лишнюю чашку кофе, но перспектива встретиться со Стрелкиной-старшей не вызывала у нее положительных эмоций.
Ларисе пришлось гулять по вокзалу, благо погода стояла вполне прогулочная – на шпалы светило июньское солнце, железнодорожные объявления нежно теребил слабый ветерок, на длинных усах стоящих в тупике электричек задорно пели птицы. Когда через полчаса ей это все порядком надоело, она решила сесть на лавочку и почитать мамин роман, предусмотрительно захваченный ею в дорогу. Лариса огляделась в поисках свободного места и вдруг заметила симпатичного горца, встретившегося ей накануне в подъезде Степанцова. Он, как ей показалось, тоже ее узнал и быстро затерялся в толпе. Кожаной папки, отметила про себя Лариса, с ним уже не было.
«Фатима жарко клялась в бесконечной любви Рустаму, моля его о прощении…», вот дура! Не могла придумать что-нибудь вроде этого: сосед зашел, а у меня как раз пуговица под кровать закатилась. Рустам бы спросил, а не от блузки ли твоей закатилась пуговица? А с чего бы это ей вдруг закатываться? Слишком высоко вздымала грудь при виде соседа?! Мужчины, они такие предсказуемые. Фатиме нужно было бы ответить, что грудь вздымала, думая о нем, Рустаме. Эх, на ее бы месте я бы наверняка выкрутилась, подумала Лариса. А вот она бы на моем? Молила бы о прощении? Ларисины раздумья прервал голос вокзальной дикторши, пообещавшей прибытие электрички на Нудельную на второй путь.
Весь город Тугуев сегодня решил ехать именно в Нудельную. Так, по крайней мере, показалось Ларисе, когда ее со всех сторон обступила толпа и внесла в вагон. Конечно, свободных мест уже не было. Ушлые тугуевцы влезли на них через окно. Ларису прижали к огромному дядьке с окладистой бородой и длинными усами. Она уперлась ему в живот носом, шмыгнула и притихла. Ехать нужно было на эти чертовы кулички всего полчаса, уж как-нибудь она потерпит. Жаль только, что читать в таком положении совершенно невозможно. Придется вечером, когда она будет возвращаться, узнать, чем там все закончилось у Фатимы.
Зато Нудельная ее встретила как родную.
– Мама родная! – тискала Ларису в своих объятьях широкоплечая дородная селянка. – Какая девка выросла! Ноги от ушей – хоть к голове пришей, грудь колесом – не ходи лесом! Вся в мать!
– Вот старая дура, очки дома забыла. Кого тискаешь?! – оттащил от Ларисы селянку веселый после принятия горячительных напитков дедуля. – Не наша это девка. Та должна быть белобрысая, а эта рыжая! Ты приглядись, она на Верку совсем не похожа.
– Да нет, – засомневалась дебелая селянка, вертя Ларису, как куклу, в разные стороны, – задница Веркина, хоть сковороду ставь.
– Морда лица не та! – не сдавался дед.
– Да нет, и морда Веркина. Такая же беспутная.
– А уши, глянь, уши-то не ее!
– Мои это уши, – возмутилась наконец Лариса, до которой дошло, что эти двое встречали не ее, а какую-то другую. Блондинку с толстой задницей и довольным лицом.
Они ее и встретили, когда отпустили Ларису. Блондинка оказалась худющей брюнеткой, злой, как кондукторша, только что изловившая зайца. Троица отправилась восвояси, переругиваясь между собой. А Лариса вдохнула свежий деревенский воздух и огляделась. Воздух оказался далеко не деревенским. До самой Нудельной от станции, где останавливалась электричка, еще было пилить и пилить пешком. Лариса остановила пробегавшую мимо женщину, по виду похожую на местную жительницу, и поинтересовалась, как дойти до деревни.
– Так по трассе и ступай, – показала женщина, – километров пять, не больше. Но можно и напрямки, – добавила она, увидев, что озадачила таким расстоянием горожанку. – Через поля с километр будет.
И она махнула рукой, показывая направление. Народ, что сошел с электрички вместе с Ларисой, уже маячил далеко впереди, в полях. Лариса поблагодарила тетку и отправилась за народом. Она прикинула – идти ей где-то полчаса.
Что росло на этих полях, она не знала. И узнать было не у кого: Лариса безнадежно отстала. Но среди этого неизвестного злака кое-где попадались колокольчики, внешний вид которых она помнила из детских книжек. Лариса принялась рвать цветы и плести из них венок, напевая популярный шлягер. Вдруг среди колокольчиков она обнаружила какой-то редкостный экземпляр и присела на корточки, чтобы его разглядеть. Внезапно она ощутила острое покалывание в области поясницы. Мама милая, подумала Лариса, неужели радикулит?! Но это была не мама и не радикулит. Это был совхозный бык Шатун. Лариса увидела его лицом к лицу, мордой к морде, когда повернулась на его призывное мычание.
Фатима наверняка упала бы в обморок ему под копыта. Но Лариса не сдрейфила, она подскочила, как горная антилопа, и понеслась через поле. Шатуну это чрезвычайно понравилось. До этого момента с ним никто не решался играть в догонялки, и он припустил за ней. Почувствовав погоню нутром, Лариса принялась зубами рвать только что сплетенный венок и бросать колокольчики в наглую бычью морду. Кидать в нее сумку было очень жаль. Там лежала дорогущая косметика!
Ларису вынесло на окраину поля, но легче ей от этого не стало. Там паслось то самое стадо, от которого вечно отбивался бык Шатун. Коровы с худыми боками глядели на беглянку грустными глазами и сожалели, что она не дает им спокойно жевать колосовые.
– А-а-а-а-а! – заорала Лариса, выписывая круги между буренками, пытаясь криком расчистить себе дорогу.
– Му! – возмутилась одна из них, когда Ларисина сумка треснула ее по морде, подняла хвост и одарила землю свежей лепешкой.
– О-о-о-о-о! – завопила Лариса, ступив прямо в нее.
– Еканый бабай! – испугался проснувшийся от шума и крика пастух, прикорнувший под березой.
Он испугался не того, что корова возмутилась, и не того, что бык от удивления сел на задние лапы, как заправский пес, он испугался, что Лариса утонет в том мелком заболоченном пруду, куда она, поскользнувшись на лепешке, с разбегу запрыгнула.
Бульк – и по поверхности воды пошли пузыри.
Пастух кинулся выуживать незадачливую ныряльщицу. Сделал он это быстро – пруд можно было пешком пройти вдоль и поперек. Искусственное дыхание ей делать не пришлось, соображала она отлично, только сначала не смогла разжать руку, уцепившуюся за сумку.
– Мама милая! – Это было единственное, что она сказала, сидя у березы и глядя на проложенную ею через все поле трассу. Создавалось впечатление, что по полю пронеслось стадо слонов. Один из которых, кстати, мирно жевал траву и не обращал никакого внимания на беглянку. Лариса, очухавшись, погрозила кулаком Шатуну, но тот как ни в чем не бывало продолжал питаться. Видно, гоняя ее по полю, нагулял хороший аппетит.
Лариса поблагодарила пастуха, поднялась и зашагала в сторону деревни. Тот проводил ее недоуменным взглядом и покрутил, глядя ей вслед, пальцем у виска.
Пройдя несколько шагов, она решила выжать мокрую майку с джинсами, для чего свернула в прилегающие к полю кусты. Но оттуда на нее выскочила испуганная непрошеной гостьей коза с козлятами. Лариса еле успела отбежать в сторону. «Ладно, – подумала она, – пойду так».
Нужный дом нашелся сразу. Пройти мимо двухэтажного особняка из калиброванного бруса было совершенно невозможно. Резные ставни, круглые окна, обрамляющие вход огромные балясины – все приковывало взгляд. Она постучала в добротную калитку, но ответа не последовало. Лариса подпрыгнула и заглянула через деревянный забор, во дворе никого не было видно. Она решилась и вошла.
Заходить в дом она не стала, а устроилась на большом крыльце. Для приличия позвала хозяина и, искренне обрадовавшись, что никого нет, стянула с себя джинсы и майку, намереваясь их отжать. В этот момент на ступеньках появилась овчарка.
– Не много ли животных по мою душу за один день? – задала Лариса той риторический вопрос, а в ответ услышала предупреждающее рычание. – Не переживай, милая, – сказала она собаке, – после того, что я пережила с быком, ты для меня сущий котенок.
Овчарка обиделась за котенка, приблизилась на пару шагов, глухо зарычала и села.
– Ладно, ты не котенок, – согласилась с ней Лариса и потянулась за майкой, которую, пока отжимала джинсы, повесила немного просушиться.
