что… Да мало ли этих «что»! Хуже было то, что он сам ничего про Викторию Райскую ей не сказал! А выпытывать это являлось для Светланы настоящей пыткой.
– Привет, милая, – Бекрушев чмокнул ее в щеку и направился на кухню. Там он поставил на пол пакеты, которые принес с собой, и принялся готовить. – Ты голодна?!
Светлане показалось, что именно так должна разговаривать со своей собакой Люська, когда возвращается с работы. И что же ей теперь делать? Делать вид, что она рада, и вилять хвостом? Ну откуда в ней столько страсти к самокопанию? От мамы, которая была замужем один-единственный раз и до сих пор не может найти свое счастье потому, что слишком разборчива. Что ей, Светлане, надо? Живет с ней мужик, целует ее, спит под боком. Другая бы радовалась, а она копается: не то сказал, не так посмотрел, вообще промолчал.
Михаил возился у плиты, напевая себе под нос нечто невразумительное, а Светлана сидела рядом и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Как отдохнула? – Он поставил перед ней тарелку с отварными магазинными пельменями и замер в ожидании похвалы, которую Светлана не заставила его долго ждать.
– Вкусно пахнут, – вздохнула она, отгоняя мысли о том, что она, оказывается, отдыхала! А она-то думала, что страдает. – И когда ты успел забежать в продуктовый?
– Я спешил, – признался Бекрушев. – Хотел провести с тобой весь вечер. Давай сходим куда-нибудь? В будний день всегда можно купить билеты на любой спектакль. Или ты хочешь в кино? Тогда я согласен только на последние места для поцелуев!
– Я тоже согласна на последние места, – прошептала Светлана, удивляясь своей отходчивости.
– Тогда мы остаемся без сырного соуса, – заявил он. – В нем много чеснока. Кстати, у Топтыгина я экспроприировал вечернюю газету с афишей. Выбирай, куда мы отправимся! – И Михаил широким жестом выложил ее перед Светланой.
Выбрать ей не пришлось, призывно зазвенел телефон. Светлана, ожидавшая услышать кого угодно, скорее всего Люську, была приятно удивлена.
– Привет, – пропищал голос Ермолаевой, источающий сплошной гламур. – У меня сегодня вечеринка. Ты не забыла? Или ты все так же одна?
– Да нет, отчего же, – гордо отвечала ей Светлана, – мы придем.
– Нравится мне это «мы», – пропищала Ермолаева и чуть не умерла от любопытства. – Кто он? Если неудобно, то не говори. Промяукай два раза.
– Мяу-мяу, – подчинилась Светлана, показывая форварду, что разговаривает с не вполне адекватным собеседником.
– Ага, он рядом с тобой, – догадалась Ермолаева, которую любопытство уже снедало. – Если он блондин с голубыми глазами, то промяукай один раз. Если брюнет с карими, то – два.
– Мяу-мяу.
– Если он женатик, то промяукай один раз. Если нет, то – два…
– Мяу! Мяу!
– Бог мой! Где ты достала холостяка?! Кошелева, рассказывай дальше! Если он простой бизнесмен, то промяукай один раз. Если нет, то – два…
– Гав! Гав! – не выдержала Светлана, которой надоело изображать кошку.
– Мама дорогая! Так он олигарх! Приходите немедленно, девочки с мальчиками уже собрались.
Светлана положила трубку и обернулась к Михаилу.
– Нас приглашают на день варенья, – сказала она ему с улыбкой.
– Если это к той, с кем ты только что разговаривала, то знай, я так не смогу! Мне понадобится ветеринар в качестве переводчика.
Светлана засмеялась. Неожиданно ей стало настолько весело и легко, что она на мгновение забыла о своих тяжелых думах и тревогах. Ее любимый человек был рядом с ней, он шутил, кормил ее пельменями, собирался идти с ней на край света (к примеру, театр для каждого мужика и есть тот самый край). Черный ангел все же задел ее своим крылом, и в голове сразу же зазвенела мысль о том, что такое состояние необычайной легкости бывает перед смертью. Она тряхнула светлой головой. Главное, сегодня она шла к Ермолаевой не одна, а с ним! В принципе это не могло быть главным. Но сегодня – было именно так.
Эллочка Ермолаева благодаря деньгам папы – владельца строительной фирмы умудрялась собирать интересные компании, в которых часто мелькали известные личности. Особенно в летний период, когда им срочно требовалось что-то построить или отремонтировать в своем загородном доме. Приглашение к ней в гости уже само по себе обещало увлекательный вечер, а после того, как та объявила о своем намерении приглашать только пары, стало делом чести всех ее сослуживиц. Не прийти означало расписаться в собственной никчемности и невостребованности. Это в девятнадцать на подобные эксцессы можно наплевать. Лет через десять от них начинаешь впадать в панику. Или заводишь домашних животных. В среде, где существовала Светлана, просто неприлично было надолго оставаться одинокой.
Если вспомнить историю Руси, то одинокая женщина всегда воспринималась как исчадие ада. Если ее не выдавали замуж, то отдавали в монастырь, где она доживала свою никчемную одинокую жизнь. А родители краснели от стыда за то, что их дочь так никому и не потребовалась. Сегодня любая может прикинуться феминисткой или лесбиянкой, и все сделают вид, что наконец-то понимают, почему она ходит без мужчины. А в спину ей посмеются: дескать, пошла в лесбиянки и подалась в феминистки из-за того, что не нашла такого дурака, который бы на нее позарился. И невдомек им, глупым, что не хочет она дурака! Не нужен он ей. Уж лучше она останется одна и заведет себе собаку, чем кинется на первого встречного- поперечного. Светлане повезло. Первый встречный-поперечный кинулся на нее сам. И оказался настоящим Принцем с совсем маленьким недостатком – полным отсутствием памяти. Но про этот недостаток вполне можно забыть и представить Принца Ермолаевой.
Ермолаева обомлела от восхищения, завидев форварда на пороге своей квартиры. Светлану она машинально проигнорировала. Как говорят японцы, когда встает солнце, оно затмевает луну. Бекрушев затмил всех остальных мужчин настолько, что Ермолаева не сдержалась и поинтересовалась у Светланы, насколько у них серьезно. Той только оставалось пожать плечами и промяукать. Раскрывать душу, а уж тем более сердце, перед Ермолаевой не хотелось.
Хозяйка дома уверенной хваткой июльского энцефалитного клеща вцепилась в форварда и увлекла его к гостям. Светлана одна прошла в комнату, где суетились приглашенные. Вот-вот должен был нагрянуть писатель Звездунов, который в этом сезоне пользовался необыкновенной популярностью. Когда появился Бекрушев, о писателе забыли. Особенно начисто лишилась памяти женская часть гостей. Но в отличие от них Бекрушев нахмурился и что-то вспомнил.
«Завалиться мне на этом месте! – подумала Светлана, – он все вспомнил!» Она поискала глазами зацепку, которая могла подстегнуть его память. Для того чтобы лучше провести обзор тридцатиметровой комнаты с двумя лоджиями и французскими окнами, она встала на цыпочки и облокотилась на цветочную стойку. Стойка не выдержала веса ее хрупкого тела, зловеще треснула, и с нее соскользнул горшок с цветком. Ясно было, что горшок дорогой, а цветок необыкновенный, других у Ермолаевой отродясь не было. Светлана нагнулась за цветком, зацепилась за стойку и рухнула на пол.
– Хороший ламинат, – прохрипела она обернувшимся на нее гостям, сидя с цветочным горшком в обнимку. – Крепкий.
Ермолаева не обратила на ее падение никакого внимания, настолько она была поглощена новым гостем. А тот после того, как помог подняться Светлане, снова вернулся к хозяйке дома. Водрузив на место злополучный горшок, Светлана заподозрила неладное. Бекрушева явно что-то заинтересовало в разговоре с Ермолаевой, но она не знала, что именно. Таскаться следом за ними из столовой в комнату и обратно было неприлично. Естественно, на приличия, когда у тебя из-под носа уводят жениха, можно наплевать! Но Светлана не могла, сколько себя ни перебарывала. Единственное, на что она решилась, так это пройти за Ермолаевой и форвардом на лоджию, где те закурили.
– Милочка, – обратилась к ней Ермолаева, – здесь только для курящих!
– Очень хорошо, – пробурчала та, – угостите, дяденька, сигареткой. – Она остро ощутила нехватку Люськиного здорового эгоизма и хамства, хотя и произнесла ее слова.
Немного расстроенный Бекрушев порылся в кармане пиджака и достал оттуда пачку сигарет. Он помог
