– Я не бить ею предлагаю, – сказал Назаров, – а думать. Некоторые иногда головой думают. – И он кивнул на режим работы магазинчика, вывешенный тут же на входной двери.
Виктория поглядела на то, что она писала собственной рукой, и опешила. Воскресенье – выходной день. Сегодня воскресенье. Этого еще не хватало, чтобы он подумал, что она – городская сумасшедшая.
– Дверь проверяю, – деловито сообщила она Назарову, – выходной день, мало ли что. А вам, собственно, какое дело? Вы что-то хотели купить у нас для своей раскрасавицы? Еще двадцать пар обуви? Она что – тайная сороконожка? Или она ею, как крокодил Тотоша, питается? Могу сказать, что отечественная обувь вредна не только для ног, но и для желудка.
– Очень смешно, как крокодил Тотоша, – передразнил ее Назаров, – снова выкрутилась!
– Ага! Я поняла! – воскликнула Виктория. – Вы за мной следите! Или преследуете!
– Очень надо, – возразил Назаров, – я просто мимо проходил. Тут мой офис, – и он указал на соседнее здание. – Мы, не к ночи будь сказано, работаем по соседству!
– Ха! – поймала его Виктория. – А сегодня, между прочим, выходной день и для офисов.
– А я начальник и сам себе устраиваю выходные!
Виктории страшно захотелось схватить эту непробиваемую твердолобую мужскую голову и стукнуть ею о дверь. Но она справилась со своим порывом и презрительно сощурилась.
– Начальник? Что ж, гражданин начальник, ступайте отсюда к себе в офис. Там ваша сороконожка уже поджидает с бутылкой шампанского и ведром льда. И нечего нормальным людям голову дурачить глупыми советами по поводу ее прямого назначения.
Мы не начальники, но в головах разбираемся – зачем она это сказала, Виктория сама не поняла. Несла что попало.
Назаров надулся и ушел. Виктория огляделась, чтобы лишний раз убедиться, что, кроме Славика, никто больше не видел ее глупой выходки с дверью, и полезла в сумочку за мобильным телефоном. Она позвонила Марине, та только проснулась, но уже собиралась заняться главным делом своей жизни – шопингом. Предложение составить ей компанию озадачило Викторию. С одной стороны, ей хотелось пройтись по магазинам, но с другой – глядеть с тоской на то, как твоя подруга меряет одну тряпочку за другой, а потом все покупает оптом, – не хотелось. Виктория была некредитоспособна. Зарплату обещали выплатить только на следующей неделе. Марина догадалась о мучениях Вики и решила по магазинам не ходить, а устроить шопинг у себя на квартире, наконец-то распаковав привезенные чемоданы. Виктория прыгнула в автобус и поехала к ней шопинговать.
– Ты представляешь, – кинулась она к Марине, как только та открыла дверь, – он меня поджидал под дверями магазина! Он следит за мной, значит, чего-то хочет.
– Виноградов сидел у магазина? – не поняла Марина. – Не может быть! Он должен страдать по мне.
– Этого действительно не было, – вздохнула Вика. – Виноградов дострадался до такой степени, что потребовал у меня развод.
– Это ближе к истине, – согласилась с ней подруга. – Но кто за тобой следит? ФСБ или Моссад?
– Славик, – застонала Виктория, – он за мной следит. Фактически преследует!
– Тот парень, с которым ой-ей-ей. Видно, втюрился в тебя и ничего с собой не может поделать.
Рассказывать Марине о том, что Славик просто рядом с магазином работает, было бессмысленно. Сразу же последовал бы вопрос нормального человека: кто работает в воскресенье? Но думать о том, что он к ней неравнодушен, было верхом легкомыслия. Вот Державин в нее втюрился, вчера это было так ясно видно поздним вечером, особенно когда он поцеловал ее в щеку, расставаясь у подъезда.
– Один звонит, второй следит, третий целует, – подвела итог Марина. – Дорогуша, ты пользуешься успехом у сильного пола.
– Ты думаешь? – удивилась Вика, проходя к туалетному столику, доверху забитому косметикой.
– Если ты в этом еще сомневаешься, то мы сегодня убедим окружающих. Помоги-ка мне.
И Марина вытащила один из чемоданов на середину комнаты. Вика еле-еле смогла оторваться от благоухающих пузырьков и гламурных тюбиков и замерла перед богатым гардеробом подруги.
– Вот, – довольно сказала Марина, вываливая вещи на пол, – все мое – твое!
– Нет, – замотала головой Виктория, – что твое, то твое!
– Хорошо, – сразу согласилась та, – тогда все поделим по-честному. Присаживайся рядом.
Вика подсела к подруге, и процесс пошел.
– Это мне. – Марина отбросила пеструю шелковую блузочку в одну сторону. – А это тебе – в другую полетел ажурный комок из рюш. – Это – снова мне, а это – тебе. Мне, тебе. – Содержимое чемодана быстро поделилось на две части. – Теперь примерять! Вдруг что-то не подойдет? Хотя с твоей фигурой можно носить какое угодно тряпье, главное – держаться с достоинством и немножечко с вызовом. Но это сразу приходит после того, как только оденешь костюм от Гальяно или скромное платьице а-ля Шанель. Да, Шанель подойдет к твоему образу больше, – Марина приложила к Вике небольшое черное платье.
Вике платье очень понравилось, оно сидело на ней, как будто опытный мастер шил его специально для нее. Вика пообещала отдать за него деньги со своей зарплаты сразу, как только они окажутся в ее руках, но Марина рассмеялась и заявила, что деньгами не возьмет, и накинула на платье ажурную шаль. Она испортила пуловер подруги и взамен его отдает это черное платьице. Замена показалась Виктории вполне приемлемой: пуловер она очень любила и несколько лет подряд из него не вылезала. Подобным образом Марина сумела уговорить подругу разжиться шикарной блузкой, сносным сарафаном и приличным плащом. Взяв с нее слово, что та будет ходить только в своих шпильках, Марина повела подругу к столику с косметикой, и они занялись макияжем.
– Не пропадать же такой красоте! – заявила Марина и позвонила в салон, куда правдами и неправдами записала Викторию на сегодняшний вечер. – Мне с тобой появляться нельзя, если нас увидит Виноградов, у него возникнут сомнения, сама понимаешь, даже если мы изобразим случайную встречу. Но знай, что в салоне я буду находиться рядом с тобой, и, как только ты засомневаешься в креативной стрижке, я тебя покусаю. Так и знай.
Марина много чего бы наговорила для того, чтобы подбить подругу на креатив, но порыв красноречия прервал звонок. Звонил Виноградов, высветился его телефонный номер.
Марина не стала брать трубку, дав ему время помучиться и созреть. То, что она проводила правильную политику, показало его желание развестись с женой. Оставалось его немного помучить и дожать.
Виктория вся в растрепанных чувствах притащилась в салон, где ее встретили как лучшую клиентку. Видимо, их лучшей клиенткой была Марина, за чей счет она должна была преображаться. Вика вздохнула и решалась на все креативы, вместе взятые. Через два часа из салона-парикмахерской вышла девица, мало чем напоминающая прежнюю Викторию.
Девица виляла попой, трясла окрашенно-уложенной стрижкой и старалась идти с достоинством на высоких шпильках. Теперь она стала гламурной особой, на которую обращали внимание все мимо проходившие мужчины, и ей очень захотелось сказать Славику какую-нибудь гадость.
Ноги сами несли ее к тому месту, где они встретились утром. Виктория говорила сама себе, что ей от него ничего не нужно, что она только желает лишний раз удостовериться, что он – предатель и подлая подстава, организованная Виноградовым, что он… В принципе можно ничего не говорить, а дать ему пощечину, развернуться и выйти. Сегодня, когда она так стильно выглядит, у нее это бы получилось эффектно. Но этот начальник Славик – мужик не робкого десятка, к нему близко лучше не приближаться. Врезать ему сумкой по голове и убежать. Сумку не жалко, этого ширпотреба полно на Черкизовском рынке. К тому же Марина права, должны же в ее жизни появляться приличные вещи.
С чего ей захотелось драться, Виктория не понимала. Видимо, сказалось буйство весны и ее теперешней внешности, от которой мужчины впадали в ступор. Да, Виктория знала, что она выглядит красавицей и никакая сороконожка ей в подметки не годится. Красота – страшная работа, а создание гламурного образа – адский труд. Зато какие дивиденды сыплются на ухоженную головку! Виктория тряхнула стрижкой, и на асфальт посыпался песок. Она недоуменно посмотрела наверх и увидела на балконе третьего этажа довольного малыша с лопаткой в руках. Сквозь балконную решетку он осыпал прохожих содержимым цветочных горшков и радовался от всей души, глядя на их рассерженные физиономии.
